Сто имен

— Да.
— Все вы одинаковы.
— Я не буду спрашивать вас о том, о чем вы сами не захотите рассказывать.
— И это я уже слышал.
Он скинул чипсы в белый бумажный пакетик, пакетик уложил в коричневый пакет побольше и добавил немного картошки от щедрот своих.
— Послушайте, я скажу вам все как есть. Я не знаю, о чем вы сейчас говорите и о чем не хотите рассказывать. Я ничего о вас не знаю. Ваше имя я нашла в списке из ста имен — у всех этих людей мне надо взять интервью, чтобы написать статью в журнал. Я ничего не знаю ни о вас, ни о других людях из списка, не знаю, о чем должна быть статья. Мне нужно всего лишь полчаса вашего времени, когда угодно, утром, днем, ночью, — поговорить. Возможно, дело вовсе не в том, о чем вы умалчиваете, а если все-таки в том и вы скажете, чтобы я не писала об этом, я просто не стану об этом писать, и все. Я соблюдаю журналистскую этику, я обещаю вам не писать об этом, и я сдержу свое слово.
Ради Констанс, ради самой себя на этот раз она из кожи вон вылезет, но сделает все по-человечески.
Кажется, Китти удалось его зацепить или, во всяком случае, отчасти развеять его страх. Чего бы он ни боялся, угроза исходила не от нее. А он чего-то боялся — на вид ему было сильно за пятьдесят, а то и все шестьдесят, но, думала Китти, он, возможно, моложе, а страх состарил его. Этот человек жил в постоянном страхе, носил его на плечах, словно тяжелый мешок. Волосы поседели, сухая, нездоровая кожа была красной, много лишнего веса, хотя из-под рукавов футболки торчали вполне убедительные бицепсы. Воплощение трудной жизни, нездорового питания, недостатка сна. А сама-то она едва ли выглядит лучше, подумала Китти. Но этого человека ей никак не удавалось разгадать. Наконец он поглядел ей прямо в глаза, и волна облегчения захлестнула Китти: ее слова произвели на него какое-то впечатление.
— Уксус, соль? — предложил он.
Китти разочарованно вздохнула.
— Да, пожалуйста.
Он обильно полил чипсы уксусом, завернул пакет и положил его — уже начавший протекать — прямо на ее визитку.
— Два семьдесят.
Китти заплатила. На том и конец. Взяла чипсы, оставила на прилавке пропитанную уксусом визитку. Хотя бы обед заполучила. Свернула за угол — а ее велосипед уже пропал вместе с ребятами.
Остановившись под лестницей, которая вела к ней в студию, Китти всматривалась в темноту, со страхом гадая, что ждет ее там нынче вечером.
— Китти? Китти Логан, это ты?
Она резко обернулась, соображая, откуда донесся оклик. Из двери химчистки на нее смотрел мужчина, голову склонил набок, прищурился, всматриваясь. Присмотрелась и Китти: хороший костюм, приличная стрижка, ботинки блестят, лицо вытянутое, с крепким подбородком, — вот только маленькие круглые очочки новость.
— Ричи? — признала она. — Ричи Дейли?
На его лице отразилось облегчение — значит, правильно. Китти вошла в химчистку, хотя обычно заглядывать туда не осмеливалась: как бы владелец не распластал ее на гладильной доске и не запарил ненавистную арендаторшу до смерти.
— Я сразу тебя узнал! — засмеялся Ричи, распахивая объятия. Китти горячо обняла приятеля и отступила на шаг, чтобы как следует его разглядеть.
— Господи, вроде и такой же, но сильно изменился! — Она едва могла поверить своим глазам.
— Надеюсь, к лучшему? — ухмыльнулся он. — Конверсы с драными шнурками уже не комильфо.
— А волосы! Остриг налысо!
— И ты тоже, — усмехнулся он.
Китти невольно погладила свою короткую стрижку — а ведь в университете носила волосы до плеч.
— Послушать нас со стороны, так мы полжизни не виделись.
— Двенадцать лет. Немало воды утекло.
— Двенадцать? Ужас! И как ты сюда попал?
Он повел рукой:
— Э… зашел в химчистку.
— Ну ясно! — подмигнула она.
Владелец выразительно откашлялся, прерывая беседу старых однокашников. Если б он мог убивать взглядом, уложил бы на месте обоих.
— Я живу тут, наверху. Не хочешь ли… В смысле, кофе или чего-нибудь?
Посреди этой фразы Китти сообразила, что вполне может иметься в наличии жена и парочка, а то и две парочки детишек, и все они ждут в машине перед химчисткой, недоумевая, с какой стати папочка обнимается с чужой теткой. Китти даже выглянула на улицу, проверяя.
— Кофе? — напугался Ричи. — Оставь, выпьем чего получше.
Они зашли в паб «Смитс» на Фейрвью-стрэнд. Пятница, семь вечера, народу битком, но им повезло отыскать столик с двумя местами. Взяли чипсы, заговорили о добрых старых временах.
— А чем ты занимаешься? — спросила Китти, отчитавшись о своей карьере после университета за исключением, разумеется, катастрофы с Колином Мерфи. Хотя она была уверена, что Ричи об этом знает, все на свете об этом знали, но ему хватило деликатности не затрагивать больную тему.
— Я? — Ричи заглянул в кружку. Четвертая по счету, а Китти после четвертого бокала вина уже слегка опьянела. — Я сейчас книгу пишу.
— Книгу? Ричи, да ты что!
— Забавно, как ты называешь меня — Ричи. Так меня теперь никто не зовет. Для всех я Ричард.
— Конечно, уважающий себя писатель на меньшее не согласится. О чем книга-то?
— Это роман. И больше ничего не скажу, — закокетничал он.
— Полно, полно, еще хоть немного. Любовный роман? Историческая книга? Дешевое чтиво?
— Дешевое чтиво, — расхохотался он. — Дешевле некуда.
Он так задушевно смеялся, и Китти вдруг ощутила тепло их близости и как они незаметно перешли от воспоминаний к флирту, а главное — насколько Ричард похорошел с университетских времен.
— Детектив, — пояснил он. Они сдвинули головы, коленями соприкасались под столом. — Уже примерно четверть книги написал. Всегда хотел этим заняться, но, сама понимаешь, работа и все прочее — нет времени для того, чего по-настоящему хочется. И в один прекрасный день я сказал себе: «Черт побери, Ричи, просто сядь и пиши!» И вот я пишу. Пытаюсь по крайней мере.
— Ты молодец. Людям редко удается осуществить мечту. Станешь новой Сьюзан Бойл, — поддразнила она.
— А как насчет тебя? «Тридцать минут» — это и есть твоя мечта?
Китти заглянула в свой бокал и с удивлением увидела, что он пуст. Когда успела, только ведь отпила. Ричи посигналил официанту, чтобы тот налил еще.
— Не знаю, — пробормотала Китти. Голова кружилась, это было приятно, язык с трудом ворочался во рту. — Я теперь не знаю, какая у меня мечта.
— Не понравилось работать на телевидении?
— Я… — Она медлила, опасаясь взорваться, выложить все об этой программе, о телевидении, обо всем, что случилось с ней, однако все еще держалась настороже: Китти ни с кем до сих пор не была так откровенна. Казалось, что Ричи и в самом деле ничего не знает. Он смотрел на Китти мягким, неосуждающим взглядом, сосуды у него в глазах полопались от усталости, и Китти перенеслась в свой двадцатилетний возраст, в университетский бар, где они прогуливали лекции, и ничегошеньки на свете не казалось таким уж серьезным и важным. Ричи она могла довериться.
— Я больше не работаю для «Тридцати минут», — призналась она.
— Нет? — Ричи осушил свой бокал.
— Ты правда не знаешь или притворяешься ради меня?
— Откуда мне знать? Это что, какая-то сенсация? Ты прости, но я вот уже несколько месяцев как с головой ушел в книгу. Понятия не имею об окружающем мире. Кто-то сегодня сказал мне, что тех чилийских шахтеров давно подняли из забоя.
— Год назад.
— Именно, — усмехнулся он. — Пишу я медленно. И ты можешь ничего не рассказывать мне, если не хочешь. Просто посидим, проведем вместе время. — Он ободряюще улыбнулся.
— Я завалила журналистское расследование. Облажалась чудовищно, дело передали в суд, канал потерял кучу денег, и меня временно отстранили — по-настоящему это означает, что никто никогда не выпустит меня в эфир снова. А теперь и журнал, в котором я столько лет проработала, того гляди, от меня избавится, потому что на него давят рекламодатели, у них, видите ли, имеется гражданская позиция, — что не мешает им эксплуатировать детский труд, чтобы произвести свою дрянь подешевле. Пока что я готовлю для журнала материал, хотя неизвестно, смогут ли его опубликовать, и это единственное, что для меня сейчас важно, и осталось меньше двух недель, а я все еще не знаю, в чем сюжет и где его искать, и пока я бьюсь с этим, всякий раз, возвращаясь домой, я натыкаюсь на собачье дерьмо, краску, туалетную бумагу и любую другую подлянку, сколько их еще приготовят мне четыреста пятьдесят тысяч евро Колина Мерфи и его искренние поклонники.