Женские фантазии (Герой моих грез, Фантазия)

— Фонарь мы сделали просто так, чтобы доставить себе удовольствие, — с улыбкой дивы из телевизионной рекламы вещала Элизабет (в отличие от натренированных девиц из телешоу она еще не научилась говорить глупости и при этом не испытывать неловкости). — Когда эта тыква сморщится, мы купим другую и сделаем новый фонарь. А теперь помогите мне убрать мусор.
— Можно поесть семечек?
— Не сегодня. Пора спать.
Прошел еще час, прежде чем дети улеглись. Наконец они стали засыпать. Во время вечерней молитвы Элизабет не без смущения услышала, что имя Теда пополнило список близких, для которых дети просили у Бога благословения. Нельзя сказать, что она обрадовалась этому пополнению, скорее расстроилась. Его имя прозвучало рядом с именами Элизабет, Джона, тети Лилы и бабушки с дедушкой. Заочно дети причислили Теда к членам семьи. Миссис Алдер, их няня, то упоминалась, то нет: в зависимости от того, как проходил день. Элизабет занимал вопрос, насколько прочно положение Теда в этом иерархическом списке, переиграл ли он миссис Алдер или нет. Наверное, во имя душевного спокойствия ее детей не следовало допускать, чтобы он вошел в число избранных, упоминающихся постоянно.
Он все еще не приехал; в соседнем доме было по-прежнему темно, когда Элизабет загасила свечу в новеньком тыквенном фонаре и поднялась к себе в спальню. Она решила взять книгу, чтобы нагнать сон, но не смогла прочитать и нескольких страниц модного, умного, но очень скучного романа.
Как он смел говорить с ней в подобном тоне? «Какая муха вас укусила за зад?!» Чего он ждал от нее? Как, по его мнению, она должна была поступить, увидев его в магазине? Затрепетать от счастья? Скромно потупить взор и, краснея, словно школьница, пролепетать слова благодарности за прекрасно проведенный вечер? За то, что он согласился сопровождать ее и детей на школьный праздник?
И он еще посмел назвать ее хамелеоном! Что это за демонстрация уязвленного самолюбия? Надо было уничтожить эту чертову дружбу в зародыше. Он чересчур непредсказуемый и взрывоопасный.
На самом деле Элизабет знала о нем слишком мало. Впрочем, ей и не хотелось знать больше. Надо вернуть их отношения на исходные позиции, на которых они находились до того, как Малышка влезла на дерево. Мистер Тед Рэндольф должен оставаться всего лишь соседом. Да будет так, решила Элизабет.
И все же она не выключала свет до тех пор, пока не услышала знакомый звук подъезжающего джипа. Убедив себя, что страшно хочет спать, Элизабет выключила торшер и залезла под одеяло.
Но через несколько минут она со злостью скинула одеяло, ругаясь сквозь зубы. Элизабет вспомнила, что оставила включенным поливальное устройство на газоне — гидрант продолжал работать. Она включила его часов в пять и забыла выключить. За воду приходилось платить по счетчику, так что оставлять его работать всю ночь было бы слишком расточительно. Ничего не поделаешь, пришлось спуститься по темной лестнице вниз и, пройдя через кухню, выйти на задний двор.
Бетонный порог неприятно холодил босые ноги. Элизабет поежилась — ночи становились прохладнее день ото дня. К тому же она забыла накинуть на ночную рубашку халат. Придерживая кружевной подол, чтобы не замочить его о влажную траву, она на цыпочках подошла к работающему гидранту, встроенному в фундамент дома. В темноте она не сразу отыскала кран. Отключив воду, она на всякий случай еще раз завернула кран. Затем выпрямилась и огляделась.
Крик замер у нее на губах. Элизабет приложила руку к груди — сердце отчаянно билось. Во дворе кто-то был.
От стены отделилась темная фигура, и лунный свет осветил ее. Элизабет облегченно вздохнула: к ней приближался сосед — Тед Рэндольф.
Элизабет не стала задавать сакраментального вопроса, что он делает на ее территории, поскольку догадывалась об этом.
Она не удивилась и поэтому даже не шелохнулась, когда он дотронулся до ее волос, пропустив шелковистую прядь сквозь пальцы. Тед неторопливо мял волосы. Должно быть, он наслаждался ощущениями. Казалось, ее волосы придают чувствительности и чувственности его пальцам. Затем он опустил ладонь ей на шею. Пальцы его источали вибрирующее тепло, толчками проникавшее в кровь, и Элизабет послушно склонила голову набок.
Он прижал тубы к нежному изгибу ее шеи. Затем, заглянув ей в лицо, дотронулся до губ большим пальцем. Отвечая на его прикосновения, губы Элизабет стали настолько податливыми и послушными, что раскрылись сами собой, как лепестки цветка. Он провел по ним подушечкой большого пальца.
Осмелев, Элизабет положила ладонь ему на грудь. Отодвинув расстегнутую рубашку, она дотронулась до обнаженной кожи, провела рукой по жестким курчавым волосам, коснулась сосков.
Тед издал короткий хрипловатый стон и слегка прижал ее к стене дома. Он опустил голову. Глаза его закрылись за мгновение до того, как он коснулся губами ее губ. Тед чуть повернул голову и достал языком горячее нёбо ее ждущего рта. Элизабет обмякла, ослабев. К счастью для нее, за спиной была надежная опора — кирпичная стена. У нее не было ни сил, ни воли: вся во власти нахлынувших чувств и ощущений, она наслаждалась тем, что умело дарил ей Тед Рэндольф. Еще никто и никогда ее так не целовал. Никогда. Даже в ее мечтах и фантазиях. Его поцелуй, казалось, извлекал из нее душу и в то же время наполнял ее тело огнем.
Язык его проникал в рот короткими толчками в одном ритме с ее прерывистым дыханием. Затем он останавливался и начинал медленные круговые движения по ее нёбу, словно желал узнать форму и вкус каждого бугорка. Элизабет казалось, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Перед глазами то вспыхивал, то мерк таинственный свет.
Между тем его язык покинул недра ее рта, но лишь для того, чтобы продолжить упоительные исследования. Его влажные полуоткрытые губы медленно продвигались вдоль ее шеи. Поиграв мочкой уха, он тихонько прикусил ее. Он целовал горло, ключицы, грудь. Потом, когда губы его сомкнулись вокруг ее соска, спина Элизабет прогнулась и она вцепилась ему в волосы. Тед втянул сосок, словно желал высосать молоко.
Обхватив Элизабет за талию, он прижал ее к себе, демонстрируя свое возбуждение. Она дернулась ему навстречу. Все сильнее прижимаясь к ней, Тед зажал ее лицо в ладонях и с жадностью целовал.
Прошло мгновение, и он пропал, растаял во тьме.
Среди абсолютной тишины Элизабет слышала только свое сбивчивое дыхание, глухие удары сердца и прерывистый звук падающих капель. Этот плеск воды — капли падали в грязную лужицу, образовавшуюся вокруг крана, — был той единственной нитью, что связывала ее с реальностью, единственным намеком на то, что случившееся с ней произошло на самом деле, а не явилось плодом разнузданного воображения.
На заплетающихся ногах она вернулась в дом, поднялась наверх, зашла в спальню. Закрыв дверь, она остановилась, прислонившись к двери спиной, слишком слабая, чтобы идти дальше. Сердце по-прежнему сильно билось. Элизабет поднесла руку к лицу и дотронулась до губ. Они все еще были влажными и теплыми и слегка болели. Элизабет чувствовала, что они чуть припухли, натертые жесткой щетиной призрачного гостя. Такого уж призрачного? Нет, пожалуй, вполне реального. Она даже знала, как его зовут и где он живет.
Так, значит, все произошло на самом деле! Но как это могло случиться? Как она могла позволить этому случиться? Почему?
Потому что она была всего лишь женщиной из плоти и крови. Элизабет знала, что такое страсть. Ее потребности не умерли вместе с Джоном Берком. Ее естественные желания нельзя закопать вместе с телом покойного мужа. В этих желаниях и потребностях нет ничего постыдного. Но в том, как она позволила себе удовлетворить их, было что-то низкое и недостойное. Тайные встречи с соседом на заднем дворе среди ночи… Украдкой, чтобы никто не узнал… Неужели она опустится до того, что сделает это нормой? Нет, этому не бывать. Раз уж дело принимает такой оборот, раз уж она не может справиться со своими страстями, надо найти другой, более достойный выход из ситуации. Из двух зол выбирают меньшее.