Возвращение: Тьма наступает (Сумерки)

Стефану как-то удалось перехватить Бонни в воздухе, пока Дамон летел к дереву. Вот как быстро он теперь умел двигаться. Очень быстро. Молниеносно. Елена была 
 феноменом. 
— Похоже, ты начинаешь соображать, что такое кровь Елены?
Значит, вдобавок Стефан научился читать мысли Дамона. Вообще-то Дамон всегда был рад хорошей драке, но сейчас он едва ли не слышал, как Елена рыдает над своими друзьями-людьми, и почувствовал, что очень устал. Он был стар, ему было несколько сотен лет, и он очень устал.
Ну а ответ на вопрос — уфф, 
 да. 
Елена по-прежнему болталась в воздухе, то раскидывая руки и ноги в стороны, то сворачиваясь в клубочек, как котенок. Для вампира ее кровь по сравнению с кровью большинства и девушек была словно ракетное топливо против неэтилированного бензина.
А Стефан хотел драться. И даже не пытался это скрыть. «Я был прав, — подумал Дамон. — Для вампира желание выяснить отношения сильнее любого другого желания, сильнее голода или, если говорить о Стефане, сильнее беспокойства о... как там это называется? Ах да. 
 Друзьях». 
Теперь Дамону надо было избежать побоев, и он попытался вспомнить, что у него есть в активе. Активов оказалось немного, особенно если учесть, что Стефан но прежнему прижимал его к земле. Мысли. Речь. Любовь к грязным приемам, которую Стефан, кажется, не мог понять. Логика. Инстинкт находить уязвимые места противника...
Хммм...
— Мередит и, — ...проклятие! Как зовут парня? — и этот, с ней, сейчас, скорей всего, мертвы, — 
невинным голосом произнес он. — Мы можем побыть здесь и подраться, если тебя устроит это слово, при том что я тебя и пальцем не тронул, — а можем попробовать вернуть их к жизни. Интересно, что тебе больше нравится? — Дамону действительно было интересно, насколько Стефан может себя контролировать.
Дамону показалось, что он резко уменьшил масштаб изображения на фотоаппарате: Стефан стал меньше. Он оказался в нескольких футах над землей, потом приземлился и удивленно огляделся вокруг, явно не предполагая за собой умения летать.
Дамон воспользовался этой паузой, во время которой Стефан был наиболее уязвим.
— Это не я напал на них, — добавил он. — Посмотри на Бонни, — 
 слава дьяволу, хотя бы ее имя я помню, — 
и ты убедишься, что вампиру так не сделать. По-моему, — искренне добавил он ради вящего эффекта, — на них напали деревья, которыми управляли малахи.
— 
 Деревья 
? — Стефан кинул молниеносный взгляд на исколотую руку Бонни. Затем он заговорил: — Надо внести ее в дом и положить в теплую воду. Ты возьмешь Елену...
«О, с радостью. Если честно, то я отдам что угодно, 
 что угодно...» 
— ...и в моей машине вместе с Бонни поедешь к общежитию. Разбуди миссис Флауэрс. Сделай для Бонни все, что сможешь. А я заберу Мередит и Мэтта...
Точно! Мэтт. Как бы теперь не забыть...
— Они прямо там, на дороге? В том месте, где ты в первый раз ударил Силой?
«Ударил?.. Будем честны. Скажем лучше: выпустил струйку»
Стоп, пока не забыл... М — Мерзкий, Э — Эгоистичный, Т — Трус. Вот и получилось. Ерунда получ 
илась:
это можно отнести к ним ко всем, а МЭТ зовут не всех. Черт, кажется, там должна быть вторая буква Т. Мерзкий Эгоистичный Трусливый Тип? Эгоистичный Тупой Тип?
— Я спрашиваю, годится?
Дамон вернулся к реальности.
— Нет, не годится. Их машина сломана. На ней не уехать.
— Полечу и потащу ее за собой. — Стефан не хвастался, просто констатировал.
— Она разломана на куски.
— Соберу. Все, Дамон. Извини, что накинулся на тебя, я просто абсолютно неправильно понял, что случилось. Но Мэтт и Мередит, может быть, действительно сейчас умирают, и даже со всей моей новой Силой и всей Силой Елены мы можем и не спасти их. Я повысил температуру тела Бонни на несколько градусов, 
но
а не могу ждать здесь и повышать ее дальше — это надо делать медленно. Дамон, я 
 тебя прошу... 
— Он укладывал Бонни на заднее сиденье машины.
Ага, он заговорил как прежний Стефан; но, поскольку эту речь вел этот богатырь, новый Стефан, ее оттенки были несколько иными. Впрочем, пока Стефан 
 сам 
считает себя мышкой, он и будет мышкой. Точка.
До этого Дамон ощущал себя извергающимся Везувием. Теперь он неожиданно почувствовал себя так, словно стоит рядом с Везувием, и вулкан грохочет. Ни 
чего
себе! Его буквально обдавало жаром только потому, что он стоял рядом со Стефаном.
Он призвал на помощь все оставшиеся силы, мысленно упаковывая себя в лед и надеясь, что хотя бы в его ответе будет чувствоваться дыхание холода.
— Хорошо, я поеду. Увидимся позже — надеюсь, что человеческие существа еще не погибли.
Когда братья расстались, Стефан передал Дамону яркое послание. Он не обрушил на Дамона волну грубой боли, как перед этим, когда он швырял его в деревья, но позаботился о том, чтобы на каждом слове стоял штемпель его отношения к брату.
Трогаясь с места, Дамон отправил Стефану последнее сообщение. «Не понял, — с деланной наивностью подумал он вслед скрывающемуся из вида Стефану, — что плохого в моей надежде на то, что человеческие существа еще живы? Знаешь, я был в магазине поздравительных открыток, — он не упомянул, что зашел туда не ради открыток, а ради молоденьких продавщиц, так вот, там целые стенды с открытками типа „Надеюсь, дела у тебя идут хорошо” или „Мои соболезнования”. Это, как я понял, на тот случай, если заклинание предыдущей открытки оказалось недостаточно сильным. Так что плохого во фразе: „Надеюсь, что они еще не погибли”?»
Стефан не снизошел до ответа. Но Дамон, развернув «порше» и направившись к общежитию, все равно улыбнулся быстрой сияющей улыбкой.
Он потянул за собой веревку, на которой болталась Елена. Ее ночная рубашка развевалась, и она парила в воздухе у Бонни над головой — точнее, над тем местом, где должна была быть ее голова. Бонни всегда была миниатюрной, а из-за этой напасти, от которой она похолодела, она еще и свернулась калачиком. Елена едва-едва не сидела на ней.
— Здравствуй, принцесса. Выглядишь шикарно, как всегда.
«Одна из самых худших вступительных фраз за всю мою жизнь», — удрученно подумал он. Но он чувствовал себя не в своей тарелке, как будто бы это был не он, а кто-то другой. Перемены, произошедшее в Стефане произвели на Дамона слишком сильное впечатление. Должно быть, дело именно в этом, решил он.
Да... мои.
Дамон вздрогнул. Голос Елены был медленным, нерешительным ... и безупречно красивым: патока, сочащаяся сладостью, мед, капающий прямо из сот. Никаких сомнений, он стал ниже, чем до превращения, и звучал теперь абсолютно по-южному. Для вампира эти звуки напоминали капанье крови из свежевскрытой человеческой вены.
— Да, ангел. Я называл тебя ангелом раньше? Если нет, это с моей стороны было досадной оплошностью.
Сказав это, он понял, что в ее голосе появилось еще кое-что, чего он не заметил раньше. Чистота. Пронзительная чистота серафима из серафимов. В принципе, это должно было его отпугнуть, но не отпугнуло — просто он понял, что к Елене стоит относиться серьезно, а 
не
легкомысленно.
«Я бы отнесся к тебе серьезно, легкомысленно или как угодно, как только пожелаешь, если бы ты не была так зациклена на этом придурке — моем младшем брате».
К нему повернулись два сиреневых солнца — глаза Елены. Она его услышала.
Впервые в жизни Дамон был окружен людьми сильнее его. А для вампира Сила означала все: богатство, положение в обществе, выгодную партию, комфорт, секс, деньги, удовольствия.
Странное ощущение, но не неприятное, ведь оно было связано с Еленой. Дамону нравились сильные женщины. Он несколько столетий искал сильную женщину.
Однако взгляд Елены быстро вернул его к происходящему. Он наискосок припарковал машину у общежития, взял на руки коченеющую Бонни и помчался по сужающейся винтовой лестнице наверх, к комнате Стефана. Эта комната была единственным местом, про которое он 
 точно 
знал, что там есть ванна.