Кто услышит коноплянку?
Софья, продолжая болтать, сняла бюстгальтер, небрежно бросила его на стул и подставила Юле спину, показывая жестами, мол, начинай. Селиванова решила, что сначала она похвалит белье Вороновой, а затем как-нибудь "вырулит" на икону, когда Софья размякнет не только от ее рук, но и лести. Юля очень нежно намазывала спину хозяйки дома кремом, дожидаясь, когда та закончит болтать по телефону. Неожиданно в разговоре промелькнуло слово "икона". Селиванова вздрогнула и стала прислушиваться.
- Что-то случилось, Юлечка? - прислонив руку к аппарату, спросила Софья массажистку.
- Нет, все нормально.
- Мне показалось, что ты вздрогнула. Ну, хорошо. Олечка, ты не расстроилась? - Воронова говорила уже в трубку. - Я понимаю, что эта икона тебе очень понравилась. А мне, думаешь, нет? Но так получилось. Хочешь, назови это сентиментальностью, но ведь не все в жизни определяется деньгами, верно? Что случилось? Приехал ко мне в гости человек, друг отца. Проездом был в Москве, зашел в гости. Рассказал о папе. Я, признаюсь, всплакнула даже. Слово за слово, оказалось, что они где-то в глубинке монастырь восстанавливают. Иконы для службы откуда могут собирают. А Одигитрия, представляешь, рядом стоит. Совпало все - и рассказ его, и мои воспоминания - отдала я икону. Нет, не жалею. Но, представляешь, будто пусто в доме стало. Надо будет себе другую икону купить. Что, такой не будет больше? А ты знаешь, я соглашусь с тобой, Олечка. Вещь удивительная была. Мастер ее писал великолепный. А это сочетание цветов на омофоре и хитоне - с ума сойти. Согласна, согласна. Слушай, не береди душу. У вас там икон больше, чем у нас. По Кельну походи, что-нибудь себе подыщешь...
У Юли потемнело в глазах. Ее руки гладили бархатную кожу Софьи, а буквально в нескольких сантиметрах на тонкой шее пульсировала тонкая синяя жилка. Боже, как захотелось несчастной заговорщице вцепиться - зубами, ногтями - в эту пульсирующую жилку, в эту смуглую тонкую шею... "Стерва, стерва, стерва, стерва... Как ты могла, как ты смела... сучка... мою икону, мою, мою... Почему, почему я не могу задушить тебя? Стерва... Не все определяется деньгами, а чем же еще? У тебя они есть - и ты все имеешь".
- Вам не очень больно, Софья Николаевна? - спросила Юля. - Если будет какое неудобство, скажите.
- И я тебя целую. Пока. Привет Гюнтеру... Все отлично, Юленька. У тебя волшебные руки.
- Спасибо. Просто я этим делом с семнадцати лет занимаюсь.
- А сколько тебе сейчас, если не секрет?
- Какое секрет? Через два месяца будет двадцать четыре.
- Надо же, мы, оказывается, ровесники. У тебя какого числа день рождения?
- Двадцать седьмого июля.
- А у меня второго августа.
- Получается, мы обе Львы.
- Точнее, львицы. У тебя сильная воля, Юля.
- Вы это по гороскопу судите?
- Нет, по жизни.
- Почему так думаете?
- Мне так кажется. И, думаю, я не ошибаюсь. Софья как победительница могла позволить себе быть великодушной. Она собственной кожей почувствовала, как напряглись руки Селивановой. Но на ее лице, которое Софья могла видеть в зеркале напротив, не дрогнул ни один мускул. И что она сказала? "Вам не очень больно, Софья Николаевна?" Нет, надо признать, ты молодец, Юлия Антоновна. И, кто знает, сложись по-другому обстоятельства, мы могли бы подружиться.
Так думала Воронова, продолжая разговаривать с Селивановой о чем-то пустяковом.
- Ты меня просто вернула к жизни, - эти слова Софья сказала Юле в самом конце сеанса. Одна рука у нее была опущена к полу. Указательный палец рисовал какие-то знаки на полиэтиленовом пакете, стоявшем около дивана. Наверное, там лежала какая-нибудь толстая книга по искусству, подумала Юля.
Через час она сидела в своей любимой пивной. Напротив нее потихонечку тянул пиво Шурик, которого она позвала с собой, чуть ли не силой заставив покинуть пост наблюдения. Шурик долго не мог понять, что произошло:
- То есть как - отдала икону?
- Еще один житель Виллабаджо. В последний раз объясняю: пришел к ней друг ее отца.
- Нет, это я понял. Но если друг, значит, не пацан. Так?
- Я не поняла, ты это к чему?
- А к тому, что последние дней пять, что я ее пасу, около этой девахи из мужиков в основном юнцы крутились. Максимум - лет тридцать.
- Продолжай.
- Я свое дело знаю. Не думай, что хвастаю. И еще. Когда она дома была, из ее подъезда никто икону не выносил.
- Сказал, - фыркнула Юля. - А мужик тот, по-твоему, должен ее перед собой нести, как на крестном ходе?
- Если он верующий человек, как ты говоришь, он ее в полиэтиленовом пакете не потащит.
- В полиэтиленовом пакете, говоришь?
- Вот именно.
- Какой вывод?
Польщенный вниманием Юлии, Шурик не торопился с ответом. Он не спеша отхлебнул из кружки пива и лишь потом произнес:
- Понимаешь, здесь без логического мышления не обойтись. У вас, баб, с этим туго, сама понимаешь.
- Слушай, Шурик, ты свой лобик в зеркало видел?
- Нормальный лоб.
- Это тебе так кажется. Начитался детективов, мать твою!
- Ладно, не горячись. Шучу я. Будем считать, что ты - редкое исключение. Итак, делаем выводы.
- Постой-постой. Кажется, понимаю. Тот разговор, ну, по телефону, - для меня был? Икону она спрятала куда-то, а мужика придумала.
- Или не придумала.
- То есть?
- Два в одном флаконе. Правильно, разговор для тебя предназначался. А почему ей на самом деле не воспользоваться помощью верного человека и не спрятать икону в надежное место? Пока ты с ее горизонта не слиняешь?
- Но ты же сам сказал, что никого из...
- Правильно, сказал. Только сдается мне, что поторопилась она.
- То есть?
- Если мужика не было, то он должен появиться. Значит, не все еще потеряно. Если же я проворонил его, тогда...
- Тогда я должна узнать, откуда он приезжал.
- Правильно. Но это невозможно: дурой ведь ты ее не считаешь? Если она поняла, что ты к ней заявилась не ради ее ноготков, а ради иконы, то...
- Ради Бога, только не надо хвалить ее. Дурой я Воронову никогда не считала. Я другим путем пойду, как Владимир Ильич завещал.
- Какой Владимир Ильич? Ленин?
- Он самый.
- Каким путем?
- А ты логическое мышление поднапряги.
- Да ладно тебе. Говори.
- Если мужик тот - друг ее отца, надо просто узнать, откуда она родом. Оттуда и мужик приехал. Не зря она про воспоминания говорила.
- Слабовато, но сойдет. Только кто тебе скажет, откуда Воронова родом?
- А она мне дала несколько телефонов своих подруг. У троих я побывала... - Юля на секунду задумалась. - Точно. Вот с нее и начнем.
- С кого?
- Алла Ивановна Петрова. Не слыхал о такой?
- Смеешься.
- Да нет. Общительная тетка, ее многие знают. От Вороновой без ума. Она мне все и расскажет.
- А как ты к ней подъедешь?
- Это уже мои проблемы. Шура, у тебя есть мобильник?
- Оружие пролетариата. Вот.
- Дай, позвоню. Так, сейчас номерок найду. Слушай, Шура, просьба у меня будет.
- Я понятливый. Еще несколько деньков ее попасу.
- А как с Кузьмичом быть?
- Это не твоя печаль. Я ему сегодня все объясню. Мы с ним ладим, а на тебя он и осерчать может. Если икона с концами. Понимаешь?
- Как не понять. Спасибо. Ты помнишь, что я тебе про твой лоб говорила? Забудь. У тебя лбище, Шурик. И вообще, ты голова... Это квартира Петровой? Аллу Ивановну, пожалуйста. Алла Ивановна, вас Юля Селиванова беспокоит. Юля. Помните, я маникюр вам делала... Алла Ивановна, я вас беспокою вот в какой связи. Подруга ко мне приехала. Два года с мужем в Сингапуре жила. Он у нее бизнесмен. Привезла косметику. Один крем - просто чудо. Подруга говорит, это последний крик, до нас он не дошел еще. Крем делают из цветка, который растет только на острове Ява, в Индонезии. Увы, крем немного не для моей кожи, скажем так. А для вас то что надо. Сколько стоит? Ну о чем вы говорите, Алла Ивановна? Мне крем подарили, почему я должна им торговать? Я хочу вам его подарить. Почему вам? Я умею помнить добро... Могу и сегодня подвезти. Нет, не трудно. Сегодня вечером крем и испробуете.