Да, господин министр

– Хамфри, – с упреком сказал я ему, – вам же платят за то, чтобы вы давали мне советы. Так посоветуйте что-нибудь.
– Собственно говоря, это все равно, что давать советы капитану «Титаника» после того, как он напоролся на айсберг, – заявил сэр Хамфри.
– Да будет вам, – не сдержался я. – Безвыходных положений не бывает. Что-то ведь можно сделать?
– Можно спеть «Терпи со мной».
Раздался стук в дверь, и в купе просунул голову Бернард.
– С вами хотел бы переговорить господин министр иностранных дел.
Вошел Мартин.
– О, господин министр! – Сэр Хамфри был теперь сама учтивость.
– Да, это я, – подтвердил Мартин. – Читали речь?
Не успел я ответить, что читал, как меня опередил сэр Хамфри:
– Да, и моего министра очень беспокоит, что правительству намылят шею… Предположительно, шотландским мылом.
Глупые шуточки Хамфри начинают меня утомлять. Я спросил Мартина, чем он объясняет демарш Селима Мохаммеда. По его мнению, речь рассчитана на «внутреннее потребление»: президент жаждет показать себя ярым антиколониалистом перед остальными африканцами.
Бернард снова просунул голову в купе и предложил нам подготовить проект официального заявления в ответ на речь. Прекрасная идея.
– Я пригласил Билла Причарда, нашего пресс-секретаря, – добавил он.
Билл Причард оказался рослым детиной мощного телосложения форварда-регбиста.
– Найдется ли местечко для маленького? – игриво спросил он, втискиваясь в и без того переполненное купе. В результате Хамфри полетел на диван.
Я спросил своего постоянного заместителя, как он относится к идее с заявлением.
– Дело в том, господин министр, – осторожно начал Хамфри, поднявшись на ноги (настоящий мандарин, несмотря даже на падение и на нелепый халат), – что в данном случае мы, как всегда, имеем шесть возможных решений. Первое – ничего не предпринимать. Второе – опубликовать в прессе заявление, осуждающее речь президента. Третье – направить официальный протест. Четвертое – прекратить экономическую помощь. Пятое – разорвать дипломатические отношения. Шестое – объявить войну.
Значит, выбор все-таки есть… и довольно богатый. Это хорошо. Я спросил Хамфри, что же именно нам следует предпринять.
– Давайте рассмотрим все варианты по порядку, – предложил он. – Первый: если мы ничего не предпримем, мы тем самым косвенно выразим согласие с содержанием упомянутой речи. Второй: выступив в прессе, мы сами себя высечем. Третий: если мы направим официальный протест, его просто-напросто проигнорируют. Четвертый: прекратить экономическую помощь мы не можем, поскольку мы им никакой помощи и не оказываем. Пятый: если мы разорвем дипломатические отношения, мы не сможем вести переговоры о продаже нефтяного оборудования. Шестой: в случае объявления войны может сложиться впечатление о неадекватности нашей реакции… Конечно, в старые добрые времена мы просто направили бы туда канонерку, – после небольшой паузы закончил он.
Мною снова овладело отчаяние.
– А теперь… исключено?
Все с недоумением уставились на меня. Безусловно, это исключено. Бернард, которого где-то носило, пока Хамфри перечислял возможные решения проблемы, снова втиснулся в купе.
– Сюда идет постоянный заместитель господина министра иностранных дел и по делам Содружества, – сообщил он.
– Великолепно, – пробормотал Билл Причард. – Сейчас здесь станет, как в «черной дыре» Калькутты.
Скоро я понял, что он имел в виду. Сэр Фредерик Стюарт, прозванный в кругу близких друзей Джамбо [27], распахнул дверь. От удара Бернард отлетел к стене, Мартин повалился на умывальник, а Хамфри – снова на диван.
– Можно войти, господин министр? – спросил он неожиданно писклявым голоском.
– Попытайтесь, – ответил я.
– Вас-то нам и не хватало, – простонал Билл Причард, когда колышущаяся гора мяса – иначе не скажешь – с трудом втиснулась в крошечное купе, придавив Билла к зеркалу, а меня – к окну. Теперь мы все стояли, плотно прижавшись друг к другу.
– Добро пожаловать в наш стоячий комитет, – пошутил сэр Хамфри, непонятно как сохраняя горделивую осанку.
– Что нам делать с этой мерзостью?… Этой мерзопакостной речью, – торопливо добавил я, чтобы Джамбо не обиделся. Его лысая голова ярко блестела, отражая свет лампы.
– Дело ясное, – пропищал он. – По-моему, мы все догадываемся, что за этим кроется, не так ли, Хампи [28]?
Хампи? Это его прозвище? Я с удивлением взглянул на своего постоянного заместителя, а он, очевидно, подумал, что я жду от него ответа.
– Э-э… полагаю, сэр Фредерик имеет в виду, что оскорбительные фразы в упомянутой речи, возможно, вставлены намеренно, с целью, скажем, получения определенных выгод…
– Ход в игре, – заметил Джамбо.
– Первый выстрел в сражении, – уточнил Хамфри.
– Разведка боем, – подхватил Бернард.
Эти государственные служащие – непревзойденные мастера штампов. Они могут сыпать ими до бесконечности, пока их не остановишь. Что я и сделал, весьма проницательно заметив:
– Вы хотите сказать, он чего-то добивается?
Слава богу, хоть кто-то способен разобраться в ситуации.
– Если бы не добивался, то какой смысл заранее знакомить нас с текстом речи? – пожал плечами Джамбо. (Сильный аргумент!) – Но, к сожалению, мы все равно ничего не сможем предпринять, поскольку персонал бурандийского посольства недавно полностью сменился, да и саму речь мы только что получили. К тому же мы практически ничего не знаем о новом президенте…
Сэр Хамфри бросил на меня многозначительный взгляд.
– Я знаю, – без особого энтузиазма признался я.
Мартин был крайне изумлен. У Джамбо отвисла челюсть.
– Они вместе учились в колледже. – Хамфри повернулся ко мне. – Студенческое братство, не так ли?
Интересно, это вопрос или намек? Такой поворот событий меня совсем не устраивал. В конце концов, я не виделся с Чарли почти двадцать пять лет, он, возможно, и не узнает меня. Вряд ли от этого что-нибудь получится.
– Мне кажется, целесообразнее будет, если с ним встретитесь вы, сэр Фредерик, – сказал я.
– А по-моему, вы для него куда весомей, господин министр, – возразил Стюарт. (Похоже, ему и невдомек, насколько нелепо прозвучали его слова.)
Последовала пауза, во время которой Билл Причард безуспешно пытался скрыть хихиканье под видом кашля.
– Итак, мы все едины в том, – констатировал сэр Хамфри, – что гора должна идти к Магомету.
– Не гора, а Джим, – поправил Мартин, сделав вид, будто не замечает ни выразительного взгляда своего постоянного заместителя, ни нового приступа «кашля» у нашего пресс-секретаря.
– Ну что ж, – согласился я, видя, что путь к отступлению отрезан. – Но вы пойдете со мной, – добавил я, повернувшись к Хамфри.
– Ясное дело, – ответил он. – Вас одного я бы и не отпустил.
Что это: очередное оскорбление или я просто брежу?
Позднее в тот же день
Чарли Умтали – пожалуй, теперь мне лучше называть его господином президентом Селимом – принял нас в люксе отеля «Каледония» ровно в 10 утра.
– Кого я вижу, Джим! – Он встал с кресла и, радушно улыбаясь, пошел нам навстречу. – Входите, входите, я искренне рад.
Столь теплый прием настолько взволновал меня, что я напрочь забыл, как великолепно он говорит по-английски.
– Чарли, – сказал я, пожимая ему руку, – давным-давно друг друга не видеть…
– Со мной совсем не обязательно говорить на пиджин-инглиш [29], – заметил он и, повернувшись к своему помощнику, велел подать кофе.
Я представил сэра Хамфри. Затем мы сели за небольшой круглый столик.
– Знаете, мне всегда казалось, что в титуле «постоянный заместитель» есть нечто унизительное, – начал разговор Чарли.
Брови сэра Хамфри поползли вверх.
– Простите?
– По-моему, он вызывает невольные ассоциации с помощником машинистки или с чем-то в этом роде, – любезно улыбнулся Чарли, и брови моего постоянного заместителя исчезли где-то под волосами. – Хотя на деле от вас зависит все, абсолютно все, не так ли?