Остров. Тайна Софии
– Да, я знаю. Я собираюсь встретиться с доктором Лапакисом – он мой давний знакомый и коллега.
– Вы же не больны проказой? – простодушно поинтересовался Гиоргис.
– Нет, – ответил незнакомец, едва заметно улыбнувшись. – Кстати, я уверен, что рано или поздно смогу сказать это и обо всех обитателей острова.
Это было очень смелое утверждение, и Гиоргис почувствовал, как его сердце забилось сильнее. Время от времени разносилось известие, или слух, что чей-то там дядя или приятель слышал о появлении лекарства от лепры. Говорили о пользе от инъекций золота, мышьяка и змеиного яда, но в этих методах лечения было что-то от безумия, и даже если бы больным они были по карману, далеко не факт, что они работают. Люди на острове говорили, что только афиняне способны платить за такие сомнительные средства.
На некоторое время Гиоргис погрузился в мечты – впрочем, не забывая при этом управлять лодкой. В последние месяцы здоровье Элени заметно ухудшилось, и ее муж уже почти не надеялся, что появится лекарство, которое вернет ее домой. Но кто знает, быть может, этот доктор действительно поможет им?
На причале их уже встречал Пападимитриу. Некоторое время Гиоргис наблюдал, как стройный невысокий мужчина с кожаным портфелем и возвышающийся над ним, как башня, коренастый глава колонии идут к туннелю и исчезают там.
С востока подул холодный ветер, который был как будто против того, чтобы Гиоргис доплыл до противоположного берега пролива, но сегодня рыбаку не было дела до буйства стихий: в его сердце воскресла надежда.
Пападимитриу и Кирицис вместе шли по главной улице, и первый буквально засыпал приезжего вопросами. Доктор Лапакис сообщил президенту колонии достаточно, чтобы возбудить в нем сильное любопытство.
– В какой стадии находится исследование? Когда начнется тестирование препарата? Как скоро он дойдет до нас? Как вы связаны с этим проектом?
Все это больше напоминало допрос, и Кирицис явно не ожидал такого приема – впрочем, как не ожидал он встретить здесь такого человека, как Пападимитриу.
– Работа только началась, – осторожно ответил он. – Я имею самое прямое отношение к международной программе исследований, финансируемой фондом Пастера, и нам нужно не только лекарство от лепры. На Каирской конференции, состоявшейся пару лет назад, были изложены новые принципы лечения и профилактики болезни, и именно в связи с этим я сюда приехал. Я хочу убедиться, что мы делаем все возможное, – не хотелось бы, чтобы лекарство, если оно все же будет открыто, дошло сюда слишком поздно.
Пападимитриу было не занимать актерских способностей, поэтому ему удалось скрыть разочарование от того, что лекарство, которого они так долго ждали, пока еще не готово.
– Обидно, – с улыбкой произнес он. – А я обещал своим родным, что вернусь в Афины к Рождеству, и очень надеялся, что вы привезете мне волшебное снадобье.
Кирицис был реалистом и понимал, что до того как эти люди получат эффективное лекарство от лепры, пройдет несколько лет, а потому не хотел будить в них напрасные надежды. Проказа была болезнью почти такой же древней, как мир, и вряд ли можно было победить ее за один день.
Пападимитриу заметил, что доктор рассматривает окружающие здания и людей с некоторым изумлением. Поселок практически ничем не отличался от обычного критского или греческого городка – более того, в нем не ощущалось традиционного для таких мест запустения. Если не считать того, что у некоторых встречных были пятна проказы на лице или другие признаки болезни, живущие здесь люди вполне могли сойти за обычных греков, которые занимаются своими повседневными делами. В такое время года рассмотреть лица было достаточно непросто: мужчины носили широкополые шляпы и шапки и поднимали воротники, а женщины надевали шерстяные шали, которыми прикрывали головы и плечи от разбушевавшейся стихии – сильного ветра и заливающих остров дождей.
Мужчины некоторое время постояли у стеклянной витрины одного из магазинов со свежеокрашенными ставнями – это была булочная. Встретив любопытный взгляд Кирициса, пекарь дружелюбно кивнул ему. В ответ доктор дотронулся до шляпы.
Не доходя до церкви, Пападимитриу и Кирицис свернули с центральной улицы и подошли к больнице, расположенной на небольшом холме. Зрелище, которое открылось их глазам, поистине впечатляло: здание больницы по своим размерам намного превосходило остальные строения на острове – за исключением крепостной стены, разумеется.
На пороге появился Лапакис. Он радостно приветствовал Кирициса, и мужчины обнялись, как старые приятели. Некоторое время они засыпали друг друга вопросами: «Как твои дела? Давно ты здесь работаешь? Какие новости в Афинах?» Но постепенно радость от встречи улеглась, и они перешли к более практическим вопросам – нельзя было терять драгоценного времени. Лапакис провел для Кирициса импровизированную ознакомительную экскурсию по больнице, показав ему поликлиническое отделение, процедурные кабинеты и наконец палату для тяжелобольных.
– Пока что нам очень не хватает ресурсов, – грустно сказал Лапакис. – Хотелось бы, чтобы каждый из обитателей Спиналонги мог провести в больнице хотя бы несколько дней, но обычно нам приходится лишь проверять их состояние и отсылать домой.
Палата была заставлена десятком коек, проходы между ними не превышали полуметра. Ни одна из коек не пустовала. Здесь лежали в основном мужчины, но было и несколько женщин – хотя определить пол пациентов было достаточно сложно из-за полутьмы, царившей в помещении. Почти всем этим больным жить оставалось совсем недолго. Кирицису довелось поработать в афинском лепрозории, поэтому увиденное не произвело на него особого впечатления: условия здесь были намного лучше, и не было того ужасного запаха, который стоял в афинской больнице. А ведь гигиена для больных с открытыми язвами жизненно важна!
– У этих пациентов болезнь в реактивной стадии, – прислонившись к дверному косяку, тихо сказал доктор Лапакис.
В случае лепры это означало, что симптомы заболевания проявляются более интенсивно. Обычно этот период длился несколько дней или недель, и все это время пациентов нередко мучили сильные боли, лихорадка и нарывы. Часто после этого состояние их здоровья заметно ухудшалось, но иногда наступление реактивной стадии означало, что организм продолжает активно бороться с болезнью, и были даже известны случаи полного исцеления, наступавшего после кризиса.
Некоторое время врачи стояли молча, молчали и пациенты – за исключением двоих, которые громко стонали. Кирицис решил, что это мужчина и женщина. Они вышли в коридор – оставаться в палате было как-то неудобно.
– Пойдем в мой кабинет, – предложил Лапакис. – Там и поговорим.
Они прошли в самый конец темного коридора и зашли в дверь слева. В отличие от палаты, из высоких и широких окон кабинета открывался живописный вид на Плаку и вздымающиеся за ней горы. На стене висел большой план здания больницы и дополнительной пристройки, которую собирались соорудить позже.
Заметив, что чертеж привлек внимание Кирициса, Лапакис сказал:
– Красным цветом изображены помещения, которые только планируются. Нам нужна еще одна палата и несколько манипуляционных кабинетов. Надо отделить женщин от мужчин: если мы не в состоянии спасти их жизнь, следует хотя бы позволить им дожить ее с достоинством.
Кирицис подошел к чертежу вплотную и принялся рассматривать его. Он знал, как мало внимания правительство уделяет вопросам здравоохранения – особенно когда речь шла о людях, которые считались неизлечимо больными, – а потому был настроен скептически.
– Это будет стоить денег, – заметил он.
– Да знаю я, знаю, – устало ответил Лапакис. – Но теперь к нам поступают пациенты не только с Крита, но и с континентальной части Греции, и правительство просто вынуждено усилить финансирование. А познакомившись с другими нашими больными, ты поймешь, в чем здесь дело: эти люди не принимают «нет» в качестве ответа. Но что привело тебя на Крит? Я был очень рад получить твое письмо, но в нем ты по существу не сказал, почему решил приехать сюда.