Обещание

— Ясно, — ответил Майкл, хотя на самом деле не разделял восторг собеседника.
— Джеймс болван, — однажды снежным днем заявила Гас, когда Мэлани ей позвонила. — Он сказал, что если я не перестану шляться по Лесной ложбине, то рожу прямо у телефонного столба.
— Я считала, что процесс будет не столь стремительным.
— Попробуй ему объяснить!
— Примени другую тактику, — посоветовала Мэлани. — Скажи, что чем лучше физическое состояние до родов, тем легче вернуться к прежней форме.
— А кто сказал, что я хочу стать такой, как до беременности? — спросила Гас. — Неужели я не могу стать как другие? Например, Фарра Фосетт… Кристи Бринкли… — Она вздохнула. — Тебе не понять, насколько тебе повезло.
— Потому что я всего лишь на пятом месяце?
— Потому что ты замужем за Майклом.
На мгновение Мэлани опешила. Ей нравился Джеймс Харт, его невозмутимый вид настоящего американца, его естественное обаяние, едва заметный бостонский акцент. Он был во многом схож с Мэлани, но все ее недостатки у него оказывались достоинствами: она замкнутая — он уравновешенный, она робкая — он склонный к самоанализу, она дотошная — он взыскательный.
К тому же он оказался прав. Через три дня у Гас отошли воды прямо на дороге, в километре от дома, и если бы проезжающий мимо автомобиль телефонной компании не остановился и водитель не спросил, как она себя чувствует, вполне вероятно, что она родила бы Кристофера прямо на обочине.
Мэлани снился сон. Она видит Майкла в конюшне. Его поседевшие волосы поблескивают в лучах утреннего солнца, он гладит живот кобылы, которая должна вот-вот ожеребиться. Мэлани стоит чуть выше — вероятно, на сеновале, — и по ногам у нее течет вода, как будто она обмочилась. Она кричит, но изо рта не вырывается ни звука.
Поэтому она поняла, что родит ребенка в одиночестве.
— Я буду звонить каждый час, — заверял ее Майкл.
Но Мэлани отлично знала своего мужа: как только он займется лошадью со вздувшимся животом или овцой с маститом, то сразу же забудет о времени. К тому же во многих местах, куда он ездил как сельский ветеринар, о такой роскоши, как таксофон, и не мечтали.
Подошел поставленный на конец апреля срок родов. Однажды ночью Мэлани услышала, что Майкл разговаривает по телефону, стоящему у кровати. Он прошептал что-то, она спросонья не расслышала, и исчез в темноте.
Ей опять приснился сон о конюшне, а когда она проснулась, то обнаружила под собой мокрый матрас.
От боли она согнулась пополам. Вероятно, Майкл оставил где-то записку с номером телефона. Мэлани искала в спальне, в ванной, периодически останавливаясь, чтобы переждать схватки, но ничего не нашла. Она сняла трубку и позвонила Гас.
— Началось, — сказала она, и Гас ее отлично поняла.
Джеймс был на операции, поэтому Гас взяла с собой в автокресле Криса.
— Мы обязательно найдем Майкла, — заверила она Мэлани.
Гас положила руку Мэлани на ручку переключения передач и велела сжимать ее, когда будет больно. Она припарковала машину у пункта «неотложной помощи».
— Сиди в машине! — бросила она, хватая Криса, и побежала к разъезжающимся воротам. — Мне нужна помощь! — закричала она на сестринском посту. — Женщина рожает.
Медсестра непонимающе посмотрела на нее и на Криса.
— Похоже, вы уже опоздали, — сказала она.
— Речь не обо мне! — выкрикнула Гас. — Рожает моя подруга. В машине.
Через несколько минут Мэлани уже была в родзале, в новой сорочке для рожениц и корчилась от боли. Акушерка повернулась к Гас.
— Похоже, неизвестно, где отец ребенка?
— Он едет, — заверила Гас, хотя это была неправда. — Я за него.
Акушерка взглянула на Мэлани, которая потянулась, чтобы схватить Гас за руку, на Криса, который спал в пластмассовой детской люльке.
— Я отнесу ребенка в ординаторскую, — сказала она. — Детям нельзя находиться в родзале.
— А я считала, что мы здесь именно за этим, — пробормотала Гас, и Мэлани стал душить смех.
— Ты не говорила, что рожать больно, — укорила она.
— Конечно, говорила.
— Ты не говорила, что настолько, — уточнила Мэлани.
Криса принимала та же врач, что сейчас хлопотала около Мэлани.
— Попробую догадаться, — сказала она, обращаясь к Гас, когда заглянула Мэлани под рубашку, чтобы увидеть, как протекают роды. — Вам так понравилось рожать, что вы не смогли остаться в стороне. — Она помогла Мэлани сесть. — Отлично, а теперь тужьтесь.
Вот так с помощью лучшей подруги, которая обнимала ее за плечи и вопила с ней в унисон, Мэлани родила девочку.
— Боже, — прошептала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, — ты только посмотри.
— Вижу, — сказала Гас, у которой ком стоял в горле. — Вижу.
И она убежала искать собственного сына.
Акушерка только-только положила лед между ног Мэлани и натянула простыню ей до пояса, как в палате появилась Гас с Крисом на руках.
— Смотри, кого я встретила! — возвестила она, придерживая дверь, чтобы вошел Майкл.
— Я же тебя предупреждала… — проворчала Мэлани, но тут же повернула к мужу малышку, чтобы он смог ее рассмотреть.
Майкл коснулся тоненьких белесых бровок дочери. Его ноготь был больше детского носика.
— Она ангел. Она… — Он покачал головой. — Я не знаю, что сказать.
— За тобой должок, — подсказала Гас.
— Проси, что хочешь, — ответил Майкл, сияя, — только не моего первенца.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге, потрясая над головой бутылкой шампанского, появился Джеймс Харт.
— Привет! — воскликнул он, пожимая Майклу руку. — Ходят слухи, что сегодня выдалось замечательное утро. — Он улыбнулся Гас. — Я слышал, ты стала повитухой.
Он откупорил бутылку «Моэ», извинился за то, что пролил несколько капель Мэлани на одеяло, и наполнил шампанским четыре пластиковых стаканчика.
— За родителей! — провозгласил он, поднимая стакан. — И за… Вы уже придумали имя?
Майкл взглянул на жену.
— Эмили, — сказала она.
— За Эмили!
Майкл поднял свой стакан.
— И — лучше поздно, чем никогда, — за Криса!
Мэлани взглянула на полупрозрачные младенческие веки, оттопыренную губку и нехотя положила дочь в кувез рядом с кроватью. Там уместилось бы еще двое таких, как Эмили.
— Ты не против? — спросила Гас, кивая на кувез, а потом на Криса, уютно сопящего у нее на руках.
— Клади, конечно.
Мэлани наблюдала, как Гас кладет сына рядом с Эмили.
— Нет, вы видели! — воскликнул Майкл. — Моей дочери один час от роду, а она уже спит с парнями.
Все посмотрели на кувез. Малышка вздрогнула и затихла. Ее длинные пальчики разжались, словно вьюнок, и вновь сжались в кулачки, схватив добычу. И хотя Эмили действовала совершенно бессознательно, она, когда снова погрузилась в сон, крепко сжимала руку Кристофера Харта.
  
Настоящее
 
  Ноябрь 1997 года  
Анну-Мари Маррон мало чем можно было удивить.
Она полагала, что за десять лет работы в полиции Вашингтона, округ Колумбия, повидала больше, чем за последующие десять лет в сонном городишке Бейнбридж, штат Нью-Гемпшир. Но она ошиблась. В округе Колумбия она не была лично знакома с теми, кого арестовывала. Почему-то насилие в семье трогало больше, когда в нем обвинялся легендарный, любимый директор городской начальной школы. Наркоторговля и мафия беспокоили меньше, чем «травка», которую любовно взрастила на своем участке вместе с базиликом и душицей старенькая миссис Ингленук. Обнаружить смертельно раненную девушку-подростка, окровавленного юношу и дымящийся пистолет — в Бейнбридже с подобным сталкиваешься не каждый день, тем не менее это не означает, что для Анны-Мари случившееся стало полнейшей неожиданностью.
— Я бы хотела побеседовать с Крисом, — повторила она.
— Вы ошибаетесь! — заявила Гас Харт, скрестив руки на груди.
— Возможно, ваш сын развеет мои сомнения.