Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)

— Мисс Таггерт, — заговорил он, — у нас в этой долине нет ни законов, ни правил, ни каких-то официальных организаций. Мы приехали сюда, потому что хотим отдохнуть. Но есть определенные обычаи, которые мы все соблюдаем, так как прекрасно понимаем, от чего именно хотим отдохнуть и от чего наш отдых зависит. Поэтому сразу предупреждаю вас, что в этой долине одно слово находится под запретом: слово «дай».
— Прошу прощения, — сказала она. — Вы правы.
Он снова налил ей кофе и протянул пачку сигарет.
Беря сигарету, она улыбнулась: на ней был знак доллара.
— Если к вечеру не очень устанете, — сказал Голт, — Маллиган приглашает нас на ужин. Там будет несколько гостей, с которыми, полагаю, вы захотите встретиться.
— О, конечно! Я не устану. Думаю, никогда больше не буду уставать.
Когда они позавтракали, Дагни увидела, как перед домом остановилась машина Маллигана. Водитель выскочил, побежал по дорожке и ринулся в комнату, даже не задержавшись, чтобы позвонить или постучать. Она не сразу поняла, что этот пылкий, запыхавшийся, растрепанный молодой человек — Квентин Дэниелс.
— Мисс Таггерт, — воскликнул он, — прошу меня простить! — Искренняя вина в его голосе противоречила радостно-взволнованному выражению лица. — Раньше я никогда не нарушал слова! Оправдания этому нет, я не могу просить у вас извинений и знаю, вы не поверите мне, но правда заключается в том, что я… я забыл!
Она взглянула на Голта.
— Я вам верю.
— Я забыл, что обещал ждать, забыл обо всем — вспомнил лишь несколько минут назад, когда мистер Маллиган сказал, что вы разбились здесь на самолете, тут я понял, что это моя вина, и если с вами что-то случилось. О Господи, вы целы?
— Да. Не беспокойтесь. Присаживайтесь.
— Я не представляю, как можно забыть о честном слове. Не знаю, что со мной случилось.
— Зато я знаю.
— Мисс Таггерт, я несколько месяцев работал над той гипотезой, и чем дальше, тем более безнадежной она мне представлялась. Я провел в лаборатории два последних дня, пытаясь решить математическое уравнение, казавшееся тупиковым. Думал, что скорей умру у грифельной доски, но не сдамся. Когда он вошел, время было уже позднее. Кажется, я его даже не заметил. Он сказал, что хочет поговорить со мной, я попросил его подождать и продолжал работать. Думаю, просто забыл о его присутствии. Не знаю, сколько он простоял, наблюдая за мной, но помню, как он протянул руку, стер с доски все мои цифры и написал одно краткое уравнение. И тут я заметил его! Потом вскрикнул — это не было полным решением проблемы двигателя, но было путем, которого я не видел, о существовании которого не подозревал, но я понял, куда он ведет! Помню я воскликнул: «Откуда вы можете это знать?» — И он ответил, указывая на фотографию вашего двигателя: «Я тот, кто его сделал». И больше я ничего не помню, мисс Таггерт, я забыл даже о собственном существовании, потому что мы заговорили о статическом электричестве, преображении энергии и этом моторе.
— По пути сюда мы все время твердили о несовершенстве современной физики и связанных с этим проблемах, — сказал Голт.
— О, я помню, как вы спросили, полечу ли я с вами, — сказал Дэниелс, — хочу ли я улететь, никогда не возвращаться и махнуть рукой на все… На все? На мертвый институт, который разрушается, превращается в джунгли, на свое будущее в роли дворника, раба по закону, на Уэсли Моуча, на Директиву 10-289 и низших животных, которые ползают на брюхе, бормоча, что не существует никакого разума!.. Мисс Таггерт! — ликующе рассмеялся он, — этот человек спросил меня, махну ли я на все это рукой и полечу ли с ним! Ему пришлось спрашивать дважды, сперва я просто не мог поверить. Не мог поверить, что человека нужно вообще об этом спрашивать. Улететь? Да я бы с небоскреба спрыгнул, чтобы последовать за ним, чтобы услышать его формулу, пусть даже в коротком полете, пока мы не ударились о землю!
— Я вас не виню, — сказала Дагни; она смотрела на него с легкой тоской, чуть ли не с завистью. — Кроме того, вы выполнили условия контракта. Вы привели меня к тайне этого двигателя.
— Я и здесь буду дворником, — продолжил Дэниелс, радостно улыбаясь. — Мистер Маллиган сказал, что даст мне работу дворника на электростанции. А когда обучусь, повысит меня до электрика. Мидас Маллиган — великий человек, правда? Я хочу стать таким же к его возрасту. Хочу заколачивать деньги. Миллионы. Не меньше, чем он!
— Дэниелс! — Дагни рассмеялась, вспомнив спокойную сдержанность, четкую пунктуальность, строгую логику молодого ученого, которого знала в другом мире, в другое время. — Что это с вами? Где вы? Понимаете, что говорите?
— Где я? Я здесь, мисс Таггерт — и здесь никто меня не давит! Я живу, как хочу! Я стану лучшим, самым богатым электриком на свете! Стану…
— Сперва ты пойдешь в дом Маллигана, — сказал Голт, — и проспишь сутки, иначе близко не подпущу к электростанции.
— Да, сэр, — кротко ответил Дэниелс.
Когда они вышли из дома, солнце клонилось к вершинам сосен, описав круг над долиной блестящего гранита и сверкающего снега. Дагни внезапно показалось, что за этой границей света ничего нет, и она обрадовалась величавому покою, который можно обрести в конкретной, предельной реальности, в знании, что все твои заботы здесь, рядом, под рукой, и не надо ничего выдумывать. Ей захотелось поднять руки над крышами лежавшего внизу города, представляя себе, как кончики пальцев коснутся горных вершин. Но поднять рук Дагни не могла; одной она опиралась о трость, другой — о плечо Голта, и медленно, старательно ступая, шла к машине, словно ребенок, который только учится ходить.
Дагни сидела рядом с Голтом, когда он, огибая город, вел машину к дому Мидаса. Его дом, самый большой в долине, стоял на гребне холма. В отличие от всех прочих он был двухэтажным и представлял собой причудливую комбинацию подобия старинной крепости с толстыми гранитными стенами, разбитыми широкими открытыми террасами, и ультрасовременной виллы. Голт остановился, высадил Дэниелса и поехал дальше по извилистой, медленно поднимавшейся в горы дороге.
Мысль о несомненном превосходстве и состоятельности Маллигана, роскошная машина, лежавшие на руле руки Голта заставили Дагни подумать, богат ли сам Голт. Она взглянула на его одежду: серые брюки и белая рубашка казались сшитыми из простого, но долговечного материала; узкий кожаный ремень выглядел явно не новым; часы на запястье хоть и показывали точное время, были оправлены в простой корпус из нержавеющей стали. Единственный намек на роскошь — его волосы: пряди струились на ветру, словно жидкое золото или медь.
За поворотом дороги Дагни вдруг увидела зеленые пастбища, тянувшиеся к далекой ферме. Там паслись отары овец, щипали травку лошади; далее мелькали прямоугольники многочисленных свинарников под широкими навесами… затем появился металлический ангар, каких на фермах не бывает. К нему быстро шел человек в яркой ковбойской рубашке. Голт остановил машину и помахал ему, но на вопросительный взгляд Дагни не ответил. И не случайно. Он подарил ей радость открытия: подбежавший к машине человек был Дуайт Сандерс.
— Здравствуйте, мисс Таггерт, — сказал он, улыбаясь.
Она молча посмотрела на закатанные рукава его рубашки, на грубые сапоги, на скот вокруг.
— Стало быть, это все, что осталось от вашей авиакомпании?
— Ну что вы. Есть превосходный моноплан, моя лучшая модель, который вы разбили там, на холмах.
— О, вы знаете об этом? Да, так это один из ваших… Замечательная машина. Но, боюсь, я слишком сильно повредила его.
— Вам следует заплатить за ремонт.
— Кажется, при посадке я распорола брюхо вашего красавца. Никто не сможет его починить.
— Я смогу, мисс Таггерт, поверьте.
Столь теплого, дружеского тона Дагни не слышала уже много лет и давно потеряла надежду услышать его вновь. Она лишь горько усмехнулась:
— Каким образом? Здесь, на свиноферме?
— Ну что вы, — обиделся он. — На «Сандерс Эркрафт».