Удачная партия
Немного отдышавшись у двери кабинета, Ковард громко постучал. На сей раз он дождался возгласа: «Войдите!» Ковард решительно вошел в кабинет. Брыкза сидел за рабочим столом без пиджака с расстегнутым воротом рубашки и расслабленным галстуком. С другой стороны стола стояла Зося с раскрытой папкой в руках. И хотя она деловым тоном произнесла: «Хорошо, Теодор Иванович, я эту таблицу исправлю», Ковард заметил, что помада на ее губах слегка размазана.
— Что случилось, Аркадий Францевич? — удивленно спросил Брыкза.
— Э-э-э… — начал было Ковард, но осекся.
— Идите, Зося, работайте, — строго приказал Брыкза и проводил взглядом выпорхнувшую, словно птица, секретаршу.
— Теодор Иванович, — начал Ковард, когда за Зосей плотно закрылась дверь, — я один с такой задачей не справлюсь. Боюсь вас подвести.
— А что вы хотите, чтобы я отдал вам всю лабораторию? Бросить все госзаказы и заняться вашей темой? Что значит не справлюсь?
— Нет, конечно же, не целую лабораторию! Но хотя бы одного человека в помощники. Это необходимо. Иначе весь процесс может растянуться на долгие годы. И потом, одна голова — хорошо, две — лучше.
— То есть моей головы вам не достаточно?
— Что вы, Теодор Иванович! Ваша голова стоит сотни голов! Но разве я могу отвлекать вас по мелочам? Если придется решать какую-то глобальную проблему, тогда уж…
Брыкза согласно закивал. Он любил лесть.
— Какие у вас конкретные предложения? — смягчившись, спросил он.
— Дайте мне в помощники Стриганова. Он парень очень толковый. Да и к тому же мне кажется, что он давно уже обо всем догадывается.
Брыкза задумался.
— Хорошо, — наконец изрек он. — Больше никто не догадывается?
— Нет-нет, больше никто.
— Ладно. Значит, в понедельник после планерки ко мне в кабинет вдвоем: вы и Стриганов. И помните: секретность и конспирация! Все. Вы, я и он.
Глава 12
Скромный быт и богатая духовная жизнь Исмайги
Дюймовочка сидел на бамбуковой циновке в позе лотоса…
В малогабаритной однокомнатной квартире, в которой был прописан гражданин Исмайга Роман Владимирович, известный в тесном кругу эзотериков как Дюймовочка, из мебели были только два шкафа: один — книжный — широкий и массивный, плотно забитый доверху эзотерической литературой, а второй — платяной — наполовину пустой, поскольку одежды у Дюймовочки было немного — только самое необходимое.
На полу лежала большая бамбуковая циновка, которая заменяла Исмайге и диван, и стулья, и кровать. Недалеко от книжного шкафа на полу стояла раскрытая, по виду раритетная, украшенная перламутром и камнями шахматная доска с расставленными на ней фигурами. На фоне общего аскетизма такие шахматы выглядели весьма загадочно.
Стены комнаты были густо увешаны картинами разного размера, но с одним и тем же изображением: некое синее пространство, свернутое в спираль. Автором этих полотен был сам Дюймовочка, и, несмотря на очевидную схожесть, каждая картина имела свое название. На стене нашлось место и двум экзотическим музыкальным инструментам: шаманскому бубну и полутораметровому диджериду. Штор в комнате не было, вместо них на стеклах витражными красками были нанесены в красно-желто-синей цветовой гамме индейские орнаменты.
Дюймовочка редко выходил из дома — два-три раза в месяц — когда нужно было снять деньги в сберкассе, оплатить коммунальные услуги да купить продукты в магазине. Он никогда не общался с соседями, хотя и был основным героем обсуждения всезнающих старушек на лавочке у подъезда.
— Колдун-то наш опять сегодня утром бесам молился.
— Я слышала. Трубил в свою иерихонскую трубу как оглашенный. Вот бы участковому сказать. Что ж это делается? В третьем подъезде по стене трещина пошла.
— Да ну! Правда, что ль?
— Сама видела! Возле почтовых ящиков, наискось!
— И как это он умудрился? Через два подъезда, а такое вредительство!
— Так колдун же! Если б простой человек, то я бы давно к участковому сходила бы. А так — боязно. Если он стены рушит, что ему стоит человека загубить!
Но Дюймовочка этих разговоров не знал и не слышал, а жил своей жизнью, увлекательной и странной.
Очень редко, но к нему приходили гости — такие же странные на вид: худые, длинноволосые, с горящими глазами. Дюймовочка принимал их радушно: провожал на кухню, в которой была обычная мебель, — стол, стулья, навесные шкафы для посуды и кухонной утвари, ставил чайник и заваривал чай с душицей и мелиссой, внимательно слушал, отвечал на вопросы, улыбался, а порой даже смеялся.
«Тени из прошлого», — так мысленно называл Дюймовочка всех, кто приходил к нему в дом.
Раньше он был весьма общительным человеком. Его день был расписан чуть ли не по минутам. Роман Исмайга активно участвовал в жизни Рериховского общества, был его членом и ярым пропагандистом со всеми вытекающими последствиями: собраниями, встречами, лекциями, тренингами.
Но его пытливый ум не замыкался в рамках одного учения, и Исмайга читал все, что можно было отнести к духовной и философской литературе. В его голове была полная каша, замешанная на учениях и философских теориях. Он изучал все и всех подряд — Рериха, Блаватскую, Лейбница, Юнга, Фрейда, Лосского, Фромма, Аскольдова, Лазарева, агни-йогу, Библию, Коран, и ему казалось, что мысли становятся все яснее и яснее. Но однажды прочитав изречение Марселя Пруста: «Каждый человек считает ясными только те мысли, которые по своей смутности не превосходят его собственные», задумался: почему же он идет за чужими мыслями, словно барашек на закланье? Ведь по сути, имея такой весомый духовный багаж, он может стать основателем собственного учения, если сумеет ответить на главный философский вопрос: «В чем смысл жизни?»
Глава 13
Духовные поиски и фиаско личной жизни
Понятно, этот вопрос волновал и всех тех, кого он с таким усердием изучал, и вывод, который можно было сделать из этих весомых фолиантов чужих умозаключений, был лаконичен: «Жизнь есть дорога к Богу. Бог есть Любовь и Радость». С этим Исмайга не собирался спорить, но каков же истинный путь к Любви и Радости? Все учения и теории предлагали свои варианты, но ни один из них не казался абсолютной истиной. И тогда в голову пришла естественная мысль: «Жизнь есть дорога к Богу. И эта дорога для каждого своя».
Увлеченный своими духовными поисками Роман Исмайга на какое-то время выпал из реальности и вынужден был вернуть свое сознание в бытие только тогда, когда его жена Люся — миловидная, энергичная и, по мнению окружения, весьма перспективная художница, интересующаяся всем понемногу, в том числе и духовными учениями, но без фанатизма и истерии, объявила о том, что подала заявление на развод. Оказывается, она страстно полюбила одного простого парня — банкира, который считает ее творчество гениальным и готов увезти свою возлюбленную в Германию, где ее таланту будет дана должная оценка.
Исмайга несколько месяцев пребывал в глубокой тоске. Но потом, поразмыслив, решил, что так оно и к лучшему: продал трехкомнатную квартиру, перешедшую ему в собственность как наследство от родителей; купил на окраине малогабаритное жилье; остаток денег положил в банк под проценты. Эти проценты и стали его единственным доходом. Сумма небольшая, но достаточная для скромной жизни без излишеств. И Исмайга с головой ушел в духовную практику.
Он по-прежнему много читал, но читал уже по-другому, пытаясь найти в чужих мыслях ту путеводную нить, которая повела бы его «правильной дорогой».
Как-то к нему в руки попались книги Карлоса Кастанеды. Прочитав первые две книги «Путешествие в Икстлен» и «Отдельная реальность», Исмайга хотя и понимал, что это больше литература, чем сокровенное знание, но почувствовал: вот оно! Если научиться управлять своими сновидениями, то наверняка можно подобрать ключи к закрытым дверям мироздания. И с усердием носорога Исмайга начал пытаться контролировать свои сны.