Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса-сборник]

Время от времени они осознают нелепость этих метаморфоз, и тогда раздается самый приятный и самый желанный из всех звуков в мире — искренний детский смех. Но, как правило, они серьезны, как судьи, если это сравнение здесь уместно.
Однажды в самом начале войны Парнишка, тогда совсем маленький, напустил на себя суровый и надменный монарший вид.
— Кто ты сегодня, сынок? — спросила его мама.
— Я — германский император.
— Ах, Боже мой! — воскликнула леди Солнышко. — Ведь Папе это не понравится!
— Папе! Какому-то английскому простолюдину! — высокомерно ответил кайзер.
В тот день Парнишку обуяло непослушание, и он упорно гнул свою линию. Подобной находчивостью дети очень часто, осознанно или неосознанно, переигрывают взрослых.
— А кем ты станешь, когда вырастешь? — благожелательно спросил кто-то из гостей.
— Ну конечно, как Папа — ничего делать не буду! — последовал ответ.
Если хотите узнать, как работает живой детский ум, возьмите книжку с картинками, которые наверняка вызовут у детей неподдельный интерес, и спросите их, что они там видят. У Папы есть иллюстрированная история древнего мира, вызывающая восторг как у учителя, так и у маленьких учеников. Начинается она с Вавилона, потом идут Ассирия, Египет, Греция и все остальные государства древности. Наше трио усаживается тесным кружком на ковре в гостиной, взирая на портреты предков на стенах, и гадает, кто же это может быть. А в это время Папа, возвышаясь в кресле, начинает притворяться, будто знает гораздо больше, чем на самом деле.
— Что это? — спрашивает он.
«Это» представляет собой часть гробницы эпохи неолита со скелетом и ритуальными сосудами вокруг него.
Дети внимательно рассматривают рисунок.
— Это живот слона и человек, которого он съел, — твердо заявляет Толстик.
— Слоны не едят людей, — замечает Парнишка. — Они едят булочки.
— Это кастлюли, — произносит Крошка. Она говорит редко, но очень уверенно, и всегда попадает в точку.
— Верно, милая, кастрюли. Человек умер, его похоронили, а утварь пригодится ему в загробной жизни. Так думали в те времена. А это что?
— Волчица кормит дядю Рема.
— Ромула и Рема. Это два мальчика, которые выросли и построили Рим. Их вскормила волчица.
— А интересно, они знали о Маугли? — спрашивает Парнишка. — У него ведь тоже была волчица вместо мамы.
— Как здорово, что у нас нормальная мама! — вступает Толстик. — Молиться на ночь вместе с волчицей! Страх какой, а?
— Они выросли очень сильными, — продолжает Папа, — и возвели прекрасный город, который в свое время покорил весь мир.
— Но не Англию, — веско возражает Парнишка.
— И Англию тоже.
— Ух, ты! — выдыхают все трое.
— Но не всю, — настаивает Парнишка.
— Знаешь, а ведь нам это пошло на пользу, — объясняет Папа. — Мы ведь тогда еще бегали в звериных шкурах, а римляне многому нас научили. Ну-с, ребята, а это что такое?
Удивительно, сколько полезного смогут узнать дети, если обучение превратить в игру, а не сделать обязанностью. Некоторые из картинок они видели раньше, так что сейчас тараторят наперебой, дополняя друг друга.
— Вот здесь греки устраивали игры.
— А вот тут мчались по кругу на колесницах.
— В этом храме жил бог.
— Это Вавилон, там у них были огромные такие каменные ступени с садами, а дома они строили из глины. Сейчас там только черепки лежат, а вокруг собаки бегают.
— Это царский дворец. А вон царь убивает львов на стене.
— Так, — говорит Папа. — А это что?
Вот так загадка. На фреске египетский надсмотрщик с табличками для письма в руке показывает темнокожим рабам, что им делать. Руки его очень странно изогнуты.
— Один боксирует против шестерых, — полагает Парнишка.
— Это женщина и шесть мужчин, которые хотят жениться на ней, — таково мнение Толстика.
Крошка лишь качает своей маленькой кудрявой головкой.
— Солдаты, — произносит она.
Так они продолжают гадать и высказываться, переворачивая страницы с завлекательными картинками, споря о наскальном изображении доисторического человека, об индейском рисуночном письме или о загадочном фрагменте стены из храма ацтеков, затерянного в непроходимых джунглях на Юкатане. В сгущающихся сумерках Папа откинулся на спинку кресла, он курит, смотрит и слушает. Всполохи огня в камине озаряют любопытные и увлеченные лица детей. Они — свежая поросль на молодых ветвях великого древа жизни. В этой книге они видят творения давно увядших цветов на ветках, зачахнувших много столетий назад. Они также будут трудиться и также уйдут в глубину веков, а на смену им придут другие. Пройдут тысячелетия, и люди будущего так же станут смотреть, гадать и смеяться, видя изображения наших неуклюжих кораблей, аэропланов и других, с их точки зрения, примитивных устройств, с помощью которых мы пытались перехитрить Природу и поставить ее себе на службу. Работа и работа — безо всякого конца? Жажда жизни неослабна и неутолима, и именно она движет человечество вперед. С одной стороны — прозябающие в пещерах первобытные люди, с другой — возможно, торжество Духа и Разума человеческого. Папины мысли простирались гораздо дальше и вмещали в себя гораздо больше, чем он мог сказать детям, когда смотрел на три маленькие головки, склонившиеся над лежащей рядом с камином старой книгой.
БИЛЛИ БОНС
Как правило, Папа вел себя очень строго и серьезно, отметая все незначительное, а значительное записывая на листах бумаги. Но когда он был в настроении, он мог выдумывать самые разнообразные игры, о которых, возможно, захотят узнать другие папы, даже если их несчастным мамам придется устраивать после этого большую стирку. Давайте посмотрим, что за игру он придумал на этот раз. Хитрый Папа приготовил все заранее — чтобы игра удалась на славу, надо приложить некоторые усилия, — но никому ничего об этом не сказал.
На Рождество выдался светлый и ясный день.
— Я так рада, что Христу в Его день рождения так ярко светит солнышко! — сказала Крошка, которую нам придется называть Вилли, поскольку с недавних пор она откликается только на это имя.
— Да, — добавил Толстик. — Надеюсь, Он получит много-много поздравлений.
— Как, наверное, Бог гордится Им, — заметил Парнишка.
Папа позволил всем детям искать собственное отношение к Богу, и в их невинных умах эти отношения сложились очень светлыми, добрыми и весьма «очеловеченными». Возможно, они сделались бы еще более необычными, если бы не тонкое и мудрое вмешательство леди Солнышка. В их вере присутствовало что-то совершенно умилительное и трогательное. «Дорогой Боженька» — именно с этих слов начинались их молитвы. Христос представлялся им прекрасным и восхитительным старшим братом, могущим сделать все на свете, и сделать это лучше всех остальных. Безжалостная логика, порожденная их наивными умами, множество раз ставила Маму в тупик, поскольку она не так быстро реагировала на постоянно менявшуюся обстановку, как Папа, который мог в крайнем случае разрешить спор при помощи диванной подушки.
— Мамочка, а как ты думаешь, в детском раю есть крикет?
— Я уверена, милые мои, что там есть все, чтобы девочки и мальчики были счастливы.
На трех серьезных детских личиках читается напряженное обдумывание полученного ответа.
— Ну, если так, — нарушает молчание Парнишка, — то крикет там, конечно же, есть.
Мама не вдается в дальнейшее обсуждение, так что вопрос считается решенным. Однако из него следуют неизбежные выводы.
— Ну, хорошо, если там есть крикет, то Христос, значит, играет?
Мама лихорадочно соображает и, как ей кажется, находит спасительный ответ.
— Ну, милый мой, если детям от этого хорошо, то Христос сделает все, что угодно.
— Так значит, Он пойдет играть, если Его позовут? спрашивает Парнишка.
— Он будет играть, если кому-то игрока не хватает, — вставляет Толстик.