Лихорадка

Амелия вскрикнула и опустила голову, ее светлые волосы рассыпались по парте. По всему классу заскрипели стулья. Кто-то воскликнул в отчаянии:
— Госпожа Горацио, можно выйти?
— … и подвигать иглой взад-вперед, прикладывая некоторое усилие. Не обращайте внимания на дрыгающиеся лапки. Это всего лишь рефлекс. Просто позвоночник посылает импульсы.
— Госпожа Горацио, мне нужно в туалет…
— Потерпи минутку. Вы должны увидеть, как я это делаю. — Она прокрутила иголку, и послышался тихий хруст.
Ною показалось, что его вот-вот стошнит. С трудом сохраняя невозмутимый вид, он отвернулся и сцепил руки под партой. «Только без рвоты, только без рвоты, только без рвоты». Он сконцентрировал внимание на светлых волосах Амелии, которыми всегда восхищался. Волосы Рапунцель. Он смотрел на них, думая о том, как бы ему хотелось их погладить. Он никогда не осмеливался заговорить с Амелией. Она казалась ему сказочной принцессой, недоступной для простого смертного.
— Ну, вот и все, — сообщила госпожа Горацио. — Больше ничего делать не нужно. Я обращаюсь к классу: все видели? Полный паралич.
Ной заставил себя перевести взгляд на лягушку. Она лежала на учительском столе — безвольная, плоская тушка. Все еще живая, если верить старухе Горацио, но не подающая признаков жизни. Он вдруг испытал искреннюю жалость к этой лягушке, представил себя, распластанного на учительском столе, с открытыми глазами и в полном сознании, но совершенно неподвижного. Волны паники ни к чему не приводят, просто фейерверками взрываются в мозгу. Он сам почувствовал себя парализованным, оцепенелым.
— Теперь вам нужно сесть парами, — приказала госпожа Горацио. — Сдвиньте свои парты.
Ной сглотнул и покосился на Амелию. Она беспомощно кивнула.
Он сдвинул их парты. Они не разговаривали; их партнерство было обусловлено лишь близостью парт, но, черт возьми, какое это имело значение, главное — оказаться ближе к ней. У Амелии дрожали губы. Ему очень хотелось утешить ее, но он не знал, как это сделать, поэтому просто сидел молча, все с тем же выражением безразличия на лице. «Скажи ей что-нибудь хорошее, придурок. Порази ее чем-нибудь. У тебя, может, не будет другого шанса!»
— Лягушка действительно выглядит как мертвая, — заметил он.
Амелия содрогнулась.
Госпожа Горацио уже двигалась по рядам с банкой, в которой барахтались лягушки. Она остановилась возле Ноя и Амелии.
— Берите. Каждая пара работает с одной лягушкой.
Кровь отлила от лица Амелии. Теперь все зависело от Ноя.
Он сунул руку в банку и вынул скользкую лягушку. Госпожа Горацио положила на их парту препаровальную иглу.
— А теперь начинайте, — велела она и двинулась к следующей паре.
Ной посмотрел на лягушку, которую держал в руке. Она тоже уставилась на него, выпучив глаза. Он взял иглу, потом снова посмотрел на лягушку. Эти глаза как будто умоляли его: «Не убивай меня! Не убивай меня!» Он отложил иглу, чувствуя, что тошнота подступает с новой силой, потом с надеждой посмотрел на Амелию.
— Хочешь отличиться?
— Я не могу, — прошептала она. — Не заставляй меня, пожалуйста.
Кто-то из девчонок вскрикнул. Ной обернулся и увидел, как Лидия Липман вскочила со стула и шарахнулась от своего напарника, Тейлора Дарнелла. Послышались глухие удары о дерево — бум, бум, бум, — это Тейлор вонзал иглу в тушку лягушки. Кровь брызнула на парту.
— Тейлор! Тейлор, прекрати сейчас же! — воскликнула госпожа Горацио.
Но он продолжал тыкать иголкой. Бум, бум! Лягушка стала похожа на зеленый фарш.
— «Два» с плюсом, — бормотал он. — Я всю неделю готовился к этой контрольной. Вы не можете ставить мне «два» с плюсом!
— Тейлор, иди к директору!
Он воткнул иголку еще сильнее.
— Вы не можете ставить мне мерзкую «двойку» с плюсом!
Учительница схватила его за запястье и попыталась отобрать иголку.
— Сейчас же отправляйся к мисс Корнуоллис!
Тейлор отдернул руку и спихнул дохлую лягушку на пол. Она отлетела прямо на колени к Амелии. Та с диким визгом вскочила со стула, и маленький трупик плюхнулся на пол.
— Тейлор! — взревела госпожа Горацио. Она снова схватила мальчика за запястье, на этот раз вынуждая его выпустить из руки иглу. — Немедленно выйди из класса!
— Пошла ты на хер!
— Что ты сказал?
Он встал из-за парты и ударом ноги свалил на пол стул.
— Пошла ты на хер!
— С этой минуты ты исключен! Всю неделю ты грубил и вел себя вызывающе. Доигрался, дружок. Больше ты здесь не нужен!
Он пихнул стул ногой. Тот полетел по проходу и врезался в парту. Схватив Тейлора за рубашку, учительница попыталась вывести его за дверь, но он ловко вывернулся и ударил ее по спине. Она завалилась на парту, опрокинув банку с лягушками. Банка разбилась, лягушки выпрыгнули на волю и помчались по полу колышущимся зеленым ковром.
Госпожа Горацио медленно поднялась на ноги, ее глаза полыхали яростью.
— Я добьюсь, чтобы тебя исключили!
Тейлор полез в свой рюкзак.
Госпожа Горацио оцепенела, увидев в его руке пистолет.
— Опусти его, — велела она. — Тейлор, опусти пистолет!
Казалось, вспышка ударила ей в живот. Учительница пошатнулась, обхватила руками живот и рухнула на пол. В ее глазах застыло изумление. Время, казалось, остановилось, замерло на это нескончаемое мгновение, пока Ной в ужасе смотрел, как к его кроссовкам бежит ручеек яркой крови. И тут тишину взорвал испуганный девичий крик. В следующий момент вокруг него царил хаос. Ной слышал, как загрохотали падающие стулья, видел, как бегущая девочка оступилась и упала коленями на битое стекло. Казалось, воздух пропитался кровью и паникой.
Прогремел следующий выстрел.
Взгляд Ноя, словно камера в замедленном режиме, скользил по убегающим фигурам; он увидел, как Верной Хоббс неуклюже шагнул вперед и с треском врезался в парту. Классная комната превратилась в расплывшееся пятно, в котором мелькали развевающиеся волосы и бегущие ноги. Но сам Ной не мог двинуться с места. Он словно увяз в этом кошмаре, тело отказывалось выполнять команду мозга: «Беги! Беги!»
Его взгляд выхватил из хаоса Тейлора Дарнелла, и к своему ужасу Ной заметил, что дуло пистолета было нацелено в голову Амелии.
«Нет, — подумал он. — Нет!»
Тейлор выстрелил.
Вдруг, откуда ни возьмись, по виску Амелии потекла струйка крови, потом ручеек оказался на щеке, но девочка не упала — широко раскрыв глаза, словно затравленный зверь, она глядела на дуло пистолета.
— Пожалуйста, Тейлор, — шептала она. — Пожалуйста, не надо…
Тейлор снова поднял пистолет.
В это мгновение Ной избавился от парализующего кошмара, ноги снова задвигались, а тело стало слушаться. Мозг тут же отметил множество деталей. Ной видел, как Тейлор вскинул голову и повернулся к нему. Пистолет, описав дугу, тоже оказался направленным на него. Ринувшись на Тейлора, Ной заметил в его глазах удивление.
Из дула вылетела еще одна пуля.
— Я только что узнала, что сюда положили мою пациентку. Почему никто не позвонил мне?
Дежурная медсестра подняла глаза от стола и как будто съежилась, увидев, что вопрос исходит от Клэр.
— М-м… какая пациентка, доктор Эллиот?
— Кейти Юманс. Я видела ее имя на двери одной из палат, но в палате ее нет. Ее карты я тоже не нашла.
— Ее привезли всего несколько часов назад по «скорой». Она сейчас в рентгенкабинете.
— Но меня почему-то никто не известил.
Медсестра опустила взгляд.
— Ее лечащим врачом стал доктор Делрей.
Клэр молча восприняла эту неприятную новость. В общем-то нет ничего необычного в том, что пациенты меняют врачей, иногда в силу самых банальных причин. Два пациента перешли от Эдама Делрея к Клэр. Но то, что именно эта пациентка предпочла другого врача, удивило Клэр.
Когда она впервые оказалась на приеме у Клэр с воспалением мочевого пузыря, шестнадцатилетняя Кейти Юманс, немного отстающая в развитии, проживала со своим отцом. Клэр сразу же обратила внимание на синяки по окружности запястий девушки. Сорок пять минут деликатных расспросов и осмотр малого таза подтвердили подозрения Клэр. Кейти забрали из-под опеки отца-насильника и поместили в приют.