Капризный ангел

– В него стреляли? – удивилась та. – И где же он сейчас? – и, не дожидаясь ответа, прошла в комнату.
Рудольф все еще спал, и дыхание его было по-прежнему тяжелым.
Женщина внимательно глянула на него, и от ее зоркого глаза не укрылась бутылочка с настойкой опия, которую Тильда оставила на столике возле кровати.
– Вы ему дали этих капель? – спросила она у Тильды.
– Да, и, наверное, он выпил слишком много. Но он так страдал от боли. Я перебинтовала ему ногу, а потом дала капель. Я думала, что это правильно.
Женщина приподняла перину и посмотрела на перебинтованную ногу. Пятна крови снова выступили на марлевой повязке.
– Я сделала все, что могла, – добавила Тильда извиняющимся тоном. – Бинты и марлевые салфетки я нашла у вас в шкафчике на кухне.
– И вам очень повезло, что вы их нашли, – заметила хозяйка и внимательно оглядела Тильду. Нежное испуганное личико в обрамлении светлых волос, зеленая баварская курка поверх деревенского костюма, который баварские девушки обычно носят по праздникам.
Неожиданно женщина улыбнулась.
– Вы еще слишком молоды для того, чтобы иметь неприятности с полицией, – сказала она. – А тут столько всего на вас навалилось! Преследование полиции, ранение мужа, перевязка раны.
– Да. Теперь вы знаете, как мы у вас очутились. Когда я увидела ваш домик, то решила, что в доме кто-то есть. Дверь была открыта, и мы вошли. Но он в любом случае уже не мог идти дальше.
– Вы поступили абсолютно правильно! – одобрила ее женщина. – Что ж, позвольте представиться. Меня зовут фрау Штрудель. Я – местная акушерка.
– Так вот почему у вас в шкафчике полно бинтов и марлевых салфеток!
– Именно! Я только что помогала в деревне одной роженице, поэтому меня и не было дома.
Они снова вернулись на кухню.
– Прошу прощения за учиненный тут беспорядок, – торопливо проговорила Тильда. – И за наше непрошеное вторжение тоже. Но мы все оплатим! – добавила она как можно увереннее.
Хотя у самой Тильды денег не было, в кармане курки Рудольфа она уже успела нащупать туго набитый кошелек. Да и по тому, как почтительно разговаривал с ним швейцар вчера вечером в ресторане, она поняла, что ее спутник – далеко не бедный человек.
– Ну, никакого особого беспорядка я тут не вижу, так что не переживайте! – заметила хозяйка. – А как вас зовут?
– Тильда. А мужа – Рудольф Вебер, – выпалила она первую пришедшую ей в голову немецкую фамилию, по лицу женщины догадавшись, что ее интересует не только их имена, но и фамилия.
– Хорошо, фрау Вебер. Сейчас я осмотрю ногу вашего мужа. А вы в это время займитесь крыльцом.
– Крыльцом? – удивленно переспросила ее Тильда.
– Ну да. Вы ведь не хотите, чтобы вас обнаружили в моем доме, не так ли? А тут все ступеньки выпачканы кровью. Согласитесь, это сразу же бросится в глаза любому, кто надумает ко мне заглянуть.
– Ни в коем случае! – с жаром выпалила Тильда. – Никто не должен знать, что мы ночевали у вас. Мы уедем отсюда, как только сможем.
– Судя по разговорам, которые я слышала утром в деревне, возвращаться в Мюнхен пока не стоит. Там, говорят, начались самые настоящие погромы. Студенты пытаются силой очистить город от иностранцев, – женщина засмеялась. – Ох уж эти ревнители баварской чистоты! Вечно они против чего-нибудь протестуют, наши студенты. Мы давно уже перестали обращать на них внимание. И на их протесты тоже. Но вы, насколько я понимаю, не из местных?
– Я – англичанка, а мой муж – уроженец Обернии.
– Следовательно, вы тоже теперь – обернийка, как и он. Что в сложившихся обстоятельствах очень плохо. Наши студенты ненавидят обернийцев прямо-таки лютой ненавистью. Впрочем, трудно сказать, кого они любят. Разве что самих себя.
С этими словами фрау Штрудель сбросила с себя пальто и повязала фартук. Потом достала из шкафчика свежие бинты.
– Итак, я иду к вашему мужу, фрау Вебер! А вы займитесь крыльцом! – скомандовала она девушке. – Ступеньки должны сверкать чистотой. Ко мне могут пожаловать в любую минуту.
Тильда стала растерянно озираться по сторонам. Ей еще ни разу в жизни не доводилось мыть крыльцо. Да и вообще делать что-то, хоть отдаленно напоминающее мытье полов. Но деваться некуда!
Потребуются ведро, щетка и мыло, решила она про себя. И фрау Штрудель, словно прочитав ее мысли, сказала:
– Под умывальником вы найдете все, что вам нужно. Там же лежит половичок, на который вы можете встать, когда будете драить ступеньки. Не ползать же вам на коленях по грязным доскам!
– Да, конечно, – неуверенно согласилась Тильда. – А где у вас вода?
– Идите в сад. Там у меня есть насос. Он качает воду прямо с гор. Правда, туговат немного, но я справляюсь. Значит, и у вас получится. Предупреждаю, вода в это время года у нас ледяная. Кстати, хорошо, что вспомнила, – не забыть бы растопить печку перед уходом!
Тильда вышла во двор и, миновав несколько грядок с овощами и небольшой курятник, где за проволочной сеткой копошилась десятка два цыплят, обнаружила искомый насос. Она с трудом опустила ручку, и в ведро побежала тоненькая струйка. Вода едва текла, и Тильде потребовалось немало времени, чтобы нацедить хотя бы с полведра. Впрочем, едва ли у нее хватило бы сил дотащить до дому полное ведро.
Она вернулась назад и, опустившись на колени, принялась драить ступеньки. Дело двигалось медленно, но, хотя она занималась такой работой впервые в жизни, результат превзошел все ожидания: крыльцо засверкало почти первозданной чистотой.
Тут Тильда вспомнила, что, когда они пробирались к домику фрау Штрудель, нога Рудольфа сильно кровоточила. Вполне возможно, кровь осталась на траве, на камнях, да и просто на земле. Она внимательно осмотрела тропинку, ведущую к дому, и постаралась затереть все капли крови, уже успевшие засохнуть и стать бурыми. После чего, вполне удовлетворенная результатами своих трудов, вернулась в дом.
– Уже закончили? – услышала она голос фрау Штрудель из спальни.
– Да. Нигде ни пятнышка! – не без гордости доложила ей Тильда.
– Тогда принесите дров для печки. Поленница за домом.
За дровами Тильде пришлось сходить несколько раз, пока она притащила столько, сколько, по ее разумению, было нужно, чтобы поддерживать огонь в печи весь день.
Не успела она разобраться с дровами, как на кухню вернулась фрау Штрудель, неся в руках груду окровавленных бинтов.
– Замочите их, дорогая! – обратилась она к Тильде, бросая бинты в таз. – Вашему мужу, слава богу, заметно полегчало.
– Он проснулся?
– Нет, спит как убитый! – хозяйка негромко хохотнула. – Кто знает, сколько опия он там успел отхлебнуть.
– Вы считаете, это может ему повредить? – испугалась Тильда.
– Да нет! Разве могут несколько лишних капель опия нанести вред такому здоровяку, как ваш муж! А вот нога еще пару дней поболит. Уж очень неудачная рана. Икра – это, пожалуй, самое болезненное место.
– А пуля застряла внутри?
– Нет. Прошла насквозь. Да не волнуйтесь вы так! Можете довериться моему опыту. Спросите в деревне любого, и вам скажут, что опытнее акушерки, чем я, в наших краях не сыскать.
– Не сомневаюсь! Вы и так уже сделали для нас сверх меры. Просто я очень переживаю за мужа.
– Наверное, недавно женаты? – с игривым намеком поинтересовалась фрау Штрудель.
– Да.
– Тогда обещаю, что через денек-другой он снова будет готов к любовным утехам. Еще вспомните меня! А пока нам надо бы подумать о завтраке. Вы в курятник не заглядывали?
– Нет. Сходить?
– Да нет, сама схожу. А вы пока ставьте сковороду на огонь.
В том, что касалось приготовления пищи, Тильда чувствовала себя гораздо увереннее. Ей всегда хотелось готовить самой. В детстве ей даже соорудили специальный кукольный домик в саду, где разрешали печь пирожные для своих кукол. Став постарше, она ходила за кухаркой буквально по пятам, пока та наконец не сдалась и не позволила ей самостоятельно испечь уже настоящие, а не игрушечные пироги и кексы.