Охота на ведьм
— Даг, — сказала Шарлотта мягким голосом, дрожа с головы до ног. Сердце ушло в пятки. — Ты никогда не задумывался над тем, кто же твоя настоящая мать?
Умные, чистые глаза посмотрели на нее:
— Нет. Но ведь это вы. Я прав?
Шарлотта отступила:
— Кто тебе сказал?
— Никто. Я сам догадался. Уже давно.
Мать не могла прийти в себя:
— Ты разочарован?
— Нет, — серьезно ответил тот. — Мы зовем вас нашей доброй феей.
Стоя у окна, она вспоминала. Да, они с матерью много сделали для семьи Силье. Вытащили их из унизительной нищеты, дали им возможность жить достойной жизнью. Родные Шарлотты осуждали ее. Они никак не могли понять, как можно общаться с простолюдинами. Шарлотта прощала их — ведь те никогда не видели Тенгеля и Силье и не знали, какие узы их сковывали. Родственники же считали, что все бедняки — обманщики и хотят прибрать к рукам деньги Шарлотты.
А как богата стала жизнь матери, да и самой Шарлотты! Ни она сама, ни ее мать еще ни разу не пожалели о том, что помогли семье, приютившей Дага. Они стали хорошими друзьями; постепенно Силье и Тен-гель приобрели вес и уважение в обществе, и в их отношениях не было ничего постыдного. Ни дочь, ни мать никогда не стыдились этого знакомства.
Когда Дагу исполнилось двенадцать, он переселился во дворец. В первые дни с ним был Аре, чтобы ребенок не почувствовал резкую разницу в своем новом положении.
Дагу во дворце понравилось сразу же. Мать и бабушку он знал уже давно, и, честно говоря, сама мысль о том, что когда-нибудь все это будет принадлежать ему, мальчику нравилась. Сестры и брат жили рядом с ним, так что он не чувствовал себя одиноко. Женщин он звал теперь «мама Силье» и «мама Шарлотта», и еще у него была бабушка.
Аре был совсем не похож на других детей. Да, все звали их братьями и сестрами, но на самом деле только Аре и Лив были детьми Тенгеля и Силье. Аре был крепким и здоровым парнем, как говорится, кровь с молоком, любил землю. Звезд с неба не хватал, но всегда был весел. К тому же он твердо знал, кем хочет быть. Он будет крестьянином, и ему будет принадлежать небольшой хутор Липовая аллея (как его теперь называли). Уж он-то возьмет дело в свои руки! А пока наблюдал за беспомощными и неуклюжими попытками отца и матери изображать из себя крестьян.
Липовая аллея… Шарлотта любовалась ею из окна. Тенгель посадил настоящую аллею. Теперь деревья разрослись, стали высотой в человеческий рост. Шарлотта помнила, что каждому предназначалось по дереву — у нее было свое дерево, и у ее матери тоже. Дерево баронессы стояло прямо напротив липы Аре. И только самые молодые деревца были пока безымянными.
Суль разговаривала с одним из работников. «Ей не следовало бы этого делать», — подумала Шарлотта. Суль была безрассудна, кружила головы и легко забывала парней с соседних хуторов, смеялась над их неуклюжими ухаживаниями. Тенгель очень сердился на нее за это, и Шарлотта даже боялась его в такие минуты.
Нет, Суль не должна была болтать с работником. Парень был весьма привлекателен и уже сформировался как мужчина.
Силье как-то сказала, что Суль тянет к простым парням — работягам, кучерам.
А Суль сладострастно оглядывала мускулы, играющие под холщовой рубахой работника. Ей нравилось как парень покраснел и, не выдержав ее пристального взгляда, повернулся и ушел.
Клаус не осмеливался взглянуть на ее по многим причинам. Во-первых, потому, что она была из хорошей семьи, а потом ей было всего четырнадцать. Она была так хороша собой, что у Клауса захватывало дыхание. Он опустил глаза долу и быстро направился прочь. А глаза Суль влажно заблестели:
— Спасибо, что дал моему братишке покататься на лошади, — мягко сказала она.
И пошла к дому, довольная и возбужденная. Пересекая лужайку, не преминула лишний раз качнуть бедрами.
«Надо обязательно поговорить с Силье», — озабоченно наморщила лоб Шарлотта. Милая, обаятельная Суль была такой хорошей и приветливой, так заботилась о младших… Но буквально вспыхивала, если поблизости находился мужчина. Надо ее вовремя остановить».
На следующий день к Силье пришла незваная гостья. Силье очень удивилась, увидев соседку. Она очень не любила, когда кто-то заходил в ее мастерскую, оборудованную прямо в доме. Но в этот момент горничная была чем-то занята, и Беате (так звали соседку), прошла прямо в дом.
Беате — женщина средних лет — просто обожала жаловаться на жизнь. Сегодня она плохо себя чувствовала и почти четверть часа стояла над душой у Силье, рассказывая, где что болит, и наблюдая за работой. Это было просто невыносимо.
— И как это вы можете занимать такой ерундой, фру Силье, — сказала она, кивком указывая на почти готовые обои. — А как же дом?
— У нас есть помощники.
— Мой муж никогда бы этого не допустил. Вообще, какое-то нехристианское занятие, прости Господи! Жена должна работать по дому и во всем подчиняться мужу, угождать ему. Знаете, фру Силье, вам бы подобало носить шапочку, как любой уважающей себя замужней женщине.
Силье засмеялась и вновь принялась за работу.
— Вот мой муж говорит, что самое ужасное в жене — это лень и непокорность, — продолжала Беате визгливым голосом. — Я кручусь с утра до вечера, а он все равно не доволен.
Тут Силье не сдержалась:
— Мой муж никогда не жалуется.
Соседка уставилась на нее:
— Значит, он какой-то особый. Муж не только имеет право, но и должен наказывать свою жену и детей. Так было, и так будет.
— И вы довольны жизнью?
— Довольна? Конечно, довольна. У меня есть муж и дом. Надо быть благодарным.
— Да? — воинственно вопросила Силье. — Даже если он бьет вас?
На прошлой неделе Беате ходила сине-желтая после взбучки.
— Если муж не бьет жену, то это не муж. И вы это знаете не хуже меня, фру Силье.
Силье отложила кисть.
— А вот я не знаю, что это такое! Мой Тенгель никогда не бил меня, да у него и не было никакого повода. Мы часто говорим друг с другом, все обсуждаем. Взаимопонимание важнее, чем выяснение того, кто в доме хозяин.
Беате почувствовала себя неуверенно и решила сменить тему.
— А чем вы тут занимаетесь? Разбазариваете время, пачкая дорогой материал краской?
— А мне это нравится. Я повешу это в своей спальне, — солгала Силье. У нее не было никакого желания рассказывать, чем она тут занималась на самом деле. — А вы, фру Беате, уже все сделали по дому? Какая же вы молодец!
Беате только что хвалилась, как она работает с раннего утра до поздней ночи не покладая рук. Поэтому вынуждена была согласиться, что сделала еще не все.
И Силье, наконец, осталась одна.
Но сосредоточиться на работе больше не могла, все думала о проблемах супружеской жизни.
Когда пришла Шарлотта, Силье обрадовалась. Но она не сразу заметила новую гостью…
Шарлотта сначала постояла у двери, наблюдая, как Силье наносит рисунок на большой, туго натянутый холст, что-то бормоча себе под нос.
«Темперамент художника», — подумала Шарлотта. Откуда ей было знать, что в данный момент Силье выражала свое несогласие с Мартином Лютером и его теорией о мужском превосходстве.
Уже не первый раз Шарлотта удивилась, как молодо выглядит Силье. По всем подсчетам выходило, что Силье сейчас ровно тридцать.
Силье была очень талантлива, постоянно совершенствовала технику, все время наносила разный рисунок, никогда не повторялась. Так что в ее популярности не было ничего странного. И все же обои, которые она создала для Гростенсхольма, были непревзойденными. На них рассказывалось о путешествии из Тронхейма — через Ворьстиен, Довре и Гудбрандсдален, остановке на почтовой станции. Силье нарисовала все так, как видела и помнила. Эти обои всегда обращали на себя внимание.
Лив сегодня не было в мастерской. Девочка унаследовала материнский талант, но пока еще была слишком мала и не могла помогать матери в полную силу. Пока она мыла кисти, убиралась в мастерской и рисовала свои картины — яркое солнце, природу. В жизни Лив было много радости и тепла.