Дорога домой
Линда Ховард
Дорога домой
Пролог
Начало
Не глядя на нее, Саксон Мэлоун заявил:
— Так не пойдет. Ты можешь быть либо моей секретаршей, либо моей любовницей, но не тем и другим одновременно. Выбирай.
Анна Шарп замерла, ее проворные пальцы застыли над стопкой бумаг, которые она перебирала, разыскивая нужный ему контракт. Его требование было как гром среди ясного неба, и у нее перехватило дыхание. Он велел выбирать. То или другое. Саксон всегда четко излагал то, что он имел в виду, и недвусмысленно давал это понять.
Она вдруг ясно представила себе, что произойдет в зависимости от того, каким будет ее ответ. Если она решит остаться секретаршей, то он никогда больше не сделает ни одного шага, который мог бы расцениваться как что-то личное. Она хорошо знала Саксона, знала, какой железной волей он обладает, знала, насколько полно мог он разграничивать свою жизнь. Его личная жизнь никогда не пересекалась с его работой, и наоборот. Если она решит остаться его возлюбленной, — нет, его любовницей — он посчитает своей обязанностью полностью содержать ее, как веками поступали все сладкие папочки, а взамен она будет сексуально доступна ему всякий раз, когда у него будет время и желание ее навестить. При этом ожидается, она будет полностью предана ему, тогда как он не намерен обещать ни верности, ни будущего.
Здравый смысл и чувство собственного достоинства требовали, чтобы она предпочла вертикальное положение секретарши горизонтальному положению любовницы, но все же она колебалась. Она уже год была секретарем Саксона, и любила его большую часть этого времени. Если она выберет работу, он никогда не позволит ей приблизиться к себе ближе, чем она была сейчас. Как у любовницы, у нее, по крайней мере, будет возможность выразить ему свою любовь так, как она хочет, а часы, проведенные в его объятиях, навсегда останутся в ее памяти в будущем без него, будущем, которое ее, в конечном счете, ожидает. Саксон не относился к числу мужчин, по отношению к которым женщина могла бы строить планы. Он не терпел привязанности.
Она спросила севшим голосом:
— Если я решу быть твоей любовницей, то что тогда?
Наконец-то он посмотрел на нее своими темно-зелеными пронзительными глазами.
— Тогда я возьму новую секретаршу, — ровно произнес он. — И не жди, что я когда-нибудь предложу брак, потому что я не собираюсь этого делать. Ни при каких обстоятельствах.
Она глубоко вздохнула. Он мог бы этого и не говорить. Пожар физического влечения, охвативший их прошлой ночью, никогда не будет чем-то более значимым, особенно для него. Он не допустит этого.
У нее мелькнула мысль, как ему удается оставаться настолько безразличным после часов свирепых любовных ласк, которыми они обменивались на этом самом ковре у нее под ногами. Если бы это было единственное поспешное спаривание, она, возможно, проигнорировала бы его как своего рода случайность. Но дело было в том, что они, вне всякого сомнения, вконец обезумев, занимались любовью снова и снова. Его офис был переполнен сексуальными воспоминаниями: он брал ее на полу, на диване, на этом самом столе, что сейчас был завален контрактами и предложениями. Они занимались любовью даже в его туалете. Он не был нежным любовником. Он был требовательным, жестким, почти не контролирующим себя, но невероятно щедрым в приемах, убеждающих его, что она удовлетворена каждым соитием так же, как и он. Мысль о том, что она никогда больше не познает такую страсть, заставила ее сердце мучительно сжаться.
Ей было двадцать семь, и она никогда прежде не любила, даже будучи подростком, хотя всем подросткам присущи страстные увлечения и свидания. Если она откажется от этого шанса, другой может и не выпасть, и, конечно, больше ей никогда не быть с Саксоном.
Итак, будучи в здравом уме и твердой памяти, она сделала шаг, который превращал ее в содержанку Саксона Мэлоуна.
— Я буду твоей любовницей, — мягко сказала она. — Но с одним условием.
В его глубоко посаженных глазах мелькнула горячая вспышка. Столь же быстрая, сколь быстро и хладнокровно он отреагировал на ее последние слова:
— Никаких условий.
— Но я должна его высказать, — настаивала она. — Я не настолько наивна, чтобы думать, что эти отношения…
— Это не отношения. Это договоренность.
— … эта договоренность навсегда. Я хочу обезопасить себя, зарабатывая средства к существованию, так, чтобы однажды я не оказалась без крыши над головой или без возможности зарабатывать себе на жизнь.
— Я обеспечу тебя, и, поверь мне, ты отработаешь каждый пенни, — его взгляд скользнул вниз по ее телу, внезапно заставив ее почувствовать себя голой, а плоть слишком горячей и напряженной. — Я переведу на твое имя достаточно ценных бумаг, и я не желаю, чтобы ты работала. И точка.
Ей было неприятно, что он низвел их отношения, а это были именно отношения, несмотря на то, что он это отрицал, к некоей купле-продаже. Но она осознавала, что это была единственная основа, на которую он может пойти. С другой стороны, она согласилась бы любые условия, какие бы он ни выдвинул.
— Что ж, — ответила она, машинально подыскивая слова, которые он мог принять и понять, слова, которые лишены и намека на эмоции. — Идет.
В течение долгой минуты он смотрел на нее с бесстрастным, как всегда, выражением лица. Его выдавало только пламя в глазах. Потом он встал, подошел к двери, закрыл ее и запер на ключ, несмотря на то, что рабочий день закончился, и они были одни. Когда он возвращался к ней, Анна явственно видела его возбуждение, и ее тело напряглось в ответ. Ее дыхание стало быстрым и поверхностным, поскольку он уже был рядом.
— Тогда ты могла бы сразу приступить к своим обязанностям, — сказал он, притягивая ее к себе.
Глава 1
Перевод Фэйт, редактура Nataly
Два года спустя
Анна услышала, как его ключ поворачивается в замочной скважине и села на диван, выпрямив спину. Он вернулся на день раньше, чем обещал, и, конечно же, не позвонил. Он никогда не звонил ей, оправляясь в поездку, потому что это было бы слишком похоже на признание того, что между ними существуют отношения. Даже спустя два года он по-прежнему настаивал на раздельном проживании. И каждое утро заезжал к себе домой, чтобы переодеться перед тем, как отправиться на работу.
Она не бросилась в его объятия, так как это тоже было для него неприемлемо. Сейчас она очень хорошо знала мужчину, которого любила. Он не мог принять ничего, что бы походило на заботу, хотя она не понимала, почему. Он тщательно избегал всякой демонстрации своего желания видеть ее, никогда не называл ее уменьшительными именами, никогда не одаривал мимолетной и случайной лаской, никогда не шептал ей слов любви, даже во время самой страстной физической близости. То, что он говорил в постели голосом, хриплым от вожделения, всегда касалось только сексуальной потребности и возбуждения, но он был чувственным и заботливым любовником. Ей нравилось заниматься с ним любовью не только из-за удовлетворения, которое он всегда давал ей, но и потому, что под видом физического желания она могла выразить ему свою привязанность. Ту самую, которую он отказывался принимать за пределами постели.
Когда они занимались любовью, у нее был повод касаться его, целовать его, прижиматься к нему, и в такие моменты он свободнее проявлял нежность. Долгими темными ночами он был ненасытен. И не только в сексе, но и просто в желании быть ближе к ней. Каждую ночь она спала в его объятиях, и если по какой-то причине она отодвигалась от него, он обязательно просыпался и притягивал ее назад, снова пристраивая рядом с собой. С приходом утра он снова замыкался в себе, но ночами он полностью принадлежал ей. Иногда ей казалось, что он нуждается в этих ночах так же сильно, как и она, и по тем же самым причинам. Только ночами он мог позволить себе дарить и принимать любовь в любом ее проявлении.