Не буди во мне ведьму (СИ)
Из-за спин веселой толпы выглянуло насупленное и недовольное старческое лицо, щедро укрытое морщинками. Бабушку я всегда помнила как женщину строгую, но любящую. Однако та, которая вышла к нам, была угрюмой, мрачной и буквально источала какую-то угрожающе-устрашающую ауру. При виде ее, мы с Римкой почувствовали панику и схватились за руки, не решаясь пройти в дом.
- Ходімо, дівчатка! (Перевод: * Идем, девчонки! ) - звал дядя, глядя на две застывшие статуи - нас.
Отбросив глупые страхи, мы набрались смелости и, поздоровавшись с бабушкой, обошли ее, шмыгнув в дом. Дальнейшие два часа родственники весело щебетали на мелодичном карпатском диалекте. Римма ничего не понимала, но со всем соглашалась - а зря! Не знала, на что подписывается!
Я же все время чувствовала на себе взгляд бабушки, но старалась не подавать вида, улыбалась и только убеждалась, что меня до сих пор не выпустили из поля подозрительного внимания. За что она меня так невзлюбила? Может она почувствовала во мне перемены? Или просто не узнает?
- А давайте вип'ємо горілки. Дівчата, ви ж п'єте? (* А давайте выпьем водки! Девочки, вы же пьете?) - дядя достал бутылку домашнего самогона.
Я оценивающе посмотрела на многообещающий бутыль. Спиртное мой организм не переваривал! Мы с Риммкой замотали головами, но протест наш прошел незамеченным для присутствующих, потому что они уже распивали спиртное, передавая по кругу одну кружку. Оказывается, это здешняя пастушеская традиция - пить из одной посуды. В любом случае нам пришлось пригубить немного... Хотя это мягко сказано. Наше сопротивление так веселило и раззадоривало моих родственничков, что они были готовы носиться за нами по окрестностям с бутылем и лейкой. Я уже представляла, как вернусь домой и, стыдливо краснея, буду объяснять папе, что его паиньку-дочку споили его же родственники.
В общем, пришлось нам с Римкой покориться суровой пьяной действительности. Мы пили водку со всеми, закусывая огурчиками и шашлыком. Мелодичная украинская речь, звучащая задорными переливами, возвращала в прошлое, заставляла вспомнить такое приятное, гордое чувство патриотизма. Я - настоящая хохлушка, и мне это слово никогда не казалось ругательным! Наоборот, забавным! Я признавалась в любви своей родине, окружающим нас смерекам, горам, ручейкам. Думаю, если бы я накрыла свой стакан ладошкой, эта эйфория настала чуть позже... А так - переобнимала и облобызала все окружающее.
9. Ночь признания и борьбы
Карпаты спали. Отдыхали мои племянники, дяди, тети. К священной огромной кости мчались сквозь сон собаки во сне. И только мы с Риммой сидели в столовой у печи и печально смотрели на огонь. Голова не болела - после домашнего самогона, тем более карпатского, мигрень отсутствует. Проблема в том, что у меня лично наличие головы вообще не проявлялось. Я будто зависла. Только одно мешало насладиться этим приятным состоянием: одолевало какое-то подозрительное чувство страха, ожидание опасности.
- Ох уж мне этот самогон! - вздыхала рядом подруга, мечтавшая плюнуть на все и превратиться в пантеру, чтобы завалиться лапами к верху на теплом полу.
- А ты б, душа моя, увереннее отказывалась! - издевалась я, чтобы хоть как-то отогнать отрицательные эмоции.
- Твоим родственничкам откажешь! - махнула рукой Римма, вспоминая начало дня. Я была свидетелем, как мои дядьки и тети реагировали на отказ выпить: чем больше говоришь "нет", тем больше тебе наливают.
Мы рассмеялись, удивляясь, как выстояли в борьбе за трезвость и окончательно не спились.
Скрип двери нарушил хрупкую атмосферу еще не устоявшегося в наших душах покоя. Шорох, шаги и бурчание доносились из коридора.
- Оце приперлася! І кішку цю обідрану з собою привезла! На що її брати треба було! (* Вот приперлась! И кошку эту драную с собой привезла! Зачем было ее брать!) - ругалась бабушка, выходя из своей комнаты в столовую, где сидели мы, разместившись на полу.
Услышав про "кошку", Римма выпученными глазами уставилась на меня, потом на ссутуленный силуэт в темноте. Мы обе обернулись к появившейся фигуре, занявшей все пространство в двери. На фоне мрачного очертания сверкнули ненавистью блеклые старческие глаза.
- Чого витріщілись? (* Чего вытаращились?) - Рявкнула бабушка. - Нема в мене терпіння до кицьок. А тим паче, до перевертнів. (* Терпеть не могу кошек. А тем более оборотней. )
Я думала, что Римма потеряет сознание, ну или мы обе проснемся от очередного дурного сна. Даже ущипнула себя за ногу, но так и не очнулась, что доказывало - все происходит наяву. Оставалась вероятность того, что у меня заложены или воспалены уши. Судя по тому, как Римма терла свои, - она сделала те же умозаключения.
Бабушка стояла уже у стола, наливая стакан молока, и продолжала бубнеть в том же духе.
- Офигеть! - слетело с губ подруги.
- О! - возмущенный вопль старушки заставил Римму пожалеть о выпущенном на свободу слове. - То вони ще й мови нормальної не розуміють! Хто вас навчав? Що у школах вчителі поперевелися? (* Так они еще и человеческого языка не понимают! Кто вас учил? В школах что, учителя перевелись?)
- Ба, тобі щось наснилося? (* Ба, тебе что-то приснилось?)- решилась спросить я, надеясь, что все это недоразумение.
- Тобі ще й вуха позакладало! Де ти цю кіцьку знайшла? (* Тебе уши заложило? Где ты эту кошку нашла?) - не унималась бабушка.
- Про яку ти кажешь? (* О какой кошке ты говоришь?) - уточнила я на всякий случай, чтобы проверить, не сошла ли с ума.
- Не прикидайся дурепою! (* Не прикидывайся дурой!) - она внимательно посмотрела на меня. - Про ту, що поруч із тобою сидить! Чи ти хочеш сказати, що в мене очі повилазили? Я що за свої двісті років не можу відрізнити, де справжня людина, а де перевертень! За кого ти мене маєш? (*О той, что сидит рядом с тобой! Ты хочешь сказать, что меня зрение обманывает? Я что, за свои сто лет не смогу отличить человека от оборотня, по-твоему? За кого ты меня принимаешь?)
Наши челюсти отпали совершенно синхронно и звучно.
Бабушка тем временем уселась за стол, как ни в чем ни бывало допивая молоко.
- Ба, тобі справді двісті років? (* Ба, тебе действительно двести лет?) - все еще приходя в себя озвучила я интригующий нас вопрос.
- Ну, трошки прибрехала. Сто десять, якщо тобі так цікаво, (* Ну, немного приврала. Сто десять, если тебе так интересно.) - она все же напоминала мне потерявшую рассудок. Римма поддержала меня, покрутив пальцем у виска.
- Нащо було з собою цю кішку волокти? Вони ж ті ще падлюки! Ніколи не вірила перевертням, а зараз мушу терпіти цю гидоту у своїй хаті! Кажу тобі, позбався її першою ж нагодою! (*Зачем было с собой кошку тащить? Они ж еще те сволочи! Никогда не верила оборотням, а сейчас должна терпеть эту мерзость в своем доме! Говорю тебе, избавься от нее при первой же возможности!) - пусть она и не смотрела в нашу сторону, но мы внимательно вслушивались в ее бормотание.
- Как думаешь, она лунатик? - в недоумении поинтересовалась подруга. Я только пожала плечами - меня в этом мире больше ничто не удивляло! Лунатики - тем более!
- Поки ти у моєму домі, кажи вже дивлячись у вічі! (* Пока ты в моем доме, говори, глядя мне в глаза!) - бабушка резко обернулась, уставившись на Римму таким страшным полным ненависти взглядом, что подруга, сидевшая на корточках, упала. В старческих глазах полыхало пламя. Или у нее просто зрачки красными стали? Даже у меня мурашки по коже промчались табуном. Бабушке показалось мало этого запугивания, так она еще и одним взмахом руки заставила лицо Риммы измениться, принимая черты пантеры. Та отшатнулась, ползя к стене и закрываясь руками.
- Бабушка, ты умеешь колдовать? Ты ведьма? - меня, конечно, шокировало открытие, но еще больше - факт нападения на мою подругу и вызов ее скрытой натуры наружу без ее на то согласия.