Особый тип Баранов (СИ)
— Предложите мне кофе. В смысле, кофе, а не то, чем у вас тут пахнет.
Улыбка потухла:
— Где же я возьму вам кофе? Меня скоро вообще закроют. Пять самолётов в день, клиентов мало. Хотите коктейль?
— Секс на пляже?
— Ванильный.
Павел отказался дегустировать молочные напитки и поднялся в малолюдный, едва освещённый зал ожидания на втором этаже. Расположился напротив большого окна, выходящего на лётное поле. Сидеть было жёстко и неудобно, но Павлу здесь нравилось. Он с детства любил аэропорты и вокзалы за предвкушение новых приключений, которое они дарили. С возрастом Павел остыл к приключениям, но какое-то приятное будоражащее чувство в аэропортах всё ещё испытывал. Он включил музыку, надел наушники и откинулся на спинку кресла. Вспомнил, как Баранов сидел на ступеньках памятника и кормил голубей семечками из пакетика. Через четыре трека учуял восхитительный запах свежего кофе. Открыл глаза: Гоша сидел в соседнем кресле и протягивал блюдце с чашечкой кофе. Там же — крошечная шоколадка и печенье. Павел взял кофе, а Гоше вручил наушники:
— Послушай. Тебе такое нравится?
Гоша смешно реагировал на музыку: дёргал бровями, беззвучно шевелил губами и встряхивал головой. Сегодня он был одет в тёмно-синий костюм работников аэропорта. Павел съел шоколад и печенье, допил кофе, а Гоша всё слушал музыку, не в силах оторваться. Павел ему помог: отобрал наушники и телефон.
— Нравится?
— Конечно, это же Би-2 — они мне автограф дали и диск подарили.
— Вот как? — Павлу было приятно слышать, что этот юноша не такой уж странный. Музыку любит, живёт обычной жизнью. — На концерт ходил?
— Нет, меня мама не пустила, — расстроенно поведал Гоша, и Павел понял, что рано радовался. Было в Гоше что-то чудаковатое. Взрослый уже, а слушается маму. Наверное, живёт с родителями. Может, и про Би-2 сочинил.
Павел снова откинул голову, рассматривая Гошу. Ему бы в кино сниматься, с таким-то богатым экстерьером. Гоша сначала отводил глаза, потом покраснел во всю ширину скул и объявил:
— Я — не дворник.
— А кто?
— Сотрудник багажной службы.
Павел представил, какая в местном аэропорту может быть система обработки багажа. Уточнил:
— То есть, грузчик?
— Но не дворник! — Гоше почему-то это казалось важным.
— Ладно. Я, правда, не вижу большой разницы.
— Ну, как же? Вы сказали, что не... — Гоша напрягся, выговаривая следующее слово: — не трахаетесь с дворниками. А я — не дворник. Я тогда Аише помогал, она опоздала, а я не хотел, чтобы её уволили, она и так...
Гоша наткнулся на широкую улыбку Павла и потерял нить повествования.
— Жоржик, а почему тебя интересует, с кем я трахаюсь?
Баранов тяжело вздохнул и честно ответил:
— Потому что вы мне нравитесь. Очень сильно.
— Правда?
— Да. Я стих написал.
— Прочитай.
— Нет-нет. Я не могу, мне неудобно...
Павел, который жил так осторожно, будто пробирался по минному полю; который дышал в четверть лёгких, чтобы не нарушить неустойчивое равновесие своего бытия; который давно уже забыл, с какой стороны бьётся его сердце, — Павел пропитывался живой энергией юности рядом с этим загадочным типом. «Надо найти парня, который относится к тебе не как к куску мяса, а как к человеку», — всплыли слова Кристины.
— Жоржик, а почему ты больше не зовёшь меня никуда? Из-за того, что я сказал, что в подсобках не трахаюсь?
— В салон для вип-пассажиров пойдёте? — в глазах Гоши засияли звёзды надежды.
— Сегодня я бы и в дворницкую за тобой пошёл.
В салоне Павел скинул пальто, расстегнул пиджак и уселся на мягкий диван у окна. Свет не включали — на лётном поле было достаточно светло. Гоша без сомнений опустился между ног Павла и потянулся к ширинке. Павел приспустил брюки и сполз поудобнее, наблюдая за Гошей, который опять проявлял жадное нетерпение. Когда Гоша привычно потянулся к себе, словно не надеясь, что кто-то о нём позаботится, Павел перехватил проворные руки и прижал к своим коленям:
— Не трогай себя. Трогай меня. И не давись так, мы никуда не торопимся.
Гоша, не разжимая рта, понятливо закивал, и Павел прикрыл глаза, наслаждаясь упругим скольжением губ. «Потом нужно переспать с этим парнем — хорошо так переспать, чтобы он всю тебя обцеловал, всю с ног до головы отлюбил». Гоша больше не давился, сосал плавно, а руками гладил обнажённую кожу, пробираясь то под ягодицы, то между ляжками. По сравнению с прошлым разом — явно наглел, и это добавляло ему в глазах Павла сразу десяток баллов. В голове зашумело. Павел запустил пальцы в мелкие кудри, требовательно углубляя толчки и ускоряя ритм. Гоша с готовностью разрешил таранить своё горло и только тихо постанывал, цепляясь за Павла. Шум лавинообразно нарастал, и Павел удивился — с ним никогда такого не случалось. Громко застонав, он выплёснулся так глубоко, что Гоше и глотать не пришлось.
— У меня голова от тебя гудит.
Гоша привстал, дрожа от возбуждения и рвано выдыхая слова:
— Это не от меня. Это У-Тэ триста семьдесят заходит на посадку. Расчётное время прибытия — двадцать один семнадцать.
Павел расстегнул молнию синих форменных брюк: