Водяная магия

— Но если она опять возьмет с нас слово не трогать никаких зверей, вся затея провалится, — сказала Кэти. — Мы ведь не можем спасать русалку и при этом к ней не прикасаться.
— Ничего подобного, — тут же нашлась Мэвис, — русалка — это тебе не зверь. Она все равно как человек, только подводный, и потому такие обещания ее не касаются.
— А вдруг это не тот вид русалок, которые выглядят как человек? — предположил Бернард. — Вдруг она будет похожа на тюленя, как про то писали в газете?
— Это исключено, — отрезал Фрэнсис. — Дались тебе эти тюлени! Забудь о них вообще.
Данный разговор происходил в небольшом садике перед домом, на втором этаже которого как раз в это время мама занималась распаковкой привезенного ими багажа.
— Мэвис! — позвала она из распахнутого окна. — Я что-то никак не могу найти… Впрочем, будет лучше, если ты поднимешься сюда и поможешь мне разобраться с вещами.
— Я пойду к маме наверх, — сказала Мэвис и, медленно направилась к дому.
Однако уже через несколько минут она выбежала обратно и радостно сообщила:
— Все в полном порядке. Сегодня днем мама поедет на вокзал встречать папу. До обеда мы будем играть на пляже — кстати, я узнала, что на обед будет жареный кролик и пирог с яблоками, — а после обеда мы сможем сходить в цирк. Причем мама ничего не сказала насчет обещаний не трогать животных.
Итак, с программой на день все было ясно, и они, прихватив лопатки и ведра, зашагали в сторону моря по той же дороге, какой шли утром Фрэнк и Мэвис. «Ела камни!» — вскричала, завидев их издали, уже знакомая овсянка и вновь не получила ответа — у приличных людей не принято откликаться на подобные глупости.
На берегу они вскоре разделились на пары и занялись каждый своим. Кэтлин и Бернард начали копать ров для песочного замка — по правде сказать, их не слишком заботила судьба русалки, которую они никогда не видели, не слышали и не пробовали на ощупь. Другое дело Фрэнсис и Мэвис: они, напротив, не могли думать и говорить о чем-либо еще кроме русалки. Поэтому старшие дети не принимали участия в строительстве, а увлеченно беседовали, прогуливаясь вдоль кромки воды и непонятно зачем таская за собой лопаты, словно те были какой-то оригинальной разновидностью хвостов. Так продолжалось до тех пор, пока Кэти не обратилась к ним с просьбой о помощи.
— Без вас мы не успеем управиться до начала прилива, — сказала она. — Почему ты не хочешь помочь, Фрэнк? Ведь это намного интереснее, чем просто так расхаживать взад-вперед по пляжу и напускать на себя задумчивый вид. Вспомни, ты еще в Лондоне мечтал о том, как будешь строить замок у моря.
— Ладно, — сказал Фрэнсис, и они теперь уже вчетвером принялись насыпать стены, утрамбовывать их ладошками, копать подземные темницы и возводить угловые башни, используя в качестве форм для них свои ведерки. Дольше всего пришлось повозиться с мостом через ров и аркой въездных ворот — мокрый песок оказался недостаточно прочным материалом для таких хрупких сооружений. В целом же замок, слов нет, удался на славу, хотя они и не успели закончить кое-какие детали к тому времени, когда первые волны прилива докатились до его стен. Дети отчаянно боролись с наступающим морем, однако в этой борьбе у них не было шансов на победу — уже через несколько минут замок оказался в кольце окружения. Тогда все четверо сгрудились внутри укреплений и держались до последней возможности, пока море, взяв замок решительным штурмом, не превратило его в округлый песчаный холмик, быстро размываемый все новыми и новыми волнами. И все-таки их труды не пропали даром, поскольку дети в итоге получили громадное удовольствие — стоит ли говорить, что при этом их одежда промокла насквозь, и им пришлось срочно идти домой и переодеваться во все сухое.
Тут как раз настало время обедать — жареный кролик и яблочный пирог после строительных и ратных трудов пришлись как нельзя кстати, — а затем мама отправилась на вокзал встречать папу. Фрэнсис пошел ее проводить и вернулся домой несколько расстроенным.
— Мне пришлось дать обещание за нас всех, — сказал он, — мы не должны будем трогать цирковых зверей. Я все же надеюсь, что русалка окажется не зверем, а чем-то вроде человека.
— Главное, чтобы она умела говорить, — добавила Кэтлин. — Тогда мы сразу отличим ее от остальных. Но к чему зря гадать — скоро мы будем в цирке и все узнаем. Я думаю, нам надо одеть свои лучшие наряды, чтобы русалка не посчитала нас какими-нибудь проходимцами.
— Что касается меня, то я не собираюсь переодеваться, — категорически заявил Бернард. — Пойду в том, что на мне сейчас.
— Как хочешь, Берни, — пожала плечами Мэвис. — Хотя ради такого случая мог бы и позаботиться о своем виде — не так уж часто мы имеем дело с чем-то волшебным. Впрочем, если русалка примет тебя за проходимца, мы скажем, что ты с нами, и все, может быть, обойдется.
— А как ты, Фрэнки? — спросил Бернард. — Ты тоже считаешь, что мы должны выряжаться как на парад?
— Ерунда это все, — откликнулся Фрэнсис. — Как же, станет русалка приглядываться к тому, во что мы одеты. У ней самой-то, наверно, нет ничего кроме хвоста, волос, да еще какой-нибудь безделушки — зеркальца или волшебного перстня на пальце. Ну а если ей вдруг от нечего делать захочется посмлтреть на что-то красивое, она, будьте спокойны, найдет себе зрелище поприятнее вас и всех ваших лучших нарядов. Другое дело, что всем нам не помешает еще раз умыться — заодно попробуйте вытряхнуть из волос хотя бы часть морского песка, а то ваши головы похожи на половые щетки после генеральной уборки.
Сам Фрэнсис в заботах о своем внешнем виде зашел настолько далеко, что даже повязал на шею синий галстук, подаренный ему тетей Эми, и почистил серебряную цепочку для часов, хранившихся во внутреннем кармане его куртки. Эти приготовления помогли ему убить время, пока девчонки возились со своими нарядами. Наконец после многократных примерок им удалось добиться желаемого результата, и вся компания зашагала по направлению к городу, провожаемая воплями неугомонной овсянки.
— Мне кажется, эта птица над нами издевается, — заметил Бернард.
— А мне кажется, что наша затея с похищением русалки не приведет ни к чему хорошему, — сказала Кэти. — Вот цирк — это я понимаю! Там побывать всегда интересно.
Местом проведения ярмарки был выбран обширный пустырь, расположенный на самом въезде в Бичфилд, если приближаться к этому популярному курорту с его наименее приятного и благоустроенного конца. Практически все здания в этой части города были выстроены из дешевого грязно-желтого кирпича и начисто лишены каких бы то ни было архитектурных украшений, а пыльные витрины магазинов с однообразным набором товаров ни в коей мере не оживляли унылый уличный пейзаж. Следует отметить, что в других, более симпатичных районах Бичфилда окна витрин обычно располагались в выступающих частях зданий и были снабжены толстыми дымчатыми стеклами, которые со стороны смотрелись весьма эффектно, хотя сквозь них мало что удавалось разглядеть — но как раз это обстоятельство и привлекало внимание праздно гуляющей публики, доставляя ей пищу для разговоров и побуждая самых любопытных войти внутрь магазина, а то и сделать кое-какие покупки. Здесь же глазу просто не за что было зацепиться — если, конечно, не брать в расчет многочисленные деревянные щиты с аляповатыми рекламными объявлениями, среди которых решительно преобладали плакаты двух цветов: ярко-красные, призывавшие всех честных и добропорядочных граждан не носить на ногах ничего кроме Рэмсденских Патентованных Полуботинок, и темно-синие, настойчиво рекомендовавшие тем же самым гражданам голосовать на выборах только за Уилтона Эшби. Плакаты были налеплены весьма небрежно; многие из них уже наполовину отклеились и теперь беспомощно трепыхались и хлопали на ветру. По мостовой в изобилии перекатывались пучки соломы и обрывки бумаги, вдоль тротуаров ближе к стенам домов, там, где по идее должны были бы находиться цветочные клумбы, валялись какие-то грязные тряпки, рваная обувь и пустые консервные банки. Вместо живых изгородей и красивых декоративных заборчиков здесь можно было увидеть густые заросли крапивы и ржавую колючую проволоку. Попадая в места, подобные этому, человек поневоле начинает задумываться о том, кто же все-таки виноват в подобном безобразии, но как правило не находит конкретного злодея, поскольку виновны все живущие здесь люди. Вероятно, им в детстве никто не удосужился объяснить, как это нехорошо и стыдно разбрасывать где попало апельсиновые корки, фантики от конфет и бумажные салфетки, оставшиеся после съеденных ими пончиков или пирожков с повидлом. И вот прошли годы, дети выросли и превратились из мелких пакостников в здоровенных нерях и оболтусов, по какому-то недоразумению именующих себя добропорядочными гражданами. Это они понастроили по всей округе десятки и сотни уродливых грязно-желтых домов, вытоптали зеленые лужайки, протянули колючую проволоку там, где должны находиться цветочные клумбы, уляпали все вокруг идиотскими рекламными плакатами и все как один стали носить Рэмсденские Патентованные Полуботинки и дружно голосовать на выборах за Уилтона Эшби. Есть люди — и их, к сожалению, тоже немало — которые, сами не будучи оболтусами и неряхами, тем не менее очень спокойно относятся к таким вещам, как изуродованная и загубленная частичка природы на какой-нибудь мрачной городской окраине вроде той, где размещалась Бичфилдская ярмарка в один из солнечных летних дней, когда Фрэнсис, Мэвис, Бернард и Кэтлин отправились спасать русалку, потому что русалки, как им стало известно, имеют печальное обыкновение очень скоро умирать в неволе. На этой ярмарке — в отличие от многих других ярмарок, почему-то нередко именуемых старомодными, — напрочь отсутствовали торговые палатки, ларьки и прилавки под навесами, где все желающие могли купить множество самых разных вещей: детские игрушки, конфеты, имбирные и медовые пряники, расписные чашки и блюдца, хлыстики с резными рукоятками, кукол, фарфоровых слоников и собачек, лимонад, пироги с мясом, перламутровые шкатулки, подушечки для иголок и авторучки с видами острова Уайт или Вестминстерского собора, которые можно было различить вплоть до мельчайших деталей, если заглянуть в крошечное отверстие на тыльном конце этой хитроумной штуковины.