Карета призраков

Маленькая графиня де Гру, слабонервная, нетерпеливая особа, посмотрела на мужа, стоявшего подле неё, как бы умоляя: «Ради Бога, сделай что-нибудь, чтобы прекратить эту сцену». И граф, напустив на себя величественную важность, под стать Людовику XIV, выступил вперёд и пожелал знать, сообщил ли господин де Мори всё, что имел сообщить.
— Я предупредил вашу семью об опасности, сударь, — спокойно ответил Бернар, — и всё ещё смею надеяться, что предупредил не напрасно. Мой долг безропотно сносить ваши обвинения, к которым склоняет вас подозрительность. Я мог бы предполагать, что найду здесь такой приём. Я рад, что среди вас есть, по крайней мере, один человек, не разделяющий ваших подозрений.
— Я никогда, никогда не унижусь до этого, — послышался торопливый полушёпот из-за кресла маркизы.
Бернар поклонился в знак благодарности.
— Довольно! Это уже слишком, — тихо проговорил шевалье, обратившись к маркизу де Гру. — Вы сами положите этому конец, или прикажете мне?
Но тут вмешалась старая маркиза.
— Ну что же, прощайте, сударь, — сказала она, вставая. — Покорнейше благодарим вас. Если ваше предостережение не лишено оснований, мы, вероятно, никогда больше не увидимся с вами. Я бы только попросила вас употребить всё своё влияние, прибегнув также к содействию вашего отца, дабы по возможности сократить наше пребывание в тюрьме.
Виконт де Мори низко поклонился и вышел из гостиной. Маркиз дал знак сыну оставаться на месте и сам направился проводить виконта.
— Послушайте, что я скажу, дорогой друг, — произнёс он, заводя гостя в приёмную. — Что касается меня, то я нисколько не сомневаюсь в ваших честных намерениях. Но видите ли, вы в немилости у де Мазана и дам. Он ревнует вас, а они на его стороне.
— Позвольте с вами не согласиться. Отнюдь не все. Иначе с чего бы он стал ревновать ко мне?
— А, вы о мадемуазель. Она не в счёт. Однако послушайте: на свой страх и риск хочу предоставить вам хорошую возможность. Поезжайте с нами. Доверьтесь нашей небезопасной карете. Когда мы благополучно пересечём границу, вы можете поссориться с де Мазаном — вызовите его на дуэль и убейте, если вам так угодно. И тогда вы сможете попытать счастья…
— Вы очень любезны, сударь. Но я связал свою судьбу с Францией, Что же касается кареты, жаль, что вы никак не хотите поверить в опасность вашей затеи. Ах, позвольте хотя бы, я спасу вашу племянницу!
— Это невозможно! — отвернувшись, произнёс маркиз. — Я дал слово де Мазану и при всём желании не могу нарушить его.
— Ужасно! Какое варварство! Жертвовать такой жизнью.
— Ни слова больше. Сюда кто-то идёт. Благодарю вас за ваши добрые намерения. Прощайте.
Виконт де Мори покинул замок. Когда маркиз де Гру вернулся в гостиную, вид у него был усталый и мрачный; казалось, будто он за один миг превратился в старика.
  
II
 
Мадемуазель Леонора де Гру д’Иэамбер играла далеко не последнюю роль в замке. Её отец женился — весьма необычный шаг для младшего сына и, что ещё удивительнее, женился по любви — на наследнице имения Изамбер. Таким образом, он стал владельцем большого поместья с великолепным замком и обрёл полную независимость от родителей. Но фортуна улыбалась ему недолго. Он и его жена умерли в молодом возрасте, а их единственный ребёнок был отдан на попечение бабушке — старой маркизе де Гру.
Леонора, тихая, застенчивая девушка, во всём беспрекословно подчинялась величественной, строгой и властной старухе, что было необычно даже для Франции того времени. Ей прочили в мужья де Мазана, бессердечного салонного фата, который был к тому же на двадцать лет её старше. «Умён, прекрасно воспитан, аристократ; обаятельный человек», — твердили де Гру всякий раз, когда заходила о нём речь. Лишь один маркиз не присоединял свой голос к хвалебному хору: кое в чём он расходился во мнениях с блестящим кузеном своей жены. Разумеется, открыто несогласие не проявлялось — лишь нет-нет возникали сомнения: неужели и впрямь можно быть таким алчным, скупым и жестоким и в то же время первенствовать среди людей благородного сословия.
Господин де Мазан ещё не был даже помолвлен с мадемуазель д’Изамбер, но все понимали, что их брак дело решённое, и одобряли его. Кто как не шевалье лучше всех распорядится прекрасными поместьями д’Изамбер. Родственные отношения шевалье с де Гру тоже говорили в его пользу. Леоноре шёл уже девятнадцатый год, и её брак с де Мазаном, возможно, уже состоялся бы, если бы не известные волнения во Франции, которые заметно остудили пыл шевалье.
Замок д’Изамбер находился недалеко от Парижа, в самой гуще революционных событий, и господин де Мазан рассудил за благо подождать, когда волнения улягутся, дабы не обременять себя хлопотами о молодой невесте, поневоле выходящей за него замуж. Её родственники сами позаботятся, чтобы она от него не ускользнула.
А предстоящая эмиграция избавит её от влияния молодого Бернара де Мори. Его отец, граф де Мори, ближайший сосед де Гру, никогда особенно не питал к ним дружественных чувств. Его отношение к знати было до того своеобразно, что не вписывалось ни в какие великосветские традиции. Тем не менее, до последнего года Бернар часто бывал в замке де Гру; давнишняя детская дружба между ним и Леонорой переросла в некое чувство, не менее нежное и пылкое, по причине своей безнадёжности, а также потому, что оно не выражалось напрямую и изъяснялось лишь немногими словами.
Но даже теперь у Бернара были свои союзники в замке, хотя, быть может, и не очень могущественные. Среди них была старая няня Пернэт Флике, носившая некогда на руках мать Леоноры, а затем и её самоё. После смерти матери Леонора была доставлена из Изамбера в Гру именно под присмотром Пернэт.
Дочь няни Жаннет приехала в свите юной мадемуазель и вскоре получила разрешение у маркиза выйти замуж за Люка Бьенбона, дворецкого господина де Мори. Пернэт сразу же не поладила со старой маркизой, которая часто грозилась её уволить, но всякий раз с презрением прощала её: она понимала, что дерзкая, прямодушная старуха-республиканка вряд ли заменима для Леоноры.
— Allez [1] — говорила маркиза. — Пернэт несёт несусветный вздор, но в душе она добрая. Кому какое дело до неё и её острого языка. Пусть остаётся в замке.
Если бы Пернэт и её дочь взялись отравить де Мазана, и отдать юную госпожу в руки Бернара де Мори, они бы сделали это без особенных угрызений совести. Но сладить с многочисленным семейством де Гру им было не под силу, и до последнего времени им оставалось только роптать.
Приготовления к отъезду велись совершенно открыто. Дамы руководили укладкой гардероба, и Пернэт получила распоряжение от маркизы собрать все лучшие платья и драгоценности мадемуазель д’Изамбер.
— Ха! — воскликнула Пернэт. — Хороший подарочек восставшему народу! Мадам изволит — будет исполнено. Только на вашем месте я бы закопала несколько сундуков во дворе замка.
— Чтобы, когда мы уедем, ты их откопала? да, моя дорогая Пернэт? — ответила маркиза де Гру.
— Как вам будет угодно, мадам. Но мадемуазель я не оставлю. Куда она поедет, туда и я, — хладнокровно ответила Пернэт.
— Что я слышу? Ты хочешь отправиться с нами в это опасное путешествие? Нет, серьезно, ты разве не слышала, что нам предрекают: мы едем прямёхонько на гильотин! Или, по-твоему, виконту де Мори всё это приснилось?
При этих словах сердце Пернэт смягчилось, и она прониклась расположением к старой. Было видно, чго госпожа обратилась к ней как к другу, взгляд её выражал вполне понятную тревогу, но в нём не было ни малейшей тени страха.
— Мадам знает, какие злые у нас в деревне люди. Псы сущие, — проговорила она. — Мне дочь сказывала, а ей муж говорил, что очень опасное это дело. Господин виконт умнее, чем все эти господа. Он знает, о чём говорит.
— Но мы не доверяем ему, — замотав головой, возразила маркиза — Он и его отец лживые, бесчестные люди. Ступай, Пернэт, делай, что тебе велено, и скажи мадмуазэль, чтобы зашла ко мне.