Десять причин для любви
— Понимаю. — Он помолчал немного, затем вздохнул: — Мне очень жаль. Поверьте.
Она внезапно повернулась в его сторону, словно сбросив оцепенение, и уставилась на него искренним откровенным взглядом.
— Вы когда-нибудь были в Риме? Я знаю, это сумасшедший вопрос, потому что я даже не знаю вашего имени и не хочу его знать, но все-таки вы были когда-нибудь в Риме?
Он покачал головой.
— А вы?
— Нет.
— Я был в Париже… и Мадриде — ответил он.
— Вы были солдатом, — понимающе кивнула она. Потому что как еще можно повидать эти города в нынешнее время?
Он слегка пожал плечами:
— Это не самый приятный способ повидать мир, но кругозор расширяет.
— А для меня эта поездка сюда — самое далекое путешествие от дома, — промолвила Аннабел.
— Сюда? — Он недоуменно посмотрел на нее и ткнул пальцем в землю. — На эту пустошь?
— Именно, — подтвердила она. — По-моему, Хэмпстед еще дальше от моего дома, чем Лондон. А впрочем, может, и нет.
— А это имеет значение?
— Думаю, да, — произнесла она и сама удивилась своему ответу, потому что совершенно очевидно, что никакого значения это не имело. И все же у нее было ощущение, что имело.
— С такой уверенностью не поспоришь, — пробормотал он веселым шепотом.
Она невольно усмехнулась в ответ:
— Мне всегда нравится быть уверенной.
— Как всем нам?
— Возможно, лучшим из нас, — с вызовом проговорила она, вступая в эту шутливую игру.
— Кое-кто говорит, что быть всегда уверенным неразумно.
— Кое-кто?
— О, не я, — уверил он ее, — но некоторые полагают так.
Она рассмеялась, громко и раскатисто… от души. Она вела себя глуповато и невоспитанно, и это было чудесное ощущение. Как будто она парила над событиями.
Он фыркнул в ответ, а затем спросил:
— Как я понимаю, путешествие в Рим относится к числу тех вещей, которые вам не суждено никогда осуществить?
— Да, — ответила она, и голос ее все еще дрожал от смеха. Ей больше не было грустно от того, что она не увидит Рима. Зато она смогла так душевно посмеяться.
— Я слышал, что там бывает очень пыльно.
До тех пор они оба смотрели вперед, но теперь она повернулась и ее профиль четко обрисовался на фоне ночи.
— Неужели?
Он тоже повернул голову, и теперь они уже смотрели друг на друга.
— Разумеется, когда там не идет дождь.
— Вы это знаете по слухам, — объявила она.
Он улыбнулся, не разжимая губ. Одними глазами.
— Я это слышал.
Его глаза… Ох уж эти его глаза!.. Они встретили ее взгляд с потрясающей прямотой. И она там увидела… Нет, не страсть, потому что с чего бы там возникнуть страсти? Но светилось в них что-то поразительное, что-то жаркое и заговорщическое…
Такого в ее жизни еще не было. Потому что она смотрела на этого человека, этого красивого мужчину, который вполне мог быть игрой ее воображения, и видела лицо лорда Ньюбери, мясистое и рыхлое, его голос звучал в ее ушах, насмешливо… издевательски… И вдруг на нее накатила отчаянная тоска.
Этот момент, который она переживает сейчас, видно, так и останется в ее памяти — случайным, мимолетным впечатлением.
— Мне нужно собираться, — тихо произнесла она.
— Ну что ж… — так же безрадостно откликнулся он.
Она не двинулась с места. Казалось, что она не может заставить себя пошевелиться.
Поэтому поднялся он, поскольку являлся, как она и подозревала, истинным джентльменом. Не только по названию, но и по сути. Он протянул ей руку, и она взяла ее и — словно взлетев на ноги — встала на ноги и подняла к нему лицо, посмотрела ему в глаза и увидела… увидела всю ожидавшую ее впереди тоскливую жизнь.
Увидела все, что ей не суждено было иметь…
И прошептала:
— Может быть, вы меня поцелуете?
Глава 5
Существовала тысяча причин, по которым Себастьяну не следовало делать того, о чем просила его эта молодая леди, и только одна (желание), из-за которого он должен был откликнуться.
Он откликнулся на это желание.
До того момента он даже не подозревал, что хочет ее. О, конечно, он заметил, что она прелестна, даже чувственна в своей невинной, бессознательной манере. Он всегда замечал подобные свойства в женщинах. Для него это было также естественно, как наблюдать погоду. Наблюдение, что «у Лидии Смитстоун необычайно очаровательная нижняя губка», не слишком отличалось для него от утверждения «Эта туча в той стороне несет дождь».
Для него это было так.
Но когда она взяла его за руку и его кожа коснулась ее кожи, в нем что-то вспыхнуло. Сердце его подпрыгнуло, дыхание прервалось, а когда она поднялась, ему показалось, что нечто волшебное, чудесное, как ветерок, вплыло в его объятия.
За исключением того, что, когда она поднялась на ноги, она не оказалась в его объятиях. Она стояла перед ним. Близко, но все-таки недостаточно.
Он почувствовал себя обездоленным.
— Поцелуйте меня, — прошептала она, и он не мог отказать ей, как не мог приказать своему сердцу не биться. Он поднес ее пальчики к своим губам, затем коснулся ее щеки. Ее глаза, полные жадного томления, встретились с его глазами.
И сразу его взгляд наполнился тем же томлением. Что бы он там ни прочел в ее глазах, это привнесло в его душу нечто сладостное и нежное. Даже какую-то тоску.
Тоска… Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал что-то похожее. Неправильно жил, наверное.
Это заставило его захотеть этого поцелуя… захотеть ее… с какой-то странной напряженностью.
Он не ощущал тепла. Не ощущал жара. Но что-то внутри его — может быть, совесть, может быть, душа — горело огнем. Что же с ним происходит?
Он не знал имени этой девушки, не знал о ней ничего, кроме того, что она мечтает о Риме и пахнет фиалками.
И на вкус как ванильный крем. Это он теперь знал. И это, понял он, когда его язык прошелся по нежной внутренности ее верхней губки, он никогда не забудет.
Скольких женщин он перецеловал? Слишком много… не сосчитать. Он начал целовать девчонок задолго до того, как узнал, что с ними можно делать и кое-что еще, и так никогда и не останавливался. И юношей в Гемпшире, и солдатом в Испании, и лондонским повесой… он всегда находил женщин интересными. И помнил их всех. Действительно помнил. Он слишком ценил прекрасный пол, чтобы позволить воспоминаниям о них превратиться в своей голове в серую туманную массу.
Но сейчас было нечто иное. Это не была просто очередная женщина, которую он не собирался забыть. Это был особый момент. Удивительное ощущение — держать ее в своих руках и ощущать запах ее кожи, ее вкус, ее прикосновение, чудесный идеальный звук, который она издала, когда ее дыхание превратилось в томный стон.
Он запомнит и температуру воздуха, и направление ветра, и точный оттенок серебра, которое разбросал лунный свет по траве.
Он не осмелился поцеловать ее со всей страстью. Она была еще такой невинной. Мудрой, проницательной, но невинной, и он готов был съесть свою шляпу, если она до этого целовалась более двух раз. Поэтому он подарил ей поцелуй, о котором грезят юные девушки: нежный, бережный… Легкое касание губ, чуть щекочущее трение, малейшее чуть порочное скольжение языка о язык.
И на этом все должно закончиться. Некоторые вещи джентльмен просто не мог себе позволить, каким бы волшебным ни казался момент. Поэтому с величайшей неохотой он отстранился от нее.
Но лишь на то расстояние, чтобы можно было упереться носом в ее носик.
Он улыбнулся.
Он чувствовал прилив счастья.
А затем она проговорила:
— И это все?
Он замер.
— Прошу прощения?
— Я думала, должно быть, что-то еще, произнесла она недоуменно. Скорее, даже озадаченно.
Он попытался не рассмеяться. Знал, что этого делать нельзя. У нее был такой серьезный вид, смех оскорбил бы ее до глубины души. Он крепко сжал губы, изо всех сил удерживая в себе веселые пузырьки шутливости, которая бурлила и рвалась наружу.