Маяк Фишера (ЛП)

Сет смеется, и я ничего не могу с собой поделать, как тоже начинаю смеяться. Он перестает расхаживать по комнате и смотрит в мою сторону.
— Я даже тогда не мог подумать, что пока я проходил через все это дерьмо и превращался в совершенно другого человека, Мэри Бет менялась вместе со мной. Ей даже больше понравилось иметь немного драматизма и возбуждения, пока ни один из нас не был откровенно жесток или не имел намерение обидеть, или навредить другому. У нас также произошли изменения в спальне, секс стал более энергичным, и теперь у нас еще трое детей.
Сет подмигивает мне, но я закатываю глаза, показывая, как бы свое отвращение на его замечание по поводу «энергичного секса».
— Ты много рассказывал мне о Люси, пока был здесь, и ты всегда говорил, что она сильная. Сильнее, чем кто-либо, включая тебя самого, и именно поэтому ты почувствовал необходимость послать ей бумаги на развод, — напоминает мне Сет. — Ты не хотел, чтобы она стала слабой, такой, как ты в то время. Если она такая сильная, как ты говоришь, тебе не кажется, что она сказала бы что-то, если бы ей не нравилось то, что ты делал с ней? Тебе не кажется, что она бы надрала бы тебе задницу, если бы действительно была зла на тебя?
Закрыв глаза, я вспоминаю каждый момент в этом переулке, хотя какая-то часть меня хочет забыть. Я вспомнинаю, как ее сладкая попка пододвинулась ко мне, и как она умоляла дать ей еще больше. Я думаю о том, как быстро она кончила, и мое имя слетело с ее губ. Я вспоминаю выражение ее лица, когда оттолкнул ее и извинился в этой темноте. Она точно разозлилась тогда, и готова была дать мне пинок под зад, но это как раз было не из-за того, что я с ней творил. Скорее это было потому, что я сожалел об этом. Как только я почувствовал себя виноватым, думая, что причинил ей боль, она разозлилась потому что... вот дерьмо.
Моя Люси любит немного грубое обращение?
Я запихиваю поглубже эти мысли, перед моими глазами стоят синяки, которые я оставил на ее теле в тот день, когда вернулся с последнего боевого задания, и как она обнимала себя за талию, свернувшись калачиком ночью, когда я увидел ее в нашей кровати. Каждый раз, как только я теряю самоконтроль и даю волю своим эмоциям, Люси страдает. Я не могу потерять контроль, иначе она может пострадать.
— Я не хочу причинить ей боль, как в тот день, когда вернулся совсем. Я так боюсь превратиться в того человека снова и наброситься на нее. Лучше мне оставаться спокойным, а не таким, когда меня переполняют эмоции и гнев, — говорю я ему, подойдя к окну, чтобы посмотреть на улицу.
Бофорт очень напоминает мне Фишер Айленд. Здесь нет машин, устраивающих гонки вверх и вниз по улице, или людей, мчащихся по делам. Сет рассказал, что они специально выбрали небольшой городок, успев досыта насытиться шумом и суетой большого города, за свою сорокалетнюю карьеру в Детройте на сталелитейном заводе. До того, как я встретил Люси, я хотел жить в большом городе, где все движется и несется, желая уйти с острова, на котором был мой личный ад. По иронии судьбы, я почти семь лет провел в пустыне на Ближнем Востоке, и это заставило меня оценить красоту моего острова. Я провел год в реабилитационном центре, находившимся меньше, чем за пятьдесят миль от острова, и я мог слышать шум океана и чувствовать запах соли в воздухе, и это придавало мне силы для поправки. Не было ничего лучше, чем находиться так близко ко всему этому, и я хотел ускорить свою работу по выздоровлению, чтобы избавиться от своего дерьма, и вернуть свою задницу обратно на остров, которому я принадлежу и все там имело смысл для меня. Мало того, что мне не нравится быть вдали от Люси, мне так же не нравилось находиться вдали от моего пляжа, Маяка, нашего маленького коттеджа у воды, нашего дружного городка, где все знают друг друга. Даже сейчас, у меня такое чувство, словно по моей коже ползают какие вошки, хочется почесать и смахнуть. Я просто испытываю зуб от необходимости вернуться домой к Люси.
— Ты еще не пил с тех пор, как вернулся домой, верно? —спрашивает Сет.
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, и что самое безумное, я не испытываю соблазна, несмотря на то, что в моей голове происходит полная путаница. Я хочу иметь ясную и сосредоточенную голову и чувствую при этом хорошо, без алкоголя, хотя у меня еще бывают моменты, какие-то нечеткие и мне приходится несколько минут приходить в спокойное состояние.
— Конечно, сынок. Это называется посттравматический синдром, и, скорее всего, он будет с тобой всю оставшуюся жизнь. Прошло сорок с лишним лет, но я все равно порой просыпаюсь в холодном поту и проходит минута, прежде чем я понимаю, что не завяз в болоте рисовых полей, промокнув до нитки, и не рискую своей головой, — объясняет Сет. — Ты не сможешь удержать свое дерьмо внутри, или оно съест тебя живьем, ты это очень хорошо знаешь. Ты потратил годы, сохраняя свои кошмары и свои проблемы, пытаясь их как-то решить самостоятельно и посмотри, что получилось — оно разрушило твой брак. Поговори с женщиной, Фишер. Если ты хочешь, чтобы она тебе снова стала доверять, ты должен дать ей тот же уровень доверия. Ты должен поверить, что она достаточно сильная, чтобы принять все, что ты ей скажешь.
Сет и я проводим некоторое время, бродя по этажам реабилитационного центра, и я разговариваю с несколькими парнями, которые прибыли сюда прямо перед моей выпиской. Я вижу в них, так много от себя, и впервые за долгое время испытываю чувство гордости, что мне удалось так далеко продвинуться с тех пор, как я пришел сюда. Сет говорит все правильно — я не смогу ожидать от Люси, что она будет доверять или верить, если я не сделаю то же самое с ней. Она должна знать, что творилось у меня в голове, пока я медленно все это распутывал более года назад здесь в клиники. Страницы журнала-дневника, которые я ей передал о более наших счастливых временах, являются отличным способом, чтобы напомнить, как нам было хорошо вместе, но я не могу ожидать, что она готова дать нам шанс для нового будущего, если я не скажу ей про плохие времена.
Столько, сколько я смогу сдерживать свой гнев и ревность, как можно дальше от Люси, насколько это возможно, мне придется признать, что они все же являются частью меня. Эти чувства живут и дышат внутри меня, и я не в состоянии их просто игнорировать, ожидая что они исчезнут. Я знаю, что никогда не обижу Люси, как в тот день, когда я заставил ее покинуть наш дом, но какие у меня гарантии, что я не причиню ей вреда еще хуже своими словами или действиями, когда эти чувства возьмут надо мной верх, что они и сделали в тот день в темном переулке? Хочется верить, что Сет прав, и что Люси нашла бы способ заставить меня остановиться, если бы она действительно не хотела этого, но это тяжело для меня видеть ее другой, кроме как милую, застенчивую, красивую девушку, на которой я женился, и неважно насколько она изменилась с тех пор. Трудно для меня понять, что она хотела бы таких касаний, а не нежных и мягких, но я также не могу стереть ее стоны удовольствия, стоящие в моих ушах, сообщающие, что ей нравилось то, что я делал с ней.
Получив обещание от Сета, что он привезет Мэри Бет на остров в ближайшее время, я направляюсь на улицу, беру такси до парома, который отвезет меня обратно на остров.
Я знаю, что Люси будет занята Четвертого июля в предстоящих празднованиях, но может я смогу убедить ее выделить немного своего времени. Этот путь в прошлое для меня, чтобы прийти к ней чистым.
Является почти всем.
  
Глава 29
 
Люси
Сегодняшний день
— Ты не играешь в софтбол сегодня!
— Не говори мне что делать, мудак. УХОДИ!
Я перевожу взгляд от своих документов, когда слышу крики, доносящиеся с крыльца, и вижу, как Элли влетает через переднюю дверь с Бобби, который не отстает от нее ни на шаг.
— Я, однозначно, могу сказать тебе, что делать, и ты черт побери выслушаешь! — утверждает Бобби.
Я никогда не видела, чтобы Бобби так злился, поэтому просто наблюдаю за ними. Бобби, выглядит не таким горячим парнем, как Фишер, нет, он по-мальчишески мил, с его кучерявыми каштановыми волосами, сверкающими голубыми глазами и легкой улыбкой. Он фактически одного роста с Элли пять футов с хвостиком и ему повезло, что она не надела шпильки сейчас, иначе бы возвышалась над ним и, скорее всего повалила бы его на землю, яростно глядя ему в лицо.