Греческий миллиардер и Я (ЛП)

В конце концов, причины не важны. Он просто должен знать. Он просто обязан.
Когда он начал читать, он обнаружил, что данные не соответствует тому, что он ожидал.
У Вельвет было два банковских счета.
Первый был открыт в тот год, когда она приехала в Грецию. Это был впечатляющий депозит, и циничная часть Миколаса задавалась вопросом, было ли это результатом другого успешного завоевания, вызванного неотразимой красотой Вельвет. Затем следовали регулярные взносы и минимальные снятие средств со счета, за исключением чека, который она отправила Вейну Гарфилду.
Две последние транзакции были совершены сегодня утром, в день свадьбы. Первым был чек на $100.000, отправленный ее адвокату Лестеру Уилкинсу. Остальная сумма, чуть больше $2.000 была получена наличными.
Второй ее счет озадачивал еще больше. Она открыла его неделю назад. И когда он просмотрел детали единственного перевода, Миколас понял, что это был чек на $100.000, который он дал ей.
Она оставила его нетронутым, даже сегодня.
Миколас взял другую пачку документов, тогда в его голове и прозвенел сигнал тревоги.
Там были бланки документов для некоммерческого фонда помощи пострадавшим от преступлений, связанных со злоупотреблениями наркотиками. Начальный капитал был $100.000.
Был ли фонд прикрытием? Использовала бы она его, чтобы просить больше денег для своего любовника?
Эта мысль заставила его стиснуть руки в кулак, у него было такое сильное желание перевернуть стол и уничтожить все доказательства того, что Вельвет Ламберт была нечестна с ним.
 Почему? Почему, черт возьми, почему? 
Она рыдала и кричала на него, задавая вопросы. Он хотел бы проорать ей в ответ тот же самый вопрос. Боль от ее предательства была настолько велика, что почти изуродовала его. Тот же гребаный вопрос, по крайней мере, он имел в виду его. Про нее он знал, что это был за отвратительный поступок. Она не заботилась о нем. Все, о чем она когда-либо заботилась, были его деньги, и, Боже, как умело она играла с ним. Вероятно, она будет смеяться по пути в банк, когда обнаружит, что в то самое утро, когда она послала Вейну Гарфилду сто тысяч, он, Миколас Саллис, разорвал ее брачный контракт.
Воспоминание о его идиотизме было как кислота, она разъедала его изнутри, и, через секунду, он все-таки уничтожил свой стол. Пробил стену и голыми руками раздавил стакан на куски. Он разрушал все, что видел, но боль не уходила, потому что он не мог разрушить воспоминания о Вельвет, которые у него были.
 Почему? Почему, черт возьми, почему? 
****
Было почти десять вечера, когда он приехал домой. Лакей встретил его с каменным лицом, и у Миколаса был соблазн к чертям уволить его на месте. За все годы, что Доддс работал на Миколаса, он редко говорил или высказывал свое мнение. Пожилой мужчина даже предпочитал работать в квартире только тогда, когда Миколаса там не было, чтобы не помешать ему во время уборки. Но, так или иначе, Вельвет удалось обмануть и старика. Было очевидно, то, как старый мужчина смотрел на Миколаса, резко и неприветливо, означало, что он обвиняет его в отсутствии Вельвет.
— У вас посетитель, — безжизненно сообщил ему Доддс. — миссис Шанталь Блейкли.
Шока от осознания того, что его мачеха была в его доме, было достаточно, чтобы Миколас забыла свое плохое настроение. Когда он вошел в свою гостиную, Шанталь действительно была там. Прошедшие годы слегка изменили ее, но она оставалась все такой же худой, как и была.
— Я заслужила объятие, Микки?
Она была единственной, кто его так называл. Сперва это был способ привлечь его внимание и разозлить, но потом, это имя превратилось в ласковое выражение, отражающее привязанность матери к сыну.
Его ярость из-за предательства Вельвет оставила его, и он был усталым, ранимым, и, взглянув на Шанталь, Миколас не мог вызвать в себе даже унцию негодования. Все, что он мог вспомнить, это хорошие времена. Он угрюмо сказал,
— Конечно, Чубби. — Это был его способ возмездия, когда он был еще ребенком.
Она засмеялась, он улыбнулся, и они оказались в объятиях друг друга. Когда Шанталь сидела напротив, и Доддс закончил накрывать на стол, она задумчиво сказала,
— Я всегда ненавидела себя за то, что поддалась давлению, ты знаешь.
— Ты была молода, — пробормотал он. — Я понимаю, что ты уехала благодаря…
— Не только я тогда была молода. Ты тоже. Я любила тебя как сына. Я заставила тебя увидеть во мне мать, и, в конце концов, я пожертвовала тобой и я никогда….— Шанталь резко вздохнула. — Я никогда не прощу себя за это. — Слезы затуманили ее взгляд.
— Даже когда я снова вышла замуж и родила детей, я всегда думала о тебе, как о своем ребенке – моем первенце и я…я рассказала о тебе своим детям. Я сказала им, что, возможно, однажды ты простишь меня за то, что я не противостояла твоему отцу.
Губы Миколаса дернулись.
— Если ты имеешь в виду, что ты хотела бы, чтобы в твоих силах было изменить его, и мы могли бы оставаться счастливой семьей, то нет, это было невозможно.
Шанталь покачала головой.
— Нет. Я не об этом. — она посмотрела на него с жалостью и состраданием. — Ты ведь не знаешь, не так ли?
До того, как он смог ответить, она продолжила,
— Ох, Микки. Как ты, должно быть, ненавидел меня все эти годы.
— Я не понимаю.
— Я спросила твоего отца, могу ли я увидеть тебя снова. Казалось, что это как-то ранило его гордость, как-то обидело его, то, что я хотела видеть тебя больше, чем его, и он пригрозил разрушить мою жизнь - даже жизнь моих родителей - если я когда-нибудь попытаюсь связаться с тобой.
Лицо Миколаса становилось бледнее, пока Шанталь продолжала говорить. Его чертов отец. Он всегда был тщеславным, ревнивым дураком и Миколас мог легко представить себе, как его гордость заставила его увидеть соперника в собственном сыне.
— Ты права, — сказал он глухо. — Я должен был понять, что ты бы не оставила меня так легко…
Шанталь начала плакать, услышав его слова, и Миколас притянул свою мачеху в объятия. — Мне жаль, что ты вышла замуж за старого подонка.
— Мне жаль, что твой отец старый подонок.
Плачущая Шанталь, по какой-то причине, напомнила ему о Вельвет, но он упорно оттолкнул эту мысль. Он избавиться от нее, от каждого чертового воспоминания, даже если он умрет, пытаясь сделать это
Когда Шанталь отстранилась, она спросила с нетерпеливой улыбкой,
— И твоя невеста? Где же она?
Миколас напрягся.
— Она…она не здесь.
— Ох. Улыбка Шанталь поддразнивала его. — Должно быть, она очень упрямая женщина. Могу поспорить, она легко заткнет тебя за пояс. Когда я впервые прочитала ее письмо….
Он резко спросил,
— Она писала тебе?
— Конечно, ты ведь знаешь…нет? — Шатналь побледнела. — Я думала…когда ты не выставил меня за дверь, я думала, она сказала тебе всё и ты ждал меня.
Звоночек зазвонил в его голове, и в груди появилось тяжелое и ноющее ощущение, что заставило Миколаса с трудом дышать.
— Когда она тебе написала?
— Вчера. Она отправила письмо экспресс почтой и вложила билет до Афин и обратно. Я ведь теперь живу в Штатах. На самом деле, я сперва отправилась в твой дом на Санторини, и когда я узнала, что ты здесь, я подумала, что произошла какая-то путаница и я….я не хотела упустить шанс встретиться с тобой снова, и я приехала сюда. — Она посмотрела на него с мольбой. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не сердишься на нее за то, что она связалась со мной?
— Нет, — услышал он свой хриплый голос. — Я не злюсь. — Смущенным, вот каким он был. И напуганным. Он был так чертовски напуган, и, даже если это кажется невозможным, что, если он понял все неправильно.
— Я сомневалась и боялась встретиться с тобой, ты знаешь. Но ее письмо было таким прекрасным. Она сказала мне, что я была свадебным подарком для тебя. Что она хочет, чтобы ты почувствовал, что это не ошибка, доверять кому-то или любить кого-то. Когда она сказала эти лова, как я могла не рискнуть сказать «да»? Потому что я всегда любила тебя как сына, Микки. И на этот раз я хотела бы доказать тебе, что я действительно люблю тебя.