Юмористические рассказы

Однажды я зашёл к ней в спальню, и первое, что бросилось мне в глаза, — был мужской цилиндр.
— Смотри-ка, — удивился я. — Чей это цилиндр?
Она протянула мне обе руки.
— Твой это цилиндр, мой милый!
— Что ты говоришь! Я же всегда ношу мягкие шляпы…
— А теперь — я хотела сделать тебе сюрприз и купила цилиндр. Ты ведь будешь его носить, как подарок маленькой жены, не правда ли?
— Спасибо, милая… Только постой! Ведь он, кажется, подержанный! Ну конечно же подержанный.
Она положила голову на мое плечо и застенчиво прошептала:
— Прости меня… Но мне, с одной стороны, хотелось сделать тебе подарок, а с другой стороны, новые цилиндры так дороги! Я и купила по случаю.
Я взглянул на подкладку.
— Почему здесь инициалы Б. Я., когда мои инициалы — А. А.?
— Неужели ты не догадался?.. Это я поставила инициалы двух слов: «люблю тебя».
Я сжал её в своих объятиях и залился слезами.
II
— Нет, ты не будешь пить это вино!
— Почему же, дорогая Катя? Один стаканчик…
— Ни за что… Тебе это вредно. Вино сокращает жизнь. А я вовсе не хочу остаться одинокой вдовой на белом свете. Пересядь на это место!
— Зачем?
— Там окно открыто. Тебя может продуть.
— О, я считаю сквозняк предрассудком!
— Не говори так… Я смертельно боюсь за тебя.
— Спасибо, моё счастье. Передай-ка мне ещё кусочек пирога…
— Ни-ни… И не воображай. Мучное ведёт к ожирению, к тучности, а это страшно отражается на здоровье. Что я буду без тебя делать?
Я вынимал папиросу.
— Брось папиросу! Сейчас же брось. Разве ты забыл, что у тебя лёгкие плохие?
— Да одна папир…
— Ни крошки! Ты куда? Гулять? Нет, милостивый государь! Извольте надевать осеннее пальто. В летнем и не думайте.
Я заливался слезами и осыпал её руки поцелуями.
— Ты — Монблан доброты!
Она застенчиво смеялась.
— Глупенький… Уж и Монблан… Вечно преувеличит!
Часто задавал я себе вопрос: «Чем и когда я отблагодарю её? Чем докажу я, что в моей груди помещается сердце, действительно понимающее толк в доброте и человечности и способное откликнуться на всё светлое, хорошее».
Однажды, во время прогулки, я подумал: «Отчего у нас никогда не случится пожар или не нападут разбойники? Пусть бы она увидела, как я, спасший её, сам, с улыбкой любви на устах, сгорел бы дотла или с перерезанным горлом корчился бы у её ног, шепча дорогое имя».
Но другая мысль, здравая и практическая, налетела на свою пылкую безрассудную подругу, смяла её под себя, повергла в прах и, победив, разлилась по утомлённому непосильной работой мозгу. «Ты дурак и эгоист, — сказала мне победительница. — Кому нужно твоё перерезанное горло и языки пламени. Ты умрёшь, и хорошо… Но после тебя останется бедная, бесприютная вдова, нуждающаяся, обременённая копеечными заботами…»
— Нашёл! — громко сказал я сам себе. — Я застрахую свою жизнь в её пользу!
И в тот же день всё было сделано. Страховое общество выдало мне полис, который я, с радостным, восторженным лицом, преподнёс жене…
Через три дня я убедился, что полис этот и вся моя жизнь — жалкая песчинка по сравнению с тем океаном любви и заботливости, в котором я начал плавать.
Раньше её отношение и хлопоты о моих удовольствиях были мне по пояс, потом они повысились и достигали груди, а теперь это был сплошной бушующий океан доброты, иногда с головой покрывавший меня своими теплыми волнами, иногда исступленный. Это была какая-то вакханалия заботливости, бурный и мощный взрыв судорожного стремления украсить мою жизнь, сделать её сплошным праздником.
— Радость моя! — ласково говорила она, смотря мне в глаза. — Ну, чего ты хочешь? Скажи… Может быть, вина хочешь?
— Да я уже пил сегодня, — нерешительно возражал я.
— Ты мало выпил… Что значит какие-то полторы бутылки? Если тебе это нравится — нелепо отказываться… Да, совсем забыла, — ведь я приготовила тебе сюрприз: купила ящик сигар — крепких-прекрепких!..
Я чувствую себя в раю.
Я объедаюсь тяжёлыми пирогами, часами просиживаю у открытых окон, и сквозной ветер ласково обдувает меня… Малейшая моя привычка и желание раздувается в целую гору.
Я люблю тёплую ванну — мне готовят такую, что я из неё выскакиваю красный, как индеец. Я раньше всегда отказывался от тёплого пальто, предпочитая гулять в осеннем. Теперь со мной не только не спорят, но даже иногда снабжают летним.
— Какова нынче погода? — спрашиваю я у жены.
— Тепло, милый. Если хочешь — можно без пальто.
— Спасибо. А что это такое — беленькое с неба падает? Неужели снег?
— Ну уж и снег! Он совсем тёплый.
Однажды я выпил стакан вина и закашлялся.
— Грудь болит, — сказал я.
— Попробуй покурить сигару, — ласково гладя меня по плечу, сказала жена. — Может, пройдёт.
Я залился слезами благодарности и бросился в её объятия.
Как тепло на любящей груди…
Женитесь, господа, женитесь.
АЛЬБОМ
I
Они лежат на столе, покрытом плюшевой скатертью, в каждой гостиной — пухлые, с золочёным обрезом и металлическими застёжками, битком набитые бородатыми, безбородыми, молодыми и старыми лицами.
Мнение, что альбом фотографических карточек — семейная реликвия, сокровище воспоминаний и дружбы, совершенно ошибочно.
Альбомы выдуманы для удобства хозяев дома. Когда к ним является в гости какой-нибудь унылый, обворованный жизнью дурак, когда этот дурак садится боком в кресло и спрашивает, внимательно рассматривая узоры на ковре: «Ну, что новенького?», — тогда единственный выход для хозяев — придвинуть ему альбом и сказать: «Вот альбом. Не желаете ли посмотреть?»
И дальше всё идёт как по маслу.
— Кто этот старик? — спрашивает гость.
— Этот? Один наш знакомый. Он теперь живёт в Москве.
— Какая странная борода. А это кто?
— Это наш Ваня, когда был маленький.
— Неужели?! Вот бы не сказал! Ни малейшего сходства.
— Да… Ему тогда было семь месяцев, а теперь двадцать девять лет.
— Гм… Как вырос! А это?
— Подруга жены. Она уже умерла. В Саратове.
— Как фамилия?
— Павлова.
— Павлова? У неё не было брата в Петербурге? В коммерческом банке.
— Не было.
— Я знал одного Павлова в Петербурге. А это кто, военный?
— Черножученко. Вы его не знаете. На даче в прошлом году познакомились.
— В этом году на даче нехорошо. Дожди.
В этом месте уже можно отложить альбом в сторону: беседа наладилась.
Для застенчивого гостя альбом фотографических карточек — спасательный круг, за который лихорадочно хватается бедный гость и потом долго и цепко держится за него.
Предыдущий гость, хотя и дурак, обиженный судьбой, но он человек не застенчивый, и альбом ему нужен только для разбега. Разбежавшись с альбомом в руках, он отрывается от земли на каком-нибудь «дождливом лете» и потом уже плавно летит дальше, выпустив из рук альбом-балласт.
Застенчивому человеку без альбома — гибель.
Мне пришлось быть в обществе одного юноши, который, придя в гости, наступил на собачку, попытался поцеловать хозяину руку и объяснил всё это адской жарой (дело было в ноябре). Он чувствовал, что партия его проиграна, но случайно взгляд его упал на стол с толстым альбомом, и бедняга чуть не заплакал от радости.
Он судорожно вцепился в альбом, раскрыл его и, почуяв под ногами землю, спросил:
— А это кто?
— Это первый лист. Тут карточки нет… Переверните.
— А это кто?
— Это моя покойная тетя, Глафира Николаевна.
— Ну?! А это?
Он перелистал альбом до конца и — беспомощно и бесцельно повис в воздухе. «Спасите! — хотел крикнуть он. — Утопаю!»
Но вместо этого снова положил альбом на колени и спросил: