Он не ангел
Его интерес к ней рос, а ее актерские способности его просто восхищали. При всем том она не жульничала. Киллер не сомневался, что Салинас за свои деньги получает достойную компенсацию, но она определенно рисковала. Если хоть что-то его насторожит в ней, Салинас убьет ее не моргнув глазом.
Людей, обладающих волей к жизни, киллер уважал, а Дреа была как раз из таких. Усмотрев возможность заполучить ее, он ни минуты не колебался.
Ее первоначальная реакция его удивила. Женщины вроде нее, торгующие собой, стремятся вытянуть из мужчин, подобных Салинасу, все возможное, и секс для них, как правило, только способ достижения своих целей. Сначала киллеру пришло в голову, что она просто хочет побаловать самолюбие Салинаса. Но когда стало очевидно, что она себя не помнит от страха, он, мысленно пожав плечами, решил отказаться от своей затеи. Все, что хотел, он выяснил – ему было довольно одной реакции Салинаса.
Когда она выбежала на балкон, он уже было собрался ретироваться, но какой-то неведомый порыв толкнул его за ней. Она, казалось, с перепугу готова была спрыгнуть с балкона. Это не входило в его планы. Появляться на балконе было рискованно: федералы глаз не спускали с Салинаса, но, как оказалось в итоге, игра стоила свеч. Он дотронулся до ее руки, и его ладонь словно обожгло, а через несколько секунд Дреа уже отвечала на его прикосновения – правда, вначале робко и испуганно, но могучая химия тел уже сделала свое дело.
Ему нравился неспешный секс, но сегодня был необычный случай. Как только Дреа перестала бояться, она так распалилась, что об нее можно было обжечься. По неистовству ее ответных ласк он понял, как ей не хватает внимания и нежности, как хочется ей предстать в своей истинной сущности. Салинас, как видно, никудышный любовник, эгоистичный и ленивый, раз его женщина так истосковалась по ласке.
Но как бы ни было все это приятно, повторения киллер не планировал. Как он ей и сказал, одного раза достаточно. Сейчас он исчезнет до тех пор, пока Салинас снова не выйдет на связь, а уж тогда постарается новую ситуацию повернуть для себя финансовой выгодой.
Через сорок минут из парадного чуть ковыляющей походкой вышел сгорбленный пожилой господин. Опираясь на палку, он остановился у обочины, ожидая, когда портье вызовет ему такси.
Ксавье Джексон с Риком Коттоном, которые в это время вели наблюдение из окон верхнего этажа дома напротив, заприметили старика, выходящего из подъезда. Но они уже видели его неоднократно. Поверхностное расследование выявило, что он в этом доме снимает квартиру, а потому их внимание на нем не задержалось.
Глава 4
Сукин сын прав: Рафаэль заявится раньше.
Превозмогая себя, Дреа выползла из постели. Ноги словно налились свинцом и стали непослушными, внутри все болело. Она покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за кровать. Зуб на зуб не попадал от пробиравшего ее до костей холода. Даже кровь, похоже, застыла в жилах, тело сковало льдом.
Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Однако позволить себе роскошь нежиться в постели под одеялами Дреа не могла. Следовало срочно что-то предпринять, чтобы отвести беду, и единственное, что ей пришло в голову, было делом рисковым, но в случае успеха сулившим большой выигрыш. Очень старательно она расправила простыни и подушки, затем проковыляла на кухню. Схватив там баллончик дезодоранта «Фибриз» для тканевых поверхностей, она вернулась в спальню и обработала им кровать с простынями. Тщательно их заправив, она накинула на постель пуховое одеяло, разложила поверх в обычном порядке декоративные подушки и напоследок побрызгала освежителем воздуха в спальне и ванной. Может, все это лишь ее фантазии, но она могла поклясться, что до сих пор чувствует запах этого мужчины.
Отчего ей так холодно? Дреа казалось, в квартире жуткий холод, но тратить время на то, чтобы налаживать термостат, она не могла. Она отнесла «Фибриз» на кухню, затем собрала раскиданную в спальне по полу одежду, которую взяла с собой в ванную и там, как всегда это делала, бросила ее на пол. Потом она включила горячую воду – такую горячую, насколько могла вынести, – и быстро залезла под душ, смывая с себя пот и запахи. Только под водой она чуть-чуть согрелась.
«Думай! Надо думать».
Но Дреа это никак не удавалось. Гнев клокотал в ней, как густая смола, чернотой обволакивая мозг. «Надо же быть такой идиоткой! Дура, дура, дура!» Дреа почувствовала к себе отвращение. Кому, как не ей, известно, что жизнь не сказка со счастливым концом. И надо же ей было после нескольких часов с каким-то мужиком, умеющим орудовать своим концом, умолять его взять ее с собой. При этом мужику этому убить человека – все равно что почистить зубы.
Дреа чувствовала себя абсолютным ничтожеством. Стыд душил ее, сдавливая грудь. Дреа казалось, что она вот-вот задохнется. Что ей взбрело в голову? Неужто она решила, что раз он был внимателен к ней, нетороплив и отзывчив, раз он доставил ей удовольствие, то значит, он уже в нее влюбился? Как бы не так! Размечталась! В его арсенале много разных приемов, а в остальном он не лучше любого другого мужчины из тех, что у нее были, – получат свое и моментально теряют ко всему интерес.
Стыд, как голодный зверь, терзал Дреа. Ну почему и она не могла, отключив эмоции, просто получать удовольствие от секса? Она вела себя как наивная дура, какой была в пятнадцать лет. Тогда она полагала, что, как только с ней рядом появится мужчина, ее жизнь наладится и, уж конечно, не станет хуже.
Но она была еще совсем зеленой девчонкой, когда в первый раз по вине мужчины выставила себя дурой и в итоге осталась одна да еще беременной. Тогда некоторым оправданием собственной глупости мог служить возраст. Сейчас у нее нет никаких оправданий.
Дреа ополоснулась, вылезла из-под душа и, пересиливая брезгливость, почти граничащую с тошнотой, заставила себя вытереться полотенцем, которым пользовался убийца. Рафаэль зорко подмечал все мелочи, а потому лишнее полотенце выдало бы ее с головой.
Поток воздуха, исходящий от кондиционера, ледяной струей коснулся влажного тела, и Дреа снова затряслась от холода. Полотенце совсем намокло, поэтому промокать им мокрые волосы было почти без толку. Отбросив его в сторону, Дреа сдернула с крючка толстый махровый халат и завернулась в него, затем взяла с мраморного столика расческу и прошлась по волосам.
Взглянув в зеркало, она с отстраненным удивлением увидела свое мокрое лицо и поняла, что плачет, Опять. Второй раз за день – это для нее рекорд.
Хватит, больше она не будет плакать из-за этого. Слезами горю не поможешь. И Дреа поспешно смахнула их.
Однако глаза снова наполнились влагой. Дреа стояла, глядя на отражение в зеркале, и никак не могла отделаться от ощущения, что видит не себя, а совсем другого человека, которого давным-давно нет. Белое, чистое, без косметики лицо, волосы зализаны назад, в глазах застыло суровое выражение – перед ней вновь была та девочка, чей ребенок умер, забрав с собой все ее так и не сбывшиеся мечты.
Дреа выбежала из ванной, задыхаясь от горечи. Нужно поскорее навести красоту – высушить волосы и накраситься, нужно выглядеть как можно лучше и сексуальнее. Одним это было выше ее сил: так долго смотреть на себя… ну уж нет! Она автоматически влетела в гостиную и, понурившись, в нерешительности остановилась, как заводная игрушка со сломанной пружиной. Что теперь? Что ей делать? И что она может сделать?
Дреа очень замерзла. Казалось, вокруг нее кружил, пробирая ее до костей, могильный холод. Даже на покрытом ковром полу босые ноги Дреа заледенели и стали белыми, бескровными, Яркий лак на фоне бледной кожи выглядел еще более вульгарно. Она вспомнила, как противно ей было смотреть на свои ноги с яркими ногтями, когда он закинул их себе на плечи…
Из ее груди вырвался какой-то гортанный, животный звук. Прогнав от себя наконец ненавистное воспоминание, Дреа, пошатываясь, направилась к раздвижным дверям балкона, манившего ее своим теплом.