Культура на службе вермахта

Помимо жесткой фиксации на нацистских идеологических ценностях, большую роль играла фиксация нацистских функционеров от образования на физическом воспитании детей. Нацистские методисты были убеждены, что в довоенной Германии и в период Веймарской республики, как ни в какой другой стране, воспитание было сосредоточено на знании, а не на деятельности, не воспитывало характер человека. Грубо говоря, если англичане уподобляли жизнь спорту, то немцы — накоплению знаний; ни то, ни другое нацисты не считали правильным. Главной ценностной установкой нацистских школьных методистов и теоретиков было игнорирование содержательной части образования и выдвижение на первый план физического воспитания, трудового воспитания и обучения, допризывной подготовки, воспитание активизма, понимаемого исключительно с идеологических позиций. Главными и опорными установками в процессе нацистского воспитания были сознательно культивируемый антиплюрализм, антирационализм (ученики должны были в первую очередь верить в партию и в фюрера и меньше думать и сомневаться), коллективизм (понимаемый как проявление национал-социализма на более низком социальном уровне), а также активизм, который касался как метода, так и содержания образования; активизм основывался на механистическом представлении о единстве тела и духа — эти монистические взгляды должны были способствовать осуществлению тоталитарных целей {33}. В целом, однако, не следует переоценивать воздействие нацистской идеологии на школу, ибо период истории нацизма сам по себе мал, к тому же не везде давление нацистских школьных политиков было значительным. Наименьших успехов нацисты добились в Гамбурге, так как ганзейские города отличались прогрессивной школьной системой, при которой директора школ избирались коллегией учителей на определенный срок, а родительские советы принимали участие в управлении школой. Нацисты не смогли сразу покончить с прогрессивными либеральными началами, для этого им понадобилось довольно много времени.
Ганс Змарзлик (тогдашний школьник) вспоминает, что влияния нацистской идеологии в школе часто не было заметно, антисемитизма детям специально никто не внушал, а антисемитский листок «Штюрмер» (Sturmer), который вывешивали на улице, привлекал подростков лишь порнографическими рисунками {34}. Учитель немецкого, будучи членом партии, сказал однажды, что Генрих Гейне — это еврей, которого нельзя считать великим немецким поэтом, но ряд его стихотворений все равно следует выучить наизусть. Когда Змарзлик в 1939 г. отказался писать сочинение на тему «Солдат — немецкий мужской идеал» (сказав, что он так не считает), учитель дал ему другую тему. Когда дети в классе потребовали у учителя литературы обсуждения романов Ремарка, запрещенных в Третьем Рейхе, учитель уклонился, заявив, что писатель того не стоит. При этом он пояснил, что книги Ремарка похожи на описание соревнований по прыжкам в воду, которые в целом прошли успешно, но двое прыгунов получили травму. Однако, изображая блестящий спортивный праздник, автор сосредоточился только на этих двух несчастных случаях {35}. Педагогу нельзя отказать в находчивости, тем более что пацифизм и интеллектуализм Ремарка мало соответствовали духу того времени, — гораздо больше читали романтика войны и фронтового товарищества Эрнста Юнгера.
Когда директор школы (убежденный нацист) упрекнул Змарзлика в том, что он, будучи звеньевым в ГЮ, ходит на уроки закона божьего, мальчик ответил, что хочет остаться верующим католиком. Директор похвалил школьника и сказал, что каждый человек должен иметь собственные убеждения и не отступать от них под давлением обстоятельств {36}.
О расовом учении в школе особенно не распространялись, лишь на уроке биологии описывали различные расовые типы; некоторое время в классе было модно завидовать «нордическим типам», но Змарзлик успокаивал себя тем, что «восточно-балтийский расовый тип», к которому он сам относился, обладает, по словам педагога, «способностью к языкам и музыкальностью».
Часто и сами учащиеся пытались из идеологии нацизма и собственного активизма извлечь для себя хоть какую-нибудь пользу. Так, Дресслер вспоминает, что он и его друзья-гимназисты, измученные латынью и греческим, не готовили уроки, мотивируя это занятостью общественной работой в ГЮ. На недовольного их пропусками и хронической неуспеваемостью учителя они решили надавить через партийные инстанции. В итоге лоботрясы избавились от утомительных занятий древними языками, а учителя уволили {37}. ГЮ претендовала на роль воспитателя молодежи — для этого ей была выделена суббота (при сохранении ежедневного учебного плана в 6 часов занятий). Затем следовали различные кампании, собрания и митинги — из-за них произошло выпадение 25–30% учебного времени: вследствие этого учебный год — по подсчетам учителей Дюссельдорфа — составил максимум 30 недель {38}.
Наряду с обычной школой нацистами были учреждены элитные школы НАПОЛА (NAPOLA — Nationalpolitische Lehranstalten) — национально-политические учебные учреждения, в которых готовили будущих функционеров нацистского государства. Первые три НАПОЛА возникли уже в 1933 г., в них принимались 10–18-летние молодые люди. После преобразования кадетских интернатов до 1935 г. возникло еще 12 НАПОЛА. Они были основаны как полные средние школы (hoheren Schulen), отчасти как гуманитарные гимназии, и готовили для поступления в университет; это были интернаты, построенные по образцу прусских кадетских училищ. Наряду с интенсивным военно-политическим обучением (каждый год кадетов отправляли на военные маневры), учащиеся несколько месяцев должны были отработать на заводах, в шахтах и в деревне. Ответственным за НАПОЛА был инспектор, генерал СС Август Хайсмайер. Девизом НАПОЛА были слова «Glauben, Gehorchen, Kampfen» (верить, слушаться, бороться).
Программа НАПОЛА была направлена на воспитание в юношах солдатского духа, мужества, простоты и готовности к жертве. Первоначально руководство этих школ находилось в руках партии, но потом СС перехватило инициативу и подмяло эти школы под себя; эсэсовцами были и большинство учителей. До начала войны число школ НАПОЛА достигло 31 (из них три школы НАПОЛА для девочек). Наиболее характерным для школ НАПОЛА было подчеркнуто милитаристское воспитание на фоне строгой нацистской идеологической выучки; школы готовили будущих руководителей СС, полиции, других учреждений нацистского государства, а также офицеров. Услышав, что часть учеников в одной из школ НАПОЛА посещают католическую церковь и проходят там конфирмацию, Гиммлер рекомендовал руководству школы требовать у родителей и учеников выхода из церкви {39}.
Школы НАПОЛА располагали прекрасной материальной базой — конюшнями, парком мотоциклов, автомобилей, аэродромами с планерами и т. д. Во время войны Гитлер согласился на предложение Гиммлера создать две школы НАПОЛА в Голландии с одной третью учеников-голландцев и двумя третями немцев, причем заключительную часть курса голландцы должны были пройти в Германии; аналогичные школы Гиммлер планировал создать и в Норвегии {40}.
Знаток системы образования в Третьем Рейхе немецкий историк Гаральд Шольтц указывал, что только в войну были созданы условия для действительного превращения интернатов в учреждения мировоззренческой муштры и сокращенных учебных программ {41}. Любопытно, что Шольтц настаивал на тезисе о том, что при нацистах не было элитных школ, но были школы, более отвечающие потребностям режима. По Шольтцу, парадокс состоял в том, что нацисты, сами будучи враждебны образованию и просвещению, стремились и новую элиту общества сделать такой же {42}. Иными словами, отборные школы (Ausleseschulen) не производили элиту, но имитировали процесс отбора.