Мир Трех Лун
— Ого, — сказал я, — такой молодой и уже сотник? Наверное, твой папа близок ко двору?
Он коротко усмехнулся, мне показалось, что вопрос понравился, а так бывает, только когда уже готов ответ.
— Участие в гарнийских и уламрских кампаниях, — ответил он с удовольствием, — победы в битве при реке Сонке и в долине Бешеных Быков, захват вражеского знамени и водружение своего на башне взятой крепости в Хорминге. Хотя да, ты прав, мой отец пользуется влиянием при дворе.
— Счастливчик, — сказал я искренне. — Отец влиятелен, мать красавица, по тебе видно…
Он рассмеялся:
— Точно!.. А еще две сестры, обе умницы, ну а я пока только герой…
Я поглядывал искоса на его спокойное и уверенное лицо, этот не играет, не старается показаться лучше, чем есть, молодец, далеко пойдет.
Главное здание дворца приближается, вырастает, я подумал, что каменный дворец не деревянный терем, тот все равно сгниет, как ни подновляй, а каменное может стоять вечно. Или почти вечно, что для людей с их короткими жизнями то же самое, потому строят особенно тщательно.
Королевский дворец невообразимо высок и огромен, а я, как человек практичный, сразу подумал, что здесь таскать воду на верхние этажи просто мучение, если, конечно, без магии… однако, как ни настраивал себя на деловой и даже циничный лад, душа затрепыхалась от восторга.
Это здание строилось, вернее, создавалось не для работы или проживания, а для восхищения и возвышения. Моя душа в самом деле воспаряет, а я вообще-то твердо знаю, что у человека сердечная мышца, печень, почки и сорок метров кишек или кишок, не помню, но про сорок метров запомнил точно, а про душу в учебнике анатомии ни слова, хотя сейчас чувствую, что все-таки есть.
Едва переступили порог, мир стал светло-зеленым, словно мы оказались глубоко под водой, заполненной не видимыми глазу водорослями. Стены из драгоценного малахита, источающего зеленоватый свет, как и пол, колонны, свод…
Нас всегда с неудержимой силой влекут в свои недра таинственные гроты, а сейчас, вступив под своды, ощутил себя в Мамонтовой пещере, приспособленной для человека, дивно украшенной, с ровными колоннами вдоль стен и в три ряда вдоль бесконечного зала, свод на такой высоте, что вижу только блеск люстр.
Но это только холл, за распахнутыми массивными дверьми открывается зал, что показался мне размером со вселенную.
Сотник поглядывал на меня хитро, да я и не скрывал восторга, как во сне поднялся с ним по такой дивной лестнице, массивной и одновременно изящной, словно выточена из слоновой кости, а уже в зале нас встретил сам лорд-канцлер глерд Мяффнер. На этот раз на его кафтане вдвое больше звезд, бриллиантов, сапфиров, а высокий воротник обшит по краю рубинами.
Сотник сказал бодро:
— Доставлен!
— Задерживаетесь, — бросил Мяффнер нервно, — королева вот-вот появится.
Сотник дернулся.
— Убегаю!
Он в самом деле понесся по лестнице, прыгая через ступеньку, что вообще-то чревато, быстро исчез за поворотом.
Мяффнер повернулся ко мне, показался очень взволнованным, вспотел, на лбу вообще выступают крупные капли пота, то и дело промакивает его рукавом расшитого кафтана, где уже проступили мокрые пятна.
Я волновался не меньше, все брошено на карту, трясет не меньше, но ему сказал с сочувствием простого бесхитростного дикаря, который не разбирается в рангах:
— Да что случилось такого? Не война же…
Он сказал пугливо:
— Лучше бы война. Мы решили показать тебя королеве, но так, чтобы не отвлекать ее от важных государственных дел!
— А как это?
— Будешь стоять здесь, — повторил он. — Королева в это время обычно изволит шествовать на этаж ниже, там проводит совет с лордами.
— А мы тут зачем?
Он сказал, сильно волнуясь:
— Когда будет идти мимо, я скажу, что ты — Улучшатель. Если поверит, с того момента жизнь твоя будет как в сказке.
Я переспросил:
— Страшной?
— От тебя зависит, — бросил он.
— А разве и так не видно, что я Улучшатель?
Он ответил нервно:
— Улучшателей не было уже семьсот лет. Потому трудно поверить в настоящего. Многие вообще считают таких людей легендой.
— Я живая легенда, — пробормотал я. — Звучит здорово. Так и буду называть себя, можно?
Он зашипел:
— Тихо! Замри и не шевелись.
Я послушно замер, нельзя привлекать внимание, слуги всегда должны быть невидимками. Мяффнер тоже застыл. Послышались приближающиеся голоса, одновременно важные и подобострастные, забавное сочетание, но это у меня отметилось автоматически.
Стражи у стен стукнули концами копий в пол и дружно развернулись, оказавшись лицами к стене. Я поглядывал на их спины, наконец пробормотал:
— Напасть могут оттуда?
Мяффнер буркнул нервно:
— Соображаешь.
— Что за жизнь, — пробормотал я, — сквозь стены ходють… Это же как вам жить? Господин канцлер, мне вас жалко странною любовью…
Он сказал успокаивающе:
— Ходят, да не все. Я вот не могу, как и ты не сумеешь. Но есть такие, что могут. А другие, что не могут, но если амулет нужный или заклятие знают особое, то и они… Да ты не волнуйся, тебя если и зарежут, то по дороге, никто за тобой не пошлет специально…
— Ой, — сказал я, — какое счастье быть простым и простодушным!
Я умолк, старательно вслушиваясь в густой, но почтительный голос явно крупного, сильного мужчины:
— Король Антриас вторгся в земли лорд-глендства Тер-Оренгии, захватил главный город, а провинции подверг беспощадному разгрому…
В широком дверном проеме показалась королева Орландия, надменная и холодная. Справа от нее двигается крупный толстяк в богатой одежде, я сразу узнал Тархантера, отважного охотника на кабанов, слева от королевы Роднер Дейнджерфилд, единственный в темной одежде и доспехах, суровый и злой, он же и сказал в ярости:
— Глупцы! Я их два года уговаривал принять наше покровительство! Тогда никто бы не осмелился на них напасть.
Тархантер проронил трезво:
— Или нам пришлось бы ввязываться в трудную войну. Учтите, на земли лорд-глендства Тер-Оренгии у короля Антриаса имеются какие-то смутные и давние права. И хотя другие королевства их не признают, но все окружение короля Антриаса полагает, что Тер-Оренгия — их отколовшаяся провинция. Так что спокойнее, достопочтимый глерд, спокойнее… Хотите завтра со мной на охоту?
Королева идет через зал с неподвижным лицом, я уже думал, что смолчит, но она произнесла тем же ровным голосом:
— Вызовите посла Сичинера. Выразите наше глубокое возмущение нападением на мирное независимое гленд-лордство и большими разрушениями в тех землях. Подумайте, что это дает нам.
Тархантер сказал быстро:
— Это может слегка омрачить ваш предполагаемый брак с королем Антриасом…
Он вскинула тонкие брови.
— Слегка? Это повод разорвать договор.
— Ваше величество, — вскрикнул он шокированно, — не слишком ли… резко?.. Зачем нам неприятности? Даже мелкие?..
Она спросила холодно:
— А у вас есть повод лучше?
Он развел руками:
— Если порыться, найдем все, что прикажете…
Они уже шли мимо, меня на этот раз не заметят, а Мяффнер молчит в тряпочку, я во все глаза рассматривал королеву, так близко еще не видел: аристократически изысканное лицо, высокие скулы и выступающий подбородок, здесь это считается признаком силы, что очень неженственно, женское лицо должно быть округлым, мягким, а подбородок крохотным, а у этой, как у лошади…
В прошлый раз глаза огромные и светлые, а сейчас вот темные, я впервые понял сравнение насчет омута в лесу, в них тайна и некое обещание, тонко вырезанный нос со вздрагивающими ноздрями и крупный алый рот со вздутыми и чуть вывернутыми наружу губами.
И в то же время взгляд холоден, как у рептилии. Я даже подумал, что, если не буду шевелиться, перестанет меня видеть: ящерицы замечают только двигающуюся цель и молниеносно хватают пролетающих комаров, а спокойно сидящего прямо перед мордой в упор не видят… однако эта рептилия в дорогом платье смерила меня взглядом с головы до ног, остановилась и произнесла ледяным голосом, не поворачивая головы: