Сначала свадьба

Несколько мгновений леди Лингейт молча смотрела на гостью.
– Не думаю, чтобы я чего-то не поняла, когда вчера Эллиот отправился в Уоррен-Холл делать предложение, – наконец заговорила она. – Уверена, что он действительно собирался просить руки вашей старшей сестры. По какой-то причине он изменил решение или поддался уговорам, что с ним случается крайне редко. И все же верю, что, говоря о чувствах и намерении сделать моего мальчика счастливым, вы были искренни. Только так удастся его удержать. Не будете ли вы так любезны встать и потянуть вон за тот шнур? Сесил с нетерпением ждет, когда ее позовут. Мечтает о возможности выразить почтение будущей невестке.
Ванесса поднялась с кресла и позвонила.
– Надеюсь, – заметила она, – мисс Уоллес не испытывает глубокого разочарования.
– Вовсе нет, – успокоила виконтесса. – Девочку совершенно не интересуют такие престарелые особы, как ее брат и даже вы. Зато она весьма довольна, что Эллиот женится на сестре мисс Кэтрин Хакстебл, к которой она успела привязаться всей душой.
Итак, одно гигантское препятствие преодолено, подумала Ванесса, возвращаясь в кресло и ожидая появления младшей из золовок. Пусть и с оговорками, но будущая свекровь ее приняла. Теперь предстояло заслужить полное и безоговорочное одобрение.
Внезапно в голове прозвучал отголосок слов, сказанных всего минуту-другую назад: «В юности он вел достаточно вольную жизнь…»
Вчера виконт говорил о том, что обладает богатым опытом – и это при том, что еще не был женат.
Ведь где-то он научился целоваться…
«И все же верю, что, говоря о чувствах и намерении сделать моего мальчика счастливым, вы были искренни. Только так удастся его удержать».
Значит, мальчик все еще не распрощался с вольной жизнью? Означает ли это, что, если она не подарит безусловное счастье, лорд Лингейт… будет искать утешения на стороне?
Оставшийся до свадьбы месяц Эллиот провел в разъездах между Финчли-Парком и Уоррен-Холлом. Обычно хотя бы часть марта он проводил в Лондоне: пополнял гардероб, активно посещал клубы, обменивался новостями с друзьями и знакомыми, не пропускал ни одной вечеринки… и с радостью предавался любовным утехам с Анной.
Однако сейчас на все дела хватило одного-единственного дня. Виконт успел побеседовать с представленными Джорджем кандидатами в наставники графа Мертона, побывать у портного и сапожника и решить еще кое-какие мелкие, но насущные вопросы. Задерживаться в городе было незачем. Услышав о предстоящей свадьбе, Анна предпочла смертельно обидеться. Метнула в голову недавнего любовника несколько гневных слов и несколько достаточно тяжелых предметов. А потом, расплакавшись, смягчилась и уже совсем было приготовилась принять его в свою широкую постель однако виконт внезапно обнаружил, что и постель, и ее обитательница утратили былую привлекательность. Коротко попрощавшись, он удалился.
Настроение не изменилось и вечером, когда без труда можно было бы переместиться из Морленд-Хауса, в котором остановились мать и невеста, в дом любовницы. Почему-то подобный поступок показался омерзительным – недостойным ни сына его отца, ни внука его деда.
Таким образом, приехав в Лондон и устроив мать, младшую сестру и невесту в семейном особняке на Кавендиш-сквер, лорд Лингейт уже через два дня вернулся в деревню. Он и сам не собирался задерживаться, а тут еще матушка прямо заявила, что мужское присутствие помешает ей готовить двух молодых леди к предстоящему сезону.
Виконт с радостью удалился. Всю дорогу из графства Гэмпшир в Лондон разговор касался исключительно фасонов, тканей, оборок и прочих глупостей.
Всякий раз, посмотрев на миссис Дью, Эллиот встречал смеющийся взгляд. После двух дней в Лондоне он попрощался с Ванессой торопливым поклоном – совсем не так, как следовало бы расставаться с невестой любящему жениху.
Скоро придется перестать думать об этой леди как о миссис Дью и вести себя так, словно она до сих пор оставалась чужой женой. Но, черт возьми, разве повернется язык назвать ее Несси?
Эллиот написал ответ деду и получил ответ. Герцог и герцогиня собирались приехать в Финчли-Парк на свадьбу.
Безумная затея принимала удручающе реальные очертания.
Почти каждый день лорд Лингейт ездил в Уоррен-Холл, хотя вскоре стало ясно, что необходимости в постоянном контроле нет. Мертон оказался под надежным крылом – вернее, крыльями. С одной стороны, с молодого графа не сводил глаз управляющий Сэмсон, а с другой – неусыпно опекал Филбин, слуга, которого Джордж Боуэн прислал из Лондона. Этот безупречный и высокомерный камердинер снисходительно давал господину советы относительно внешности, одежды и стиля. Кроме этих почтенных помощников, появился еще и Клейборн – новый наставник, призванный научить Стивена всему, что касалось политики и обычаев британской аристократии. Занятия отнимали немало времени и сил, равно как и уроки худого педантичного мистера Бигли – преподавателя классических языков и литературы. Ну а мисс Хакстебл ни на секунду не выпускала любимого брата из-под бдительного контроля.
Порою Эллиот надеялся, что после того как члены семейства Хакстебл появятся в Лондоне и займут положенное по праву прочное место в светском обществе, опекунство отойдет на второй план и превратится всего лишь в легкое неудобство, а он наконец сможет вернуться к собственной жизни.
Сложность заключалась лишь в том, что собственной жизни в ее прежнем виде больше не существовало. Ближайшее будущее сулило новое колоссальное неудобство.
Виконт ожидал возвращения невесты.
В его воспоминаниях Ванесса Дью постепенно становилась все более худой, бледной, невзрачной и непривлекательной, а ее речь и манеры – поистине невыносимыми. Зато поцелуй оказался похожим на детский, а возможно, и на монашеский.
Иными словами, с каждым днем Эллиот все сильнее проклинал собственный выбор.
Кроме самого себя, винить в случившемся было некого. Ничто не мешало отказать категорично и резко, едва она обратилась со своей несуразной просьбой.
Разве он когда-нибудь позволял женщине диктовать свою волю? А здесь речь шла не о какой-нибудь мелочи, а о всей дальнейшей жизни!
Но уже было слишком поздно что-то менять.
Приглашения на свадьбу были разосланы, венчание и торжественный завтрак продуманы до мелочей.
Новый факт биографии стремительно развивался сам по себе, без участия заинтересованного лица. Виконту оставалось лишь беспомощно наблюдать и считать дни.
Пасха приближалась с ошеломляющей скоростью. А свадьба должна была состояться через два дня после пасхального воскресенья.
Каждую ночь, ложась в кровать, Ванесса боялась, что не сможет заснуть от избытка новых ярких впечатлений. Разум не вмещал важной информации, которую непременно следовало запомнить, обдумать и принять к сведению. И все же, едва голова касалась подушки, она мгновенно засыпала от усталости.
Ее возили осматривать достопримечательности. Знаменитые памятники архитектуры, о которых раньше доводилось только слышать, привели в восторг и одновременно повергли в трепет. История страны воплощалась в шедеврах великих мастеров прошлого. Перед глазами предстали Тауэр, Вестминстерское аббатство, Сент-Джеймсский дворец, Карлтон-Хаус, Гайд-парк. Один за другим следовали визиты к модисткам, в салоны шляп и перчаток, в ювелирные магазины. В итоге к вечеру Ванесса забывала, где была, что примеряла, что выбирала, а порою – и что покупала. Открывая дверцы шкафов и выдвигая ящики комодов в своей комнате в Морленд-Хаусе, она удивлялась, встречая там батистовые ночные сорочки, атласные домашние туфли и шали с пейслийским узором.
Зато придворное платье – то самое, в котором после свадьбы предстояло отправиться к королеве, – непременно должно было запомниться на всю жизнь. По какой-то неясной прихоти королева настаивала на фасонах прошлого века, и потому оказывались обязательными огромный кринолин с широченной нижней юбкой и украшенным корсажем, длинный шлейф, яркие перья в прическе и прочие забавные аксессуары.