Сказки мышонка Сухарика

— Что ты несешь? — спросили они.
— Чашку с молоком, — вежливо ответила Аня.
Разбойники приотстали. Красный Перец скривился:
— Терпеть не могу молока…
— И ты девчонке поверил? — усмехнулся Черный Перец. — Посмотри, как она бережно чашку держит. Провалиться мне на этом месте — в чашке бриллиант!
— Бриллиант! — подпрыгнул Красный. — Тогда нужно отнять чашку, и я знаю, как. Я стреляю из ружья. Пиф-паф! Девчонка пугается, роняет чашку — бриллиант наш!
Аня шла, осторожно ступая, золотая нитка разматывалась и в такт Аниной песне тихонько звенела:
На нитке золотой,
На тонкой канители,
С чашкой, полной молока,
Держусь я еле-еле.
Но слово я даю:
Ни капли не пролью…
Пиф-Паф! — раскатился выстрел, да такой сильный, что Красный Перец с перепугу выронил ружье. Стало тихо-тихо. И в этой тишине прозвенело:
Но слово я даю:
Ни капли не пролью,
Не расплещу
И чашки синей
Из рук не выпущу…
Красный Перец совсем растерялся:
— Ты что, не испугалась? — выскочил он из кустов.
— Испугалась.
— А почему чашку не выронила?
— Потому что, о чем поешь, надо выполнить.
Красный Перец оправдывался:
— Ну, маху дали… все равно свое возьмем. Не напугали, так обманем.
Он достал из заплечного мешка два пастушьих плаща.
Разбойники переоделись и вышли к Ане.
— Мы добрые пастухи, пасем телят, все тропинки здесь знаем. Одна ты заблудишься, иди за нами, — сказал Красный перец.
А Черный про себя добавил:
— Мы поведем тебя туда, куда Макар телят не гонял…
Но этого Аня не слыхала и пошла за пастухами. Они вышли к Муравьиному замку. К замку был перекинут мост. Под мостом был ров. А во рву полным-полно муравьев. Они сторожили замок. Разбойники, конечно, сразу убежали. А муравьи накинулись на Аню и стали ее кусать и жалить.
Стряхнуть она их не могла — руки заняты. Синюю чашку, которая до краев была наполнена молоком, Аня боялась поставить. А песенка ее звучала теперь совсем жалобно:
Какие злые стражи
В замке Муравейном!
Зубы их и жала
Терплю я еле-еле!
Но слово я даю:
Что в чашке — не пролью,
Не расплещу
И чашки синей
Из рук не выпущу…
— Кто здесь? — прогремел голос.
Из дверей замка вышел муравей, да такой огромный, каких никто никогда не видел. Он был в мантии и короне. Это был Муравьиный царь. Глаза его, большие и темные, сверху вниз смотрели на Аню.
— Я иду к вершине ели. В полночь под Рождественской Звездой там появится колыбель с Младенцем Христом. Все поспешат к ней с дарами. И я несу свой — молоко в синей чашке.
Аня перевела дыхание. Муравьиный царь дал знак, и стражники-муравьи, точно горох, посыпались в ров. Темные глаза Муравьиного царя смотрели в упор:
— О какой звезде ты говоришь? О какой вершине? Башня моего замка — вот вершина. И никаких звезд над ней не было и нет.
Аня перед Муравьиным царем была точно песчинка перед скалой. Но вот что она сказала в ответ:
— Вы, муравьи, глаз не отрываете от земли. Поднимите, царь, голову к небу…
Голос царя прогремел, словно гром. Глаза вспыхнули гневом:
— Если того, о чем ты говоришь, нет, я велю сбросить тебя в ров к муравьям!
Ане стало страшно. Задрожала в руках синяя чашка. Лишь бы не расплескать! Стал поднимать голову Муравьиный царь. Поднимал долго, вверх он глядеть не привык: всю жизнь он на все и на всех смотрел сверху вниз.
Вдруг упала со стуком тяжелая корона… Муравьиный царь не спешил ее поднимать:
— Звезда! Там горит звезда! Как она сияет!
— Я могу идти? — спросила Аня.
Муравьиный царь хлопнул в ладоши, и влетела карета. Ее везли муравьиные кони. Впереди — муравьиный кучер в ливрее.
— Садись скорее!
Помчалась карета, ударил в лицо хвойный ветер, замелькали елочные домишки. И вдруг — дворец. Кучер одернул ливрею. Из окна махнула фея:
— Зайди! Я как раз раздаю игрушки!
Аня не удержалась.
— Я на минуточку!
Фея открывала коробки. Дети толпились около. Игрушки у них в руках оживали. Куклы пели и танцевали, киты пускали фонтаны, корабли, подняв паруса, отплывали в дальние страны.
— Что тебе подарить? — спросила Фея. — Куклу? Выбирай. Но ты должна взять куклу своими руками. Иначе она не оживет и танцевать не станет. Такой уговор у фей и детей.
Не отрывая глаз от куклы, Аня прошептала:
— У меня руки заняты. Я не могу чашку поставить: вдруг пролью? Я ее полной принести обещала…
— Что ж, — вздохнула Фея. — Такой уж, видно, уговор у людей: или ты даришь, или дарят тебе.
Аня попрощалась и убежала. А разбойники в это время глядели в окно, прижавшись к стеклу носами.
— Эх! Ничего не взяла! — зашептал Красный Перец.
— Я-то думал: поставит чашку, мы тут как тут, и сокровище наше.
Черный Перец затопал ногами:
— Хватит! Слыхали! Провалиться мне на этом месте — теперь сам я буду действовать!
Он выхватил саблю. Вжж-жик! Сабля рассекла золотую нить, что держала на елке Аню.
Прозвенела нить тонко, печально. Аня стремглав полетела вниз. Упала на пол синяя чашка…
Две руки в красных и две руки в черных перчатках потянулись к ней: «Наша!»
Но двенадцать раз пробили часы, слетел с вершины ели Ангел и прикрыл чашку белыми крыльями. Она была цела и до края полна молоком. Разбойники отступили в елочную тень. Ангел взлетел с синей чашкой вверх.
Там, под звездою, тихо покачивалась колыбель. В колыбели лежал Младенец. Он с улыбкой смотрел на Аню. От лица его шло такое сияние, что в комнате стало светло, точно днем.
И разбойников, что прятались под пастушьими плащами, все увидели. Аня подошла к елке. Фея кивнула Ане:
— Вот ты опять стала большая. И руки у тебя свободны.
Выбирай, что душе угодно!
— Хочу стать на минутку феей, — сказала Аня, поспешив к разбойникам. — Просите прощения!
— Вот еще! Я не умею! — Черный Перец стал еще чернее. Красный Перец еще больше покраснел:
— Я знал, да забыл, как это делается.
— Повторяйте за мной оба, — строго сказала Аня. — Я больше не буду разбойничать!
— Буду! Провалиться мне на этом месте! — закричал Черный Перец и провалился вместе с плащом, саблей и сапогами. И больше его никогда не видели.
Красный же Перец взмолился:
— Не буду! Я обещаю! Разрешите только в последний раз из ружья выстрелить!
Пиф-паф! Вылетел из ружья разноцветный фейерверк.
Все так и должно быть. Ничего на этот раз не перепутала Фея.