Подари мне сказку
– Нет. – Ее голос был по-прежнему спокоен, но глаза стали грустными, – я не могла. Отец меня долго уговаривал, даже настаивал, чтобы я училась. Но я знала, что не вправе сделать это, и не изменила принятого решения.
Беннет нахмурился.
– После смерти мамы нас осталось четверо. Я – старшая, – начала объяснять Синди. – Самая младшая – сестренка. Ей тогда было десять лет, а двум братьям – двенадцать и тринадцать. Может, ты заметил, у отца больная спина. – После небольшой паузы она встряхнула головой и добавила: – Нет, я просто не могла оставить его одного с тремя детьми.
Она не вдавалась в подробности, да в этом не было особой необходимости. Беннет и так все понял. Отказавшись от возможности получить образование, пожертвовав своим будущим, Синтия помогла сохраниться семье. Он подумал, что события могли развиваться по-другому. Что было бы, выйди она замуж за кого-нибудь из местных? У нее появилась бы своя семья, дети. Она бы работала от зари до зари, едва сводя концы с концами, чтобы прокормить семью. Ее надежды и мечты все больше и больше оказывались бы погребенными под ежедневными заботами о хлебе насущном.
Представив столь грустную картину, Беннет помрачнел. И рассердился на себя. Ему стало стыдно: он-то думал, что заботы других людей не идут ни в какое сравнение с его проблемами. Но оказывается, что на фоне других он просто счастливчик. Хотя его мать перенесла инфаркт, но, слава Богу, осталась жива. Из-за ее болезни ему не пришлось оставить свой бизнес, и дела по-прежнему идут неплохо.
– Да-да, конечно, нельзя было бросить их. – Беннет с ней согласился. Под пристальным взглядом Синтии он чувствовал себя неуютно. – Итак, на тебе держится весь дом: ты и дочь, и сестра, и мать. Кроме того, еще и шеф-повар, и посудомойка, – он посмотрел в сторону кухни.
Лицо Синди внезапно осветилось приятной, доброй улыбкой.
– Конечно. Звучит впечатляюще, правда?
– Да уж. – Беннет улыбнулся, хотя в действительности все это казалось ему просто ужасным. – А твой отец? Может, стоит попробовать какое-нибудь лечение?
– Пробовали, но ему помогают только сильные болеутоляющие средства. А они стоят дорого.
– То есть вам они не по карману.
Синди плотно сжала губы и вызывающе посмотрела на Беннета.
– Почему же? Я могу себе позволить купить отцу лекарство. Я, да и не только я, но и сестра и братья – все мы готовы помочь отцу. Мы можем положить его и в клинику, но он и слышать об этом не хочет. – Синди задумалась, глаза ее подозрительно заблестели. – Только сейчас уже поздно об этом говорить.
Беннет не понял ее последних слов, поэтому он не удержался и спросил:
– А почему, собственно?
– У этой болезни есть одна особенность: боль со временем может сама по себе пройти, но последствия останутся на всю жизнь. – Синди часто заморгала. – Его позвоночник так и останется искривленным, и с годами отец будет все больше горбиться. Чем тут поможешь?
– Ужасно. – Беннет не нашел, что еще можно сказать в такой ситуации.
– Да, это ужасно, – кивнула Синди, а затем бодрым голосом продолжила: – Отец неисправимый оптимист: он шутя относится к своей болезни и не обращает на нее внимания.
Беннет покачал головой: «Того, кто считает, что ко всему можно привыкнуть, даже к петле, если висеть в ней долго, нельзя назвать оптимистом. Слишком много черного юмора, которым он, наверное, прикрывает свое отчаяние».
Но как светились глаза ее отца, когда он разговаривал с ним! Синтия все же права: если бы этот человек не был оптимистом, не верил в жизнь, то просто опустил бы руки и не смог работать.
Беннет вспомнил, что тот, несмотря на сгорбленную спину и больной позвоночник, был высоким человеком. Молодой, здоровый и тоже высокий Беннет уступал ему в росте.
– Не хочешь еще кофе? Что-нибудь на десерт? – Звонкий голос Синди вывел Беннета из задумчивости. – Моя сестра напекла пирожков с черникой, а они у нее удаются на славу.
– Нет, спасибо, – отказался Беннет. Он допил молочный коктейль. Мысль об отце Синтии не давала ему покоя. Он любил во всем ясность и считал, что с первого взгляда может составить о человеке верное представление. Кажется, сегодня он впервые ошибся: ее отец – мужественный человек, а черный юмор ему просто помогает бороться с тяжелой болезнью.
Наблюдая за тем, как Синтия убирает со стойки пустые тарелки, Беннет подумал, что по характеру она точная копия своего отца. Она не унывает, выглядит веселой и жизнерадостной.
Беннет потер лоб. «Самое странное – то, что я почему-то вообще думаю об этом. Их жизнь меня не интересует. Наверняка мы больше никогда не встретимся».
3
«Наверное, мы больше никогда не встретимся», – убирая со стойки посуду, Синди отрешенно наблюдала, как темно-серая машина Беннета выезжает на дорогу. Она грустно вздохнула.
«А какая, собственно, разница, встретимся мы или нет? Он – случайный посетитель, который проезжал мимо, – подумала Синди. – Самонадеянности у него на десятерых. Но когда он шутил и смеялся, то становился обычным человеком. Видно было, что он не зазнайка».
Да, Бен ей понравился. Он был не только симпатичным, но и интересным.
Если честно, то Беннет Гэнстер был первым мужчиной, по которому она грустно вздохнула, когда тот уехал.
«Корабли уходят в ночь…» – подумала Синди и улыбнулась.
– Синди, тебе надо поменьше читать, – громко сказала она себе. – У тебя голова забита всякими глупостями.
Рассмеявшись, она отправилась мыть посуду, оставшуюся после отплытия «корабля».
Но до конца дня Бен не шел у нее из головы. Она вспоминала его улыбку и громкий смех, взгляд темных глаз и отливающие золотом волнистые волосы. Ей нравилась его спортивная, стройная фигура, неторопливая походка, мягкие движения.
Раньше Синди не обращала внимания на руки мужчин. У местных парней, основных посетителей кафе, руки были грубые, задубевшие от тяжелого труда – нормальные руки работяг. У Бена руки были ухоженные, но чувствовалось, что они сильные и крепкие.
Она подумала, какое, должно быть, удовольствие – очутиться в его объятиях, ощутить бережное, ласкающее прикосновение его ладоней.
«Женские мечты, иллюзия, да просто бред», – оборвала она свои фантазии, пообещав себе, что больше не будет о нем думать.
Обычно она закрывала кафе в шесть, но последнего посетителя удавалось выпроводить только к половине седьмого.
– Привет, – бросила ей Джесс, войдя на кухню через заднюю дверь. – Ты чем-то расстроена?
– Да нет, просто устала. – Синди смахнула рукой со лба капельки пота и тяжело опустилась на стул.
Не тратя времени даром, Джесс подошла к столу и начала раскатывать деревянной скалкой тесто.
– Ты выглядишь не лучше, – сказала Синди, глядя на ее лицо, раскрасневшееся от жары. – Какие пирожки ты хочешь испечь сегодня?
– Яблочные, – ответила Джесс, продолжая раскатывать тесто. Наконец она выпрямилась и отложила скалку. – Я подумала, что нам следует разнообразить меню и предлагать посетителям более широкий ассортимент блюд.
– Господи, где ты набралась таких слов? Наши посетители сметут в одно мгновение все, что ты сделаешь, – усмехнулась Синди, – если, конечно, отец не доберется до них первым.
Джесс рассмеялась.
– Он уже честно предупредил меня, что все съест сам. Говорит, что я пеку не хуже, чем мама.
– Он прав, – согласилась Синди. – Ты прекрасно готовишь.
Джесс благодарно улыбнулась.
– Спасибо, Синди.
– Не стоит, ты действительно здорово печешь пироги.
Странная вещь – Синди с удовольствием занималась стряпней, но не считала, что этим можно гордиться. Джесс тоже любила готовить, особенно возиться с тестом, но при этом была уверена в том, что делает важное дело. У нее получались бесподобные пирожные и булочки. И тем не менее она наотрез отказалась от предложения Синди взять управление закусочной в свои руки. Вероятно, посчитала, что с ее стороны это будет нечестно, ведь Синди старшая сестра. Она была вполне довольна тем, что «совершенствовалась в кулинарном мастерстве выпечки тающего во рту десерта для дома и посетителей закусочной».