Десять причин для любви
* * *Себастьян был человеком терпеливым, и ему несложно было подождать минут двадцать, чтобы они с Элизабет вернулись в бальный зал вполне респектабельно, то есть врозь. Прелестной леди Селларс следовало беречь свою репутацию, не то, что ему. Не то чтобы их связь была такой уж тайной. Элизабет была молода и красива и уже одарила мужа двумя сыновьями. К тому же, если Себастьян не ошибался, лорда Селларса гораздо больше интересовал его мужественный секретарь, чем собственная жена. Такое в жизни тоже случается.
Так что никто не ожидал от леди Селларс, что она станет хранить ему верность. Никто.
Но внешние приличия все же принято соблюдать, а потому Себастьян удовлетворенно оставался на одеяле (ловко пронесенном сюда предприимчивым лакеем) и любовался ночным небом.
Здесь, на пустоши, царили мир и покой, хоть ветерок доносил далекие звуки бальной музыки. Он ведь не слишком отдалился от сада Троубриджей. Элизабет не настолько любила приключения. Но все же он чувствовал себя крайне одиноким.
И самое странное — ему это нравилось.
Не часто он наслаждался одиночеством. По правде говоря, почти никогда. Но было какое-то очарование в безлюдье пустоши, в том, чтобы находиться на ее открытом пространстве. Это напомнило ему войну. Долгие ночи без крыши над головой… под пологом деревьев.
Он ненавидел эти ночи.
Было непонятно и странно, что окружение, вызвавшее в памяти войну, сейчас принесло его душе такое удовлетворение… Впрочем, немногие нынешние мысли были ясны и понятны. Так что не стоило и искать в них смысл.
Он закрыл глаза. Под веками угнездилась черно-коричневая тьма, совсем не похожая на лиловый сумрак ночи. У тьмы всегда было столько оттенков. Это было странно и даже несколько тревожно. Но…
— Ох!
Чья-то нога споткнулась о его левую голень, и он открыл глаза, как раз вовремя, чтобы заметить женщину, падающую назад.
Прямо на его одеяло.
Он улыбнулся. Все-таки небеса были к нему благосклонны.
— Добрый вечер, — промолвил он, приподнимаясь на локтях. Женщина ничего не ответила, что было неудивительно, ведь она пыталась сообразить, каким образом приземлилась прямо на попку. Он наблюдал, как она пыталась подняться на ноги. Это давалось ей с трудом. Почва под одеялом была неровной, а незнакомка, судя по прерывистому дыханию, никак не могла восстановить равновесие.
Он задумался, не назначено ли у нее тоже свидание. Возможно, где-то неподалеку по темной пустоши бродит какой-то нетерпеливый джентльмен, который только и ждет момента, чтобы на нее наброситься.
Себастьян склонил голову набок, рассматривая даму, которая отряхивала платье, и решил, что, по всей вероятности, ошибся: она не производила впечатления любительницы приключений, делающей что-то украдкой и опасающейся быть замеченной. Кроме того, на ней было надето что-то белое или бледно-розовое… словом, какого-то «девственного» оттенка. Разумеется, дебютанток тоже можно соблазнять — хотя Себастьяну никогда этого не приходилось делать. У него были некоторые твердые, устоявшиеся принципы, пусть в это почти никто не верил. Но по его наблюдениям, за девственницами следовало ухаживать в домашней обстановке. Не спеша и обстоятельно. Таких не заманишь на прогулку по диким зарослям пустоши. Даже самая глупая девица вовремя опомнится и сообразит, куда ее ведут.
Если только…
А вот это уже становилось интересным. Может быть, эта неуклюжая леди уже лишилась девственности? Может быть, она направлялась навстречу своему любовнику? Этот предприимчивый джентльмен, видимо, очень хорошо справился со своими обязанностями в первый раз, если девица стремилась на повторное свидание. Себастьян из достоверных источников знал, что редкая девушка испытывает удовольствие в первый раз. Это противоречит ее природе.
С другой стороны, его в высшей степени научные сведения могут быть ошибочными. Все женщины, с которыми он спал в последнее время, лишились девственности в постели со своими мужьями. Которые, по определению, в постели стоили немногого. Иначе почему их жены стремились завоевать внимание Себастьяна?
В любом случае, как ни приятны были его размышления, все-таки выглядело крайне сомнительным, что именно эта молодая леди направлялась на свидание с любовником. Девственность была, пожалуй, единственным высоко ценимым достоянием юной незамужней девицы, и обычно они старались его не растратить, а сохранить как сокровище.
Так что же она здесь делала? Одна? Он улыбнулся. Ему всегда нравились тайны и загадки. Почти так же как хорошая мелодрама.
— Могу я вам чем-то помочь? — осведомился он, потому что на его предыдущее приветствие она не откликнулась.
— Нет, — ответила она, энергично тряхнув головой. — Простите. Я пойду дальше. Я не могу здесь оставаться. — Она внимательно посмотрела на него и нервно глотнула.
Неужели она его знает? У нее был такой вид, словно он ей знаком. А может быть, она поняла, что он собой представляет: какой-то распутный повеса, с которым не следует оставаться наедине.
Он никак не мог бы упрекать ее за такую оценку.
Однако он ее не знал. В этом он был уверен. Он редко забывал лица и наверняка не забыл бы ее. Она была прелестна в своей буйной растрепанности, словно была частью этой пустоши. У нее были темные и, кажется, кудрявые волосы. Выбившиеся из прически локоны спускались на шейку. И такой шаловливый ротик, склонный легко смеяться… даже теперь, когда она была со всей очевидностью растеряна и смущена.
И самое главное, она выглядела… теплой.
Он сам удивился такому определению. Просто не было случая прибегнуть к нему раньше, тем более по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но она выглядела именно теплой, словно ее личность была теплой… и смех будет теплым… и ее дружба тоже.
А в постели… она и там, несомненно, окажется именно такой.
Не то чтобы он всерьез об этом задумался. Несмотря на всю свою теплоту, она излучала невинность. И это означало, что для него она запретна. К девственнице он не должен проявлять интереса. Никакого. Он не мог быть даже в дружеских отношениях с ней, потому что кто-то немедленно это неверно истолкует или извратит, и тогда последуют упреки или — того хуже — несбыточные ожидания, и ему придется убираться подальше от Лондона, куда-нибудь в охотничью хижину в Шотландии.
Себастьян знал, что ему следует делать. Он всегда понимал, в чем состоит его долг. Трудность таилась в том — по крайней мере, его трудность, — чтобы это осуществить.
Он мог подняться на ноги, как джентльмен, каковым и являлся, указать ей направление к дому и отправить восвояси.
Да, он мог это сделать, но какая бы в этом была радость?
Глава 4
Когда мертвое тело пожелало ей доброго вечера, Аннабел пришла к мрачному заключению, что оно совсем не такое уж мертвое, как она надеялась.
Разумеется, она была рада за него — ну, что он живой, — но вот что касается ее самой, его внезапное оживление сулило неудобства.
«Господи Боже!» — хотелось ей застонать. Только этого ей нынче вечером и не хватало!
Она вежливо отклонила его предложение помощи и как-то сумела подняться на ноги, не смутившись окончательно.
— Что привело вас на пустошь? — поинтересовался этот воскресший джентльмен по-светски непринужденно, словно они болтали где-то в гостях в пристойном и достойном окружении.
Она смотрела на него сверху вниз. Он все еще лежал, опираясь на локоть, на одеяле. На одеяле! Откуда здесь одеяло?!
Это не обещало ничего хорошего.
— Почему вы хотите это знать? — услышала она свой голос. Что, несомненно, доказывало ей самой: она лишилась рассудка. Ведь ей следовало обойти его и как можно скорее направиться к дому. Или переступить через него и опять-таки бежать отсюда. Ни в коем случае не следовало вступать с ним в разговор. Даже если б она наткнулась по пути на влюбленную парочку в саду, это было бы менее опасно для ее репутации, чем оказаться застигнутой на пустоши наедине с каким-то незнакомцем. Да еще с одеялом!