Гобелен

Не мог он и оставить ее в служанках. И так уже часть его сердца принадлежала Джейн. А ведь ему придется хранить верность жене…
Он грустно улыбнулся. Честь требовала от него слишком высокую цену. Наверное, он должен вырвать Джейн из своей жизни навсегда. Должен обеспечить ее будущее, но отослать прочь как можно быстрее.
Он лишился карьеры, лишился лица, лишился себя самого – такого, каким привык себя воспринимать. Он отдал все. И теперь ему приходится и от нее отказаться.
Он не чувствовал в себе сил сделать это, но, с другой стороны, разве у него был выбор? Личные желания ничего не стоили по сравнению с обязанностями, которые возложил на него его титул. И он не мог сбросить с себя груз ответственности ради красивой женщины.
Но не слишком ли много требовала от него жизнь?
За несколько коротких дней все изменилось. Разве не благодаря Джейн он убрал со стола пистолет – тот самый крайний выход, когда не будет больше сил?
Она дала ему больше, чем могла дать самая необузданная страсть. Джейн была единственной, кого не коробило от его уродства. Когда он прикасался к ней своей изувеченной клешней, она дрожала, но не от отвращения, а от страсти. И обнимала его с восторгом любящей женщины. Она стала для него самым драгоценным подарком.
И он не мог сделать ей больно.
Он смотрел на ее розовеющее в рассветном солнце лицо и молился, чтобы Бог помог ему.
Он разбудил ее через час. Глядя на нее с улыбкой, проговорил:
– Ты требуешь от меня большего, чем доступно простому смертному, Джейн.
Она внимательно посмотрела на него.
Маска на месте. И он был уже вполне одет. Только на этот раз рубашка не черная, а белоснежная, с пеной кружев у ворота. Сапоги его были начищены до блеска.
Он выглядел так, как и должен выглядеть граф, удовлетворивший свою страсть. Но и «бедная простолюдинка» чувствовала себя вполне удовлетворенной.
Лаура приподнялась, отмечая незнакомые ощущения в тех местах, которых раньше не касалась рука мужчины. Она покраснела и отвернулась.
– У вас нет слуги? – спросила она, осмотревшись.
– Я предпочитаю обходиться без слуги, – ответил граф.
– Но разве вам самому одеваться не трудно? – Лаура взглянула на его изувеченную руку.
Он засмеялся и взъерошил ее и без того взъерошенные волосы.
– Ты всегда так любопытна на рассвете? – спросил он с ласковой улыбкой.
– Все, что касается вас, мне интересно, – заявила Лаура. И это была чистейшая правда. Она хотела как можно быстрее восполнить потерянное за те годы, что не видела его.
Граф, как ни старался, не мог оторвать взгляда от изящной линии бедра, вырисовывавшейся под покрывалом.
Он вспоминал ее страстные стоны и вздохи и сам себе удивлялся. Оказывается, эти воспоминания приносили не горечь сожаления, а лишь удовольствие и мечты о следующей такой же ночи.
Даже сейчас ему хотелось поцеловать ее.
Даже сейчас хотелось откинуть простыни и погрузиться в это роскошное тело.
Граф мысленно посмеялся над своей неуемностью.
– Если я, милорд, на ваш взгляд, чересчур любопытна, – сказала она, надув губы, – то вы сегодня в необычно хорошем расположении духа.
Во взгляде ее был вызов, порожденный неуверенностью. Присев на постель, граф положил руку ей на плечо и невольно отметил разительный контраст – ее кожа казалась особенно белой на фоне его смуглой руки.
– Это потому, что я, наверное, все же сильнее простого смертного. – Он снова улыбнулся. И вдруг, резко поднявшись, подошел к окну.
Казалось, граф любуется своими владениями. В розоватом рассветном свете Хеддон-Холл действительно представлял величественное зрелище. В этот ранний час дом уже проснулся и наполнился обычным утренним шумом.
Лаура любовалась широкими плечами Алекса, его осанкой. Сейчас он и впрямь казался красавцем – словно не было никакого взрыва, не было никакого ранения.
– Спасибо, – сказал он, неожиданно повернувшись к девушке.
Она подложила под спину подушку и села в постели.
– Я не знаю, была ли эта ночь актом благотворительности или жалости, но все равно я благодарен тебе, Джейн.
– Благотворительность здесь ни при чем, – с досадой ответила Лаура. – Тем более – жалость.
– Какой бы ни была причина, я благодарен.
– Не думаю, что нуждаюсь в вашей благодарности, – проговорила она, еще более раздражаясь.
– Тогда чего же ты хочешь? – спросил он и подошел к ней. «Вот сейчас и следовало бы во всем признаться, – промелькнуло у нее. – Самое подходящее время».
Так чего же она медлит?
Лаура несколько раз раскрывала рот, но так ничего и не сказала.
«Алекс, – должна была бы она сказать, – я не та, за кого ты меня принимаешь, я лгала тебе». Но она не могла это произнести. Конечно, потом она будет жалеть, что не призналась… Потом – наверное, а сейчас ей не хотелось разрушить волшебство, все еще присутствовавшее в этой комнате. Во взгляде Алекса мерцал отблеск прошедшей ночи, и тело так упоительно ныло от его поцелуев и ласк…
Нет, не могла она признаться сейчас.
Заметив, что Лаура покраснела, граф усмехнулся. Он пересек комнату и, снова присев на постель, взял девушку за руки.
– Если бы я подарить тебе мое королевство, я бы сделал это, – проговорил он с нежностью в голосе. – Ты дала мне то, что я считал безвозвратно утерянным.
Она внимательно посмотрела на него и вдруг почувствовала, что в глазах закипают слезы.
– Милорд, я не дала вам ничего. Вы все и так имели. Всегда.
– О нет, малышка. Ты просто не знаешь. Ты вернула мне веру. Вернула надежду, без которой я жил так долго. Ты даровала мне покой, которого я так долго не знал.
Лаура на мгновение отстранилась, а потом крепко обняла его, обняла так, как ей давно хотелось.
– Что это? Я заставил тебя плакать? – пробормотал граф.
– Нет, – всхлипнула она, уткнувшись лицом в его плечо, Алекс невольно усмехнулся – он проклинал маску, He позволявшую ему поцеловать эту чудесную девушку.
– Я вовсе не малышка, – сказала она, утирая слезы тыльной стороной ладони.
Граф улыбнулся и обнял ее. В эти мгновения он чувствовал себя счастливым. Он обманул судьбу и, бесприютный, нашел приют в объятиях прелестной женщины. Но увы, обречен причинить ей боль, и она возненавидит его, когда правда откроется.
– Не малышка, – согласился он. – Ты прекрасно сложена.
– Благодарю, – кивнула она, не осознавая, насколько абсурдна ситуация. Сидя в постели, нагая и растрепанная, она принимала комплимент с таким видом, будто находилась в светском салоне.
Граф снова улыбнулся. Осторожно отстранившись, он укрыл девушку покрывалом и проговорил:
– Отдохни, малышка. Ты мало спала этой ночью. Не хочу, чтобы мой секретарь клевал носом над бумагами и ставил кляксы на документах.
– Не сомневаюсь, что вы мне этого не простите, – со смехом сказала Лаура.
Какое– то время граф сидел рядом, молча глядя на нее. Сидел, машинально поглаживая руку Лауры.
Он думал о долге, об ответственности, думал о том, что ему придется расстаться с этой очаровательной девушкой.
Осторожный стук в дверь вывел его из задумчивости.
– Что, говоришь, она надумала?! – воскликнул граф, выслушав сообщение Симонса.
Не дожидаясь ответа, Алекс захлопнул дверь перед носом у дворецкого, однако тот успел заметить лежавшую в постели девушку.
Спускаясь по лестнице, Симонс тяжко вздыхал. Он понимал, что все только начинается. А ведь как славно все шло до этого – ни алчных вдов, ни служанок, которые не знают своего места. Но у дворян свои причуды… Дворецкий не раз слышал об их странностях от своего отца, а тот – от своего: должность Симонса была наследственной.
– Разумеется, я намерена здесь остаться, – заявила графиня. Окинув насмешливым взглядом своего пасынка, она принялась стаскивать перчатки.
Тут леди Элайн выразительно посмотрела на свою горничную, и Мэгги поспешно удалилась.
– Я этого не допущу! – в гневе воскликнул граф.