Соло (ЛП)

— Все хорошо, — сказала я.
Он перестал вырываться и начал суетиться с узлом в галстуке.
— Джимми, у тебя получится.
Орган смолк. В нашу сторону повернулся Мал и, боже, его лицо. Он выглядел опустошенным, его глаза полны потери. Энн, девушка барабанщика, стояла рядом, обвив рукой его талию. Неделю или две назад в их великой любовной интриге были небольшие помехи. Здорово, что они снова вместе, особенно сегодня.
Мал кивнул Джимми, давая ему сигнал. Может все и начиналось с того, что я держалась за него, но теперь ситуация стала с точностью наоборот. Его пальцы вцепились в мои, сдавливая чуть не до синяков, но больше он не пошевелился. Он замер.
С другой стороны к нам, хмурясь, склонился Дэвид:
— Джим?
В зале слышалось перешептывание, толпа становилась беспокойнее. Проповедник отошел в сторону от кафедры, вытянул шею и с надеждой высматривал того, кто займет его место.
Кто-нибудь должен что-то сделать.
— Пошли, — я положила руку ему на спину и толкнула. Сильно.
Он очень медленно моргнул, словно я разбудила его от глубоко сна.
— Джимми, пора идти. Твой черед, — прошептала я. — Иди.
Мучительно медленными шагами он вышел в проход между рядами. Я шла следом, от веса всех этих взглядов волосы на затылке вставали дыбом. Все равно. Мы шли бок о бок, моя рука направляла его, ни разу не отрываясь от спины. Поднялись по ступеням и прошли к подиуму. Я порылась в кармане его пальто в поисках речи, достала ее и положила на кафедру. В толпе перешептывались по поводу нашего странного поведения. Пошли они. Главное, чтобы он пережил сегодняшний день целым и невредимым.
— Ты как, справишься? — спросила я.
Он нахмурился:
— Да.
Я отошла в сторону.
Какое-то время его взгляд блуждал по толпе, переходя к Дэвиду и Эв, Бену, чудовищно высокому басисту, и затем к Малу и Энн. После чего он повернулся ко мне; его рот был сжат в мрачную линию, но вот глаза о чем-то просили. Я легонько улыбнулась ему, осторожно подбадривая. Я ни капли не сомневалась, что он сможет это сделать. Какими бы еще качествами не обладал Джимми Феррис, помимо них он был особенным и непростым, прекрасным и чудовищным, и все это в одном лице. Он был прирожденным исполнителем.
В ответ он еле заметно опустил подбородок, и я выдохнула. Он сможет это сделать и сделает.
Но все же, клянусь, я чувствовала, как его боль продолжала давить на меня, угрожая расколоть надвое. Верх взяло некое сочувствие, начавшееся еще тогда, в номере отеля, и теперь я не могла отделить свои чувства от его. Что хуже всего — я и не хотела.
Намеренно или нет, но он впустил меня, и я не могла оставить его одного со всеми этими чувствами.
Завтра я отступлю на хорошенький шаг. Но сегодня ему нужен друг.
***
— Здрасте, — сказал он, его глубокий сильный голос держался отлично. — Меня зовут Джимми Феррис. Впервые я встретил Лори Эриксон, когда она разрешила нам репетировать в своем гараже. Тогда мне было около шестнадцати. Поначалу мистер Эриксон был не в особом восторге от того, что мы там играем, но Лори убедила его в обратном. Никто бы не стал так переживать за нас. Если начистоту, то шумели мы адски. Едва ли имея гребаное... простите, едва ли имея малейшее представление, чем занимались.
— Летом она приносила нам по огромному стакану «Кул-Эйда»1. Люди, которые знают меня, не удивились бы, услышав, что я выливал четверть воды, заливал туда дешевой водки, уговаривая кого-нибудь из парней притащить ее из винного магазина, что находился вниз по улице, — он посмотрел на своего брата, и Дэвид натянуто улыбнулся в ответ.
— Так вот, — сказал он, откашливаясь. — Однажды она вернулась и застала меня за этим делом. Не имело значения, что я был крупнее нее. Она схватила меня за ухо, чуть не оторвав от головы. Затем вывела меня на улицу и устроила взбучку. К тому времени, как она закончила, я чувствовал себя с дюйм ростом. Будь то хорошие или плохие методы, Лори знала, как поставить тебя на место. И как только она перестала ругаться, тут же успокоилась и заговорила со мной. На самые обычные темы. Обо всем, что угодно. Но с тех самых пор, каждый раз, когда я приходил туда, у нее находилось время поговорить со мной, даже если это занимало всего две минуты. В то время наша мама уже нас бросила, так что подобное меня никогда не ждало по возвращению домой. Сейчас я клонила к тому, что я не был одним из детей Лори. Скорее всего, я не был и тем, кого она хотела видеть в компании своих детей. И все-таки, она всегда относилась ко мне, как к собственному ребенку. Всегда приглядывала за мной и Дэйвом, следила за тем, чтобы мы были одеты и накормлены, что у нас есть все необходимое. Она заботилась о нас, когда остальным было наплевать, — его лицо исказилось от боли; он прочистил горло. — Она заботилась, когда никому больше до этого не было дела.
Во время паузы он выпрямил и сжал пальцы.
— Мне бы хотелось сказать вам, что после этого я перестал пить в гараже Лори. Так стоило бы закончить историю. Но еще, наверное, тогда какая-то часть меня пристрастилась к выпивке. У меня не было передышек и в пару дней, и позже из-за этого я натворил кучу гадостей. Мне невыносима мысль о том, что я разочаровал ее. Может, это прозвучало так, будто она привнесла недостаточно усилий, недостаточно повлияла. Но то, что она делала, было бесценным. Она была первым человеком из всех, из-за которых я захотел стать лучше. Стать хорошим человеком. Добиться большего. И в этом была ее сила. Если вы можете сделать так, чтобы такой парень, как я, захотел стать лучше, то в вас определенно есть что-то особенное.
Джимми аккуратно взял листок бумаги с речью и свернул его. Это не важно, он ему не нужен. Поэзия жила внутри него, в том, как он обнажал свое сердце перед этими людьми. Он стоял прямо, глядя на толпу. Может его правдивая история была не из приятных, но его поза излучала силу, гордость. При виде него в моей груди разливалось тепло. Чувство удовлетворенности, которое не ожидала почувствовать еще долгое время. Не то чтобы я хвалила его, знаю, но все же...
— Возможно, было странно рассказывать вам эту историю, — неторопливо и спокойно сказал он. — В ней я определенно выгляжу не с лучшей стороны. Но мне кажется, чтобы объяснить, почему Лори была так важна, стоило начать издалека. Что делало ее такой потрясающей, так это то, что... ей было не все равно. Она искренне заботилась о людях. И это столь же необычно, как и прекрасно. Именно поэтому ее будет так чертовски не хватать.
Я вытерла ладошкой слезу, прежде чем Джимми смог бы заметить, что я плакала. К несчастью, недостаточно быстро. По крайней мере, не похоже на то, что в таком состоянии пребывала одна я. Повезло, что хоть зал не затопило.
Он повернулся ко мне с лицом, лишенным эмоций.
— Пойдем.
Я шмыгнула носом.
— Угу.
Мы пошли обратно к нашим местам, на этот раз его рука лежала на моей пояснице, ведя вперед. Но не успели мы дойти до них, как на пути стал Мал. Без слов он обхватил Джимми руками. Он крепко обнял его, похлопывая по спине, как обычно это делают парни. У Джимми ушла секунда, чтобы ответить и похлопать его в ответ. Снова зазвучал орган и каждый вокруг нас встал на ноги. Голоса заполнили зал.
Я скользнула на скамью и заняла свое место. Джимми сел рядом, его нога задела мою. Я ожидала, он проворчит, чтобы я подвинулась, впрочем, места тут особо не было в связи с неожиданно образовавшейся сумочкой. Но он не стал этого делать. Если честно, то после всей драмы и эмоционального переполоха держаться ближе казалось хорошей идеей.
Для него, разумеется. Я была в порядке.
Его взгляд мельком упал на место, где мы соприкасались, и затем он отвернулся.
— Ты в норме?
— Да. А ты?
Он издал звук, который вполне подходил для знака согласия.
— Хорошо, — я положила руки на колени.
У кафедры начал говорить проповедник. Нога Джимми прижалась немного ближе. Вот только смотрел он прямо перед собой, видимо, не понимая, что творит. На его лице ничего не отражалось. Быть может, таким образом он выражал свою признательность, благодарил меня. А может у него была судорога. Не важно. Мои губы изогнулись в маленькой улыбке, и в облегчении опустились плечи.