Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП)
Когда я помчалась вверх по лестнице своего крыльца, я посмотрела в сторону и увидела, что он прислонился сбоку своего дома, рядом с окном. Мое сердце сжалось, когда он откинул свои волосы назад. Мне нужно было удержать себя на крыльце, чтобы не бросить сумку, не рвануть к нему и не начать объяснять, почему бросила его, почему так ужасно порвала с ним, и говорить, что я отдам что угодно, чтобы он поцеловал меня еще хоть один раз. Вместо этого, я заставила себя зайти внутрь.
Слова моей мамы звучали в моей голове, когда я пришла в свою комнату и легла...
«Может, это хорошо, что ты разорвала все контакты, малышка. Я, правда, не уверена, что он бы справился со всем, через что тебе пришлось пройти, исходя из того, что сказала его мама…»
Закрыв глаза, я поклялась оставить его в покое. Я не буду бременем для него. Я защищу его от боли.
Потому что я все еще любила его так же сильно, как и всегда.
Несмотря на то, что мальчик, которого любила я, больше не любил меня.
Поппи
Я согнула одну руку, удерживая виолончель и смычок другой. Время от времени мои пальцы немели, и мне приходилось ждать, прежде я снова могла играть. Но когда Майкл Браун закончил свое соло на скрипке, я знала, что ничего не удержит меня от того, чтобы сидеть на сцене сегодня. Я сыграю свою симфонию. И буду смаковать каждую секунду создания музыки, которую я так сильно люблю.
Майкл поднял смычок, и зал взорвался восторженными аплодисментами. Он быстро поклонился и покинул сцену с другой стороны.
Конферансье взял микрофон и объявил мое имя. Когда зрители услышали о моем возвращении, они захлопали громче, приветствуя меня в музыкальной сфере.
Мое сердце ускорилось от свиста и поддержки родителей и друзей в зале. Когда многие из моих товарищей по оркестру подошли за кулисы, чтобы похлопать меня по спине и пожелать удачи, мне пришлось проглотить комок в горле.
Распрямив плечи, я оттолкнула подавляющий натиск эмоций. Я наклонила голову, приветствуя зрителей, когда заняла свое место. Прожектор надо мной проливал яркий свет на меня.
Я села и ждала, когда стихнут аплодисменты. Как всегда, я подняла голову и увидела свою семью, гордо сидящую в третьем ряду. Мои мама и папа широко улыбались. Обе сестры помахали мне.
Показав им улыбкой, что видела их, я сражалась с легкой болью в груди, когда заметила рядом с ними мистера и миссис Кристиансен, Алтон тоже мне помахал.
Единственный, кого не хватало, был Рун.
Я не выступала два года. И до этого он не пропускал ни одного моего концерта. Даже если он должен был уехать, он всегда сидел с фотоаппаратом в руках, улыбаясь мне своей кривой полуулыбкой, когда наши взгляды встречались в темноте.
Прочистив горло, я закрыла глаза, когда обхватила пальцами гриф виолончели и поднесла смычок к струнам. Я досчитала до четырех в голове и начала «Прелюдию» из сюиты Баха для виолончели соло. Это была одно из моих любимых произведений — сложность мелодии, быстрый темп смычка и идеальный звук тенора, что отдавался эхом по залу.
Каждый раз, когда сидела на этом месте, я позволяла музыке нестись по моим венам. Мелодия наполняла мое сердце, и я воображала, что сижу на сцене «Карнеги-холл» — моя величайшая мечта. Я воображала, что зрители передо мной: люди, которые, как и я, живут ради звука одной идеальной ноты, которые с трепетом уносятся в путешествие звука.
Мое тело покачивалось в такт, двигаясь вместе с темпом и финальным крещендо... но самое главное, я забыла об онемении в своих пальцах. На краткий момент я забыла обо всем.
Когда финальная нота прозвучала в воздухе, я подняла смычок от вибрирующей струны, наклонила голову, медленно открывая глаза. Я заморгала из-за яркого света, улыбка растянулась на моих губах в спокойствии этого тихого момента, когда нота стихла, прежде чем раздались аплодисменты. Этот сладкий момент, когда из-за адреналина музыки ты чувствуешь себя таким живым, что кажется мог бы завоевать мир, что достиг самого настоящего умиротворения.
И затем, разрушая чары, раздались аплодисменты. Я улыбнулась, когда встала с места, склонив голову в знак благодарности.
Когда я схватилась за гриф виолончели, то машинально начала искать глазами свою семью. Затем мои глаза прошлись по ликующим зрителям и переместились к задней стене. Поначалу я не узнала то, что видела. Но когда мое сердце сильнее забилось в груди, мои глаза переместились к самой левой части стены. Я заметила длинные светлые волосы, исчезающие через выход... высокий, подтянутый мальчик, одетый во все черное, исчез из виду. Но сначала он последний раз посмотрел через плечо, и я уловила блеск кристально-голубых глаз...
Шокировано, я приоткрыла губы, но прежде чем я могла убедиться в том, что видела, мальчик ушел, оставив за собой медленно закрывающуюся дверь.
Это...? Он...?
«Нет», — я решительно пыталась убедить себя. Это не мог быть Рун. Ни за что в жизни он бы не пришел.
Он ненавидел меня.
Воспоминание о его холодном голубом взгляде в школьном коридоре — подтвердило мои мысли. Я выдавала желаемое за действительное.
После финального поклона я ушла со сцены. Я прослушала трех оставшихся исполнителей, затем прошла через закулисную дверь, увидев, что моя семья и семья Руна ждут меня.
Моя тринадцатилетняя сестра Саванна первая увидела меня.
— Попс! — закричала она, подбежала ко мне и обняла меня за талию.
— Привет всем, — ответила я и сжала ее в ответ. В следующую секунду Ида, которой уже было одиннадцать, тоже обняла меня. Я обняла их так крепко как могла. Когда они отстранились, их глаза блестели от непролитых слез. Я игриво наклонила голову. — Эй, сейчас никаких слез, помните?
Саванна рассмеялась, а Ида кивнула. Они отпустили меня. Мои мама с папой воспользовались своей очередью сказать мне, как гордятся мной.
Наконец, я повернулась к мистеру и миссис Кристиансен. Внезапно меня омыла волна нервозности. Это будет первый наш разговор с момента их возвращения из Осло.
— Поппи, — сказала нежно миссис Кристиансен и раскинула руки для объятий. Я подошла к своей второй маме и упала в ее объятия. Она прижала меня близко и поцеловала в макушку. — Я скучала по тебе, дорогая, — сказала она, ее акцент звучал сильнее, чем я помнила.
В моем разуме всплыл Рун. Я гадала, был ли у него тоже сильный акцент.
Когда миссис Кристиансен отпустила меня, я прогнала эту бесполезную мысль прочь. Следующим меня обнял мистер Кристиансен. Когда я отстранилась, то увидела, что малыш Алтон крепко ухватился за ногу миссис Кристиансен. Я наклонилась. Алтон застенчиво опустил свою голову, бросая на меня взгляды сквозь густые пряди своих длинных волос.
— Привет, малыш, — сказала я, пощекотав его бок. — Ты помнишь меня?
Алтон смотрел на меня долго, прежде чем покачал головой.
Я рассмеялась.
— Ты жил по соседству со мной. Иногда ты ходил в парк со мной и Руном или, если день был хорошим, то в вишневую рощу!
Я произносила имя Руна без задней мысли, но это напоминало мне и всем вокруг меня, что когда-то мы с Руном были неразлучны. Тишина опустилась между нашей группой.
Чувствуя боль в груди, ту же самую боль, что я чувствовала, когда отчаянно скучала по бабушке, я встала и отвела взгляд от сочувствующих лиц. Я собиралась сменить тему, когда кто-то потянул низ моего платья.
Когда я опустила взгляд, большие голубые глаза Алтона были прикованы к моему лицу. Я провела рукой по его мягким волосам.
— Эй, Алтон, ты в порядке?
Щеки Алтона покраснели, но он спросил своим невинным детским голоском:
— Ты дружишь с Руном?
Во мне снова вспыхнула та же боль, что и минуту назад, и я в панике оглядела наши семьи. Мама Руна поморщилась. Я не знала, что ответить. Алтон снова потянул меня за платье, ожидая ответа.