Время всегда хорошее

 
Витя, неизвестное число, неизвестного года
Совсем ничего не болит. Даже странно – я ведь хорошо помню, как мне в голову летело ядро. И взрыв помню.
Может, я умер, и это рай?
Думаю – и пугаюсь, что эту мысль подслушает Васса. Оглядываюсь. Ни Вассы, ни Танечки рядом нет. И Женьки нет. Я сижу в очень белом кресле в углу очень белой комнаты. В противоположном углу – еще одно такое же белое кресло. На нем сидит сердитая девочка, прижав колени к подбородку.
– Ты кто? – говорю я, но звука не слышу.
Тем не менее девочка меня понимает и отвечает:
– А ты кто?
Это очень странно. Ничего не слышно, но совершенно точно знаю, что она ответила.
– Я Витя. Шевченко. Я заболел… Мы в больнице?
Девочка, кажется, обиделась еще больше.
– Ты точно больной!
Я внимательно смотрю по сторонам. Очень чисто. И никаких теней. И даже намека нет на дверь.
– Это, наверное, обкомовская больница! – догадываюсь я. – Или даже цековская!
Девочка перестала обижаться. Теперь она очень удивлена.
– А что это?
Похоже, у нее с головой не все в порядке, что ж она таких простых вещей не знает!
– Это просто сон, – говорит девочка. – Я сплю, и ты мне снишься.
– Нет, – мне обидно, что она первая про сон сообразила. – Это мой сон! А тебя я вообще не знаю!
– Ты – Ястреб? – вдруг спрашивает девочка.
– Я кто? – у меня от удивления челюсть до пола чуть не упала.
– Я знала, что ты мне приснишься, я тебе в личку написала, а ты не ответил…
– Куда написала?
Но девочка меня не слушает, она встает с кресла и начинает рассматривать комнату. Я тоже встаю. Просто по привычке. Вроде как из вежливости.
– Напиши мне, ладно? – говорит девочка, усаживается в кресло и поджимает под себя ноги.
– Это мое место, – бурчу я.
– А, – машет она рукой, – они одинаковые.
Мы молчим. Я просто не знаю, что сказать. Сажусь в свободное кресло, и через минуту глаза начинают слипаться. Никогда не думал, что можно спать во сне…
 
Синичка, 13 апреля неизвестного пока года
Я открыла глаза и удивилась. В комнате был странный полумрак. Вроде б и солнце где-то светит, но в комнату не попадает. Присмотрелась и поняла – на окне висят толстенные шторы, у нас сроду таких не было.
– Маааам! – позвала я.
Получилось тихо, но мама оказалась рядом мгновенно, я даже не успела понять, откуда она взялась.
– Как же ты нас напугала, господи… – мама тихо плакала и обнимала меня.
А потом отстранилась, и я увидела ее опухшие глаза и непричесанные волосы.
– Мамочка, да что ты, ну подумаешь, голова заболела…
Мама дернулась, и видно было, что слезы она сдерживает с трудом.
– Мы еле в «скорую» дозвонились, автомат во дворе сломался, папа аж к магазину бегал…
Честно говоря, я ничего не поняла, но решила не переспрашивать. Ну видно же, переволновался человек, вот и несет ерунду всякую.
– Мам, открой окно, чего так темно? И зачем нам эти шторы?
– Шторы? – мама удивилась. – Что значит зачем? Висят и висят…
Но шторы все-таки раздернула.
И вот тут мне стало плохо по-настоящему. Компа на столе не было! Там, на его законном месте, валялась груда книг, тетрадки какие-то, бумажки…
– Мама, где комп?!
Я рывком села на кровати.
– Где что? – спросила мама.
– Вот не надо дурочкой прикидываться! – вскрикнула я. – Ты ж знаешь, у меня не от него вчера голова болела, а от экзамена.
– Какого экзамена? – мамины глаза стали размером с блюдце. – Ты о чем? И вообще, как ты со мной разговариваешь?
– Где комп?
Я вскочила и ринулась под стол, мама вскрикнула и пыталась меня удержать.
– Оля, Оленька, тебя нельзя вставать! И волноваться нельзя, ты ляг…
– Я все равно найду его!
Я кинулась в соседнюю комнату, уверенная, что родители просто переставили мой комп куда-нибудь в другое место, но по дороге остановилась. Квартира была не та. Вернее та, но какая-то странная. Такую мебель я видела дома у бабушки. Вот и ковер у нее висел на стенке, и рюмки так же стояли за стеклом.
– Мам, зачем вы мебель переставили?
– Что?
У мамы задрожали губы, и она приложила руку к моему лбу. Я скинула ее в раздражении.
– Я не больна! Куда ж вы его засунули?
Я кинулась в кухню и вот там уже всерьез испугалась. Наша красивая, яркая, желтая кухня куда-то делась. А вместо этого там стояло белое убожество. На плите красовался железный чайник, а вместо микроволновки на шкафчике торчал горшок с цветком.
– Мама, что это? На какой помойке вы его откопали?
Мама стояла в дверях, зажав рот рукой, и смотрела на меня полными слез глазами. Только сейчас я рассмотрела ее повнимательнее. То ли я так долго болела, то ли… Мама была в странном халате сине-зеленого цвета, протертых клетчатых тапках. В этом балахоне она казалась совершенно бесформенной или внезапно располневшей. И на голове у нее было что-то непонятное…
– Мама, – испугалась я, – откуда эти вещи? Что с тобой случилось?
Мама заплакала навзрыд. И оттого как она плакала, мне стало страшно. Я огляделась по сторонам, и у меня снова начал тукать висок, как будто в него кто-то бьется.
– Мама, что со мной? – спросила я тихо. – Я долго болела? Где я, мама?
Мама кинулась ко мне и принялась гладить по головке.
– Ничего, ничего, доченька, доктор сказал, это может быть. Но пройдет. Слышишь? Все восстановится, ты все вспомнишь… Просто температура была слишком высокая… Ты поспи, пойдем я тебя уложу.
Я позволила маме уложить меня в постель и укрыть одеялом. Ничего, я просто сплю. Я потом проснусь, и этот кошмар закончится.
 
Витя, 13 апреля…но какого года?!
Я долго не понять – я уже проснулся или все еще сплю? Или у меня этот… горячечный бред?
Голова вроде ясная, только слабость по всему телу.
Но комната… Нет, никакой особой белизны и стерильности! И никаких незнакомых девочек! Но комната явно не моя. Первое, что поразило – телевизор в углу. Маленький и очень тонкий.
Да и мебель… не было у меня никогда такой мебели! Все какое-то яркое, легкое… И совсем нет книг! Я даже сел в кровати, повертел головой, но так и не обнаружил любимого книжного шкафа – большого, коричневого, в котором на нижней полке не хватало одного стекла – мы с Женькой однажды очень активно играли в солдатики.
Книги обнаружились только на небольшой полочке над телевизором – только учебники, хотя и непривычного вида.
– Сынок! Ты уже проснулся?
Я обернулся на мамин голос… и замер с открытым ртом. В двери стояла женщина, очень похожая на маму. Глаза и улыбка были мамины, но в остальном она была… Какая-то очень молодая. Худая, загорелая, а главное – красиво накрашенная и в каком-то супермодном брючном костюме. Мама так красиво одевалась всего несколько раз, когда мы ездили на свадьбы к моим двоюродным сестрам.
– Что такое? – женщина испугалась очень по-маминому. – Тебе плохо? Голова болит?
Я не успел ответить, потому что из-за ее плеча ловко проскользнул в комнату мужчина в белом халате. Наверное, врач, хотя на того недовольного дядьку из «скорой» он не был похож. Того все раздражало, а этот прямо светился от радости.
– Ну-ка, молодой человек, позвольте ваш пульс!
Если бы я пытался не позволить, все равно не успел бы – улыбающийся врач схватил меня за руку, что-то там пощупал, выхватил из кармана какой-то приборчик и присобачил мне на лоб и сгиб локтя две присоски. Понажимал на приборчике кнопки, остался доволен и объявил маме:
– Остаточные явления есть, но кризис позади!
Похожая на маму женщина, которая все это время простояла рядом с кроватью с напряженным лицом, как-то сразу обмякла и присела на кровать.
– Слава богу, – сказала она и погладила меня по голове.
Я зажмурился.