ПИРАМИДАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ (Мое путешествие в Египет)
Он сразу подчеркнул, что за такой осмотр, конечно, придется заплатить. И, конечно, не ему, а, конечно, тамошним охранникам. Правда, они тоже денег не берут, но ради русского возьмут, потому что их папы тоже учились в университете имени, как он выразился, Патриса Лукумбы.
– Куда идем? – спросил я в надежде, что хоть что-то увижу эксклюзивное, соответствующее моим звездным шортам. Сын летчика показал рукой точь-в-точь, как Саид в «Белом солнце пустыни», и сказал:
– На запад.
Мы прошли по пустыне на запад всего пятьсот метров. Раскопки появились неожиданно, вынырнув буквально из-под земли. Это были похожие на сморщенные в песках траншеи. Как наши окопы военной поры, только выдолбленные в камне. Кое-где темнели входы в подземные катакомбы, словно норы анаконд. В них чертовски хотелось заглянуть.
Мой гид, не замедляя движения, провалился в одну из этих нор так ловко, как будто проделывал это несколько раз в день. Я последовал за ним, но менее элегантно, сняв очки и боясь за шорты.
– А кому платить? – спросил я. – Что-то не видно никого.
– Отдадите позже. Я им передам, – сказал он. – Они все на обеде до завтра!
Он включил фонарик, и мы пошли вдоль его лучика в каком-то потустороннем мире. Вдруг он остановился, остановил меня и с максимальной важностью, шепотом, сказал:
– Смотрите. Стену видите? Вот! Очень древняя стена! Вам нравится?
– Очень, – ответил я.
На мой вопрос, какого века, ответил, что настолько древняя, что когда родилась его бабушка, она уже была, эта стена.
Наконец он завел меня в глубь этого загадочного лабиринта, который, судя по всему, вырыли специально арабы для того, чтобы заводить жаждущих эксклюзивных зрелищ русских туристов. Мы находились, естественно, в очень древней комнате. В ней пахло сыростью и плесенью истории. Она была абсолютно пустая, эта комната. А земля сверху давила, и можно было только порадоваться за мумии, которые не боятся клаустрофобии.
Вдруг мой гид закричал голосом таким, словно увидел тень отца Рамзеса Второго:
– Смотрите, смотрите, вот сюда, вниз, на пол!
Я посмотрел. В зайчике его фонарика полз маленький жучок.
– Это очень редкий жучок! – сказал он мне. – Вам сегодня очень повезло, что вы сюда попали, вы бы никогда в жизни не увидели этого жучка, – сказал он. Он назвал имя жучка – оно было длиннее, чем у арабского шейха.
– А какого времени жучок? – спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.
Но он моей иронии не понял и ответил серьезно:
– Очень древний. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что его видели.
– Ой, ну слава Богу, – ответил я. – Я вам этого никогда не забуду.
Мой гид не понял иронии, сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эти раскопки сторожат пятьдесят охранников. Все-таки то, где мы находимся, египетская государственная тайна. А египетская тайна в Египте меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно здесь и сейчас. Иначе, судя по его тону, я рисковал навсегда остаться здесь и сам превратиться в мумию, покрытую исторической плесенью. И самое страшное – я никому не могу рассказать, что я видел этого жучка.
Журналисты меня часто спрашивают: «Над вами смеялся кто-нибудь когда-нибудь так, как вы смеетесь над другими?» Теперь я знаю, что я буду отвечать им на вопрос. Смеялся! Секьюрити арабский. Он до сих пор, наверное, смеется! Во всяком случае, когда мы вышли из катакомб, у него улыбались не только глаза, но уши. Он тут же побежал от меня восвояси, естественно, отдавать пятьдесят долларов друзьям Лукумбы. А я грустно пошелестел по барханам обратно, переживая не столько за пятьдесят долларов, сколько за испачканные навсегда пылью вечности шорты Ферре… А еще за то, что не успел сфотографироваться с этим жучком на слайд!
Я тогда впервые для себя сделал вывод, по дороге от этих катакомб, что всегда в дурацкую историю попадаю, когда начинаю «звездить».
Лет восемь назад приехал Аксенов, он вернулся из Америки. Он меня не знал. Он знал моего отца-писателя. А его тоже уже никто не знал, потому что он долго жил в Америке в эмиграции. Мы ехали по подмосковному шоссе. И нас останавливает гаишник. Подходит. «Вот сейчас, – подумал я, – сейчас Василий увидит, как я с ним поговорю». Ну, то есть «звездить» решил. Я даю права и говорю: «Ну что?» Тот говорит: «Будем штрафовать». Я ему лицо и так, и так показываю. Гаишник никакого внимания. Так неудобно, я в такой дурацкой ситуации. Я ему так намекаю, может быть, вам билеты на концерт? И он громко отвечает, так, чтобы Аксенов слышал: «Вы думаете, я вас не узнал? Узнал. Я вас терпеть не могу!»
РАЗГАДКА
Дня три я переживал из-за того, что мое свидание с пирамидами оказалось неудачным. Правда, нет худа без добра. Я невольно стал скромнее. Очки Гуччи разбились, шорты Ферре истрепались. Поэтому я купил на арабских рыночных развалах самую дешевую туристическую дерюгу, на которую местные египетские кутюрье специально для наших туристов из глубинки пришили этикетку с надписью русскими буквами «Адидас».
Зато теперь, когда я выходил из гостиницы, местные бомжи не только не приставали ко мне, но и смотрели на меня с жалостью.
Правильно сказал кто-то из моих коллег: «Будь скромнее, и люди к тебе потянутся. Причем, правильные люди!» Действительно, уже на следующий день после покупки дерюги мне повезло с правильным гидом. Нет, не повезло… Я не прав. Скорее всего, бог Ра мне сделал подарок за мои переживания.
Новый гид абсолютно был не похож на предыдущих. Молодой, неживотастый, веселый, его глаза не играли в прятки, пытаясь меня одурачить. Он даже не чесал рукой под брюками в области паха, как это постоянно делают арабы прямо на улице. Вообще, было похоже, что он спрыгнул с какого-то фрагмента древней фрески. Действительно, оказался не арабом, а коптом. Потомком тех древних, настоящих египтян, которые еще сохранились в Египте и основное занятие которых с утра до вечера делать вид, что они уживаются с арабами. С ними, с арабами, его роднило только то, что его мама тоже училась в Москве и до сих пор, как он сказал, тащится от русской литературы и сейчас читает Пелевина.
Он очень неплохо говорил по-русски, хотя в России ни разу не был. Но уже знал такие слова, как «разборка», «новый русский», «развести», «лох». Видимо, мама зачитывала ему вслух страницы из Пелевина. Он даже знал, что такое мухомор и как его нюхать. Правда, выражение «в натуре» он знал, но пристраивал его в своей речи совершенно некстати. Например, спрашивал меня: «Как вас, в натуре, звать?». И я ему, в натуре, отвечал, как, в натуре, мое имя.
Он сказал мне, что русские туристы ему нравятся, они веселые, общительные, но вот в последнее время он иногда чувствует себя лохом, потому что не знает, чего от них, в натуре, ожидать. Например, один из его клиентов выпил в баре, после чего сказал поздно вечером: «Что бы такого веселого придумать? Пойти, что ли, соседу по номеру морду набить?» А на вопрос – зачем? – ответил: «Хочется сделать что-то полезное для человечества». И моему гиду было непонятно, что в этом полезного для человечества.
Другой наш турист, напившись, ночью после бара прыгнул в одежде в бассейн. Ну, просто разбежался и прыгнул. От радости. И начал в бассейне кричать, бить руками по воде, булькать под водой, забрызгал все вокруг бассейна. Проходящие мимо немцы за него испугались, думали, человек тонет. Начали вытаскивать. Он их от радости, мокрый, принялся всех обнимать. Они думали, что он их благодарит за спасение. И наутро устроили скандал администрации гостиницы, что вокруг бассейна ночью не вытирают, скользко, и русский турист, поскользнулся и свалился в воду. Им же на ум не могло прийти, что он сам прыгнул туда в одежде. В результате перед нашим извинились, принесли ему в номер бесплатно фрукты и шампанское! И носили каждый день, и каждый день он прыгал в бассейн. И они думали: «Вот дурной русский, в одном месте все время падает в бассейн».