Сначала свадьба

Три дня в неделю она работала – учила в деревенской школе малышей от четырех до пяти лет, а в другие дни нередко помогала в занятиях со старшими.
Кэтрин тоже была не замужем, и собственное положение начинало слега ее беспокоить. Она хотела выйти замуж – да, разумеется, хотела. Какая еще доля ожидала одинокую женщину, кроме как всю оставшуюся жизнь висеть на шее у родственников? Поклонников вокруг вилось множество, и почти все ей нравились, но выбрать среди них единственного она пока не могла. А это, как понимала сама Кэтрин, означало, что никто из претендентов не нравился настолько, чтобы можно было решиться связать с ним свою судьбу.
Свою мечтательность сама Кэтрин расценивала как явный недостаток. Практичность и отсутствие воображения казались куда более удобными. Можно было бы просто-напросто выбрать самого достойного из кандидатов и спокойно строить вместе с ним семейную жизнь. Но разве можно взмахнуть волшебной палочкой и в одну минуту измениться?
Так что сделать выбор никак не удавалось, даже рациональный, – во всяком случае, пока. Однако было ясно, что неизбежно настанет день, когда придется или принимать решение, или остаться старой девой: третьего не дано.
Стивен Хакстебл вырос, но возмужать пока не успел, а потому выглядел очень высоким и очень худеньким. И все же природная энергия и врожденная грациозность надежно избавили мальчика от подростковой нескладности и неуклюжести. Волосы его казались вылитыми из чистого золота и, не подчиняясь ножницам и расческам, вились свободными мягкими локонами. Романтическая прическа приводила в отчаяние хозяина и одновременно вызывала восхищение окружающих. На красивом лице нередко появлялось задумчивое выражение. Впрочем, его быстро сменяла улыбка. Требовательный взгляд голубых глаз выдавал беспокойную натуру, еще не успевшую найти достойный выход энергии, любопытству и потребности строить собственную жизнь.
Стивен занимался абсолютно всем. Ездил верхом, ловил рыбу, плавал, играл со сверстниками, соревновался в силе, быстроте и ловкости – словом, не упускал ни единой возможности испытать и показать себя. Если вдруг где-то возникала потасовка, он моментально оказывался в самой гуще. Если требовалось придумать какую-нибудь хитрую авантюру, он придумывал самую хитрую и самую запутанную. Его любили и считали безусловным предводителем все мальчики и юноши окрестных деревень. Его обожали женщины всех возрастов.
Трудился Стивен так же старательно, как и играл. Единственный мужчина в доме, он занимал привилегированное положение. Маргарет предусмотрительно сохранила для брата ту долю семейного состояния, которая принадлежала покойной матери. Предполагалось, что в восемнадцать лет деньги дадут молодому Хакстеблу возможность поступить в университет и тем самым обеспечить себе достойное будущее, защищенное надежной, а возможно, и прибыльной профессией.
Стивен учился у викария и нередко подолгу засиживался над книгами. Хорошее образование открывало путь к карьере, а только карьера позволяла вырваться из душного деревенского заточения. Однако эгоизм не окончательно опутал юношу своей липкой паутиной, так что Стивен помнил о доброте и самопожертвовании сестер и планировал когда-нибудь достойно их отблагодарить. Ну а если со временем они удачно выйдут замуж и не будут нуждаться в его помощи, можно будет просто осыпать и их самих, и их детей подарками и окружить благосклонностью.
Таким, во всяком случае, Стивен представлял себе безоблачное будущее.
В семье был и еще один, четвертый член.
Ванессе, в девичестве Хакстебл, а сейчас Дью, шел двадцать пятый год. В двадцать один она вышла замуж за Хедли Дью, младшего сына сэра Хамфри, а спустя одиннадцать с половиной месяцев его потеряла. Вот уже полтора года оставаясь вдовой, она продолжала жить в Рандл-Парке в семье покойного мужа, не желая возвращаться домой и добавлять близким финансовых проблем. Тем более что новые родственники не отпускали ее, постоянно уверяя, что невестка утешает и успокаивает.
Ванесса слыла в семье дурнушкой. Она это сознавала и принимала участь со спокойным и жизнерадостным смирением. Ей не достался высокий рост старшей и младшей сестер. Но и миниатюрной ее трудно было назвать. Она не была столь пышна, как Маргарет, и так тонка и изящна, как Кэтрин. Чем меньше мы будем описывать ее фигуру, тем лучше, потому что сказать нечто особенное все равно не удастся.
Лицо – что ж, все черты на этом лице находились именно там, где и должны были находиться, исправно выполняя положенные функции. Но ничего выдающегося, ничего запоминающегося. Глаза не потрудились стать по-настоящему голубыми, хотя и каким-то другим цветом описать их трудно. Возможно, лучшее, что можно сказать о лице Ванессы – это не назвать его неприятным.
Никто в семье не называл Ванессу некрасивой – все ее любили. Отец же предпочитал ее всем остальным детям. Когда он работал, дочь с удовольствием устраивалась в его кабинете с книгой и прилежно читала. Он часто говорил дочери, что чтение может оказаться очень полезным времяпрепровождением, так как вполне возможно, что собственного дома и собственного хозяйства у нее никогда не будет. Таким изощренным способом он намекал на то, что замужество не ее удел и надеяться на семейную жизнь не стоит. Мать выражалась не столь деликатно и постоянно напоминала о необходимости учиться разным домашним премудростям, чтобы в будущем оказаться полезной Стивену, когда он женится, или сестрам, когда те выйдут замуж. Впрочем, мать тоже любила Ванессу больше остальных детей.
И все же Ванесса вышла замуж. Причем пока что единственная из всей семьи.
Многие недоумевали, почему Хедли Дью выбрал в жены девушку со столь заурядной внешностью. Ведь он сам был красив подобно молодому богу. Но случилось именно так. Хедли влюбился в Ванессу пылко и страстно.
Ванессе и в голову не приходило обижаться на сестер – а уж тем более на брата – за то, что красота досталась им, а не ей. И разумеется, она не собиралась по этой же причине презирать себя.
Она была такой, какой была.
И она обожала брата и сестер. Ради их счастья была готова на любые, самые невероятные поступки.
В День святого Валентина Ванесса пешком отправилась из Рандл-Парка навестить Маргарет, как делала это три, а то и четыре раза в неделю. Подруги ближе сестры не было ни у той, ни у другой.
Из дома она вышла примерно в то же время, когда виконт Лингейт и Джордж Боуэн устраивались в гостиничном номере, совершенно не подозревая, что ожидает их вечером.
А Ванесса, в свою очередь, понятия не имела не только об их приезде, но даже и об их существовании на белом свете.
Она шагала быстро. День выдался холодным. Кроме того, ей было что сообщить сестре.
– Я пойду, – оповестила она, едва успев войти в крошечную прихожую, снять зимнюю пелерину и капор и поздороваться с сестрой.
– На бал? – Маргарет сидела в гостиной возле камина, как всегда занимаясь рукоделием. Она взглянула на сестру и тепло улыбнулась. – Как хорошо, что ты все-таки решилась, Несси. Остаться дома было бы просто стыдно.
– Свекровь уже целую неделю убеждает меня в том же, – призналась Ванесса. – А вчера вечером даже свекор сказал, чтобы я не только пошла, но и непременно танцевала.
– Как мило с его стороны, – одобрила Маргарет. – Но, честно говоря, именно этого я и ожидала. Давно пора. Год траура уже давно миновал.
– Знаю. – Ванесса смахнула навернувшиеся слезы. – То же самое сказал и свекор. Нельзя оплакивать вечно. А свекровь в знак согласия кивнула. Потом мы все вместе поплакали, и вопрос решился. Так что я пойду. – Она улыбнулась печальной улыбкой и села в кресло напротив сестры.
– Ну как, по-твоему? – поинтересовалась Маргарет, встряхивая платье, которое шила, и представляя его на строгий суд.
Это было светло-желтое платье Кэтрин. В Рождество оно выглядело слегка поблекшим и усталым. Еще бы! Три года активной носки! А сейчас его украшала ярко-голубая лента – две широкие полосы по подолу и одна узкая – на коротких рукавах.