Мартовскіе дни 1917 года

 
4. Настроенія перваго марта.
Посл? крушенія "самой солнечной, самой праздничной, самой безкровной" революціи (так восторженно отзывался прибывшій в Россію французскій соціалист министр Тома), посл? того, как в густом туман?, застлавшем политическіе горизонты, зашло "солнце мартовской революціи" — многіе из участников ея не любят вспоминать о том "опьян?ніи". которое охватило их в первые дни "свободы", когда произошло "историческое чудо" , именовавшееся февральским переворотом. "Оно очистило и просв?тило нас самих" — писал Струве в №1 своего еженедельника "Русская Свобода". Это не пом?шало Струве в поздн?йших размышленіях о революціи сказать, что "русская революція подстроена и задумана Германіей". "Восьмым чудом св?та" назвала революцію в первой стать? и "Р?чь". Епископ уфимскій Андрей (Ухтомскій) говорил, что в эти дни "совершился суд Божій". Обновленная душа с "необузданной радостью" сп?шила инстинктивно во вн? проявить свои чувства, и уже 28-го, когда судьба революціи совс?м еще не была р?шена, улицы Петербурга переполнились тревожно ликующей толпой, не отдававшей себ? отчета о завтрашнем дн? [40]. В эти дни "многіе целовались" — скажет л?вый Шкловскій. Незнакомые люди поздравляли друг друга на улицах, христосовались будто на Пасху" — вспоминает в "Былом" Кельсон. Таково впечатл?ніе и инженера Ломоносова: "в воздух? что-то праздничное, как на Пасху". "Хорошее, радостное и дружное" настроеніе, отм?чает не очень л?во настроенный депутат кн. Мансырев. У вс?х было "праздничное настроеніе", по характеристик? будущаго члена Церковнаго Собора Руднева, челов?ка ум?ренно правых взглядов. Также "безоглядно и искренно" вс? радовались кругом бывш. прокурора Судебной палаты Завадскаго. "Я никогда не вид?л сразу в таком количеств? столько счастливых людей. Вс? были именинниками" — пишет толстовец Булгаков [41]. Всегда н?сколько скептически настроенная Гиппіус в "незабвенное утро" 1 марта, когда к Дум? текла "лавина войск " —"стройно, с флагами, со знаменами, с музыкой", вид?ла в толп? все "милыя, радостныя, в?рящія лица". 
Таких свид?тельств можно привести немало, начиная с отклика еще полуд?тскаго в дневник? Пташкиной, назвавшей мартовскіе дни "весенним праздником". Это вовсе не было "дикое веселье рабов, утративших страх", как опред?лял ген. Врангель настроеніе массы в первые дни революціи. И, очевидно, соотв?тствующее опьян?ніе наблюдалось не только в толп?, "влюбленной в свободу" и напоминавшей Рудневу "тетеревов на току". Изв?стный московскій адвокат, видный член центральн. комитета партіи к. д., польскій общественный д?ятель Ледницкій рассказывал, напр., в Московской Дум? 2-го марта о т?х "счастливых днях", которые он провел в Петербург?. Москвичи сами у себя находились в состояніи не мен?е радужном: "ангелы поют в небесах" — опред?ляла Гиппіус в дневник? тон московских газет. На вопрос из Ставки представителя управленія передвиженіем войск полк. Ахшарумова 2 марта в 11 час. о настроеніи в Москв? — жителей и войск, комендант ст. Москва-Александровская без всяких колебаній отв?чал: "настроеніе прекрасное, вс? ликуют". В этом всеобщем ликованіи — и повсем?стном в стран? — была вся реальная сила февральскаго взрыва [42]. Очевидно, ликовали не только "опред?ленно л?вые", как пытался впосл?дствіи утверждать знаменитый адвокат Карабчевскій. Недаром, по утвержденію Вл. Львова, даже Пуришкевич в дни "мартовскаго ликованія" ходил с "красной гвоздичкой".
Конечно, были и пессимисты — и в сред? не только д?ятелей исчезавшаго режима. Трудовик Станкевич, опред?лявшій свое отношеніе к событіям формулой: "через десять л?т будет хорошо, а теперь — через нед?лю н?мцы будут в Петроград?", склонен утверждать, что "такія настроенія были, в сущности, главенствующими... Офиціально торжествовали, славословили революцію, кричали "ура" борцам за свободу, украшали себя красным бантом и ходили под красными знамёнами... Но в душ?, в разговорах наедин?, — ужасались, содрогались и "чувствовали себя пл?ненными враждебной стихіей, идущей каким-то невидимым путем... Говорят, представители прогрессивнаго блока плакали по домам в истерик? от безсильнаго отчаянія". Такая обобщающая характеристика лишена реальнаго основанія. См?ло можно утверждать, что отд?льные голоса — может быть, даже многочисленные — тонули в общей атмосфер? повышеннаго оптимизма. Ограниченія, пожалуй, надо ввести, — как мы увидим, только в отношеніи лиц, отв?тственных за вн?шній фронт, — и то очень относительно. Не забудем, что ген. Алекс?ев столь р?шительно выступавшій на Моск. Гос. Сов., все же говорил о "св?тлых, ясных днях революціи".
"Широкія массы легко поддавались на удочку всенароднаго братства в первые дни" — признает историк-коммунист Шляпников.
Пусть это "медовое благол?піе" первых дней, "опьян?ніе всеобщим братаніем", свойственным "по законам Маркса", вс?м революціям, будет только, как предсказывал не сантиментальный Ленин, "временной бол?знью", факт остается фактом, и этот факт накладывал своеобразный отпечаток на февральско-мартовскіе дни. И можно думать, что будущій член Временнаго Правительства, первый революціонный синодскій обер-прокурор Вл. Львов искренне "плакал", наблюдая 28-го, "торжественную картину" подходивших к Государ. Дум? полков со знаменами. "Плакали", по его словам, и солдаты, слушавшіе его слащавую р?чь: "Братцы! да здравствует среди нас единство, братство, равенство и свобода", — р?чь. которая казалась реалистически мыслящему Набокову совершенно пустой. Однако, окружавшая обстановка поб?дила первоначальный скептицизм Набокова, просид?вшаго дома весь первый день революціи, и он сам почувствовал 28-го тот подъем, который уже разс?ян был в атмосфер?. Это было проявленіе того чувства имитативности, почти физическаго стремленія слиться с массой и быть заодно с ней, которое может быть названо революціонным психозом.
Колебанія и сомн?нія должны были проявляться в сред? т?х, кто должен был "стать на первое м?сто", конечно, гораздо в большей степени, нежели в обывательской безотв?тственной интеллигентной масс?. Допустим, что прав французскій журналист Анэ, пос?щавшій по н?сколько раз в день Думу и писавшій в статьях направляемых в «Petit Parisien» [43], что "члены Думы не скрывают своей тоски". И т?м не мен?е всеобщаго гипноза не мог изб?жать и думскій Комитет. Поэтому атмосфера ночных переговоров, обрисованная в тонах Шульгина, не могла соотв?тствовать д?йствительности. В?дь трудно себ? даже представить через тридцать л?т, что в заключительной стадіи этих переговоров столь чуждый революціонному экстазу Милюков расц?ловался со Стекловым — так, по крайней м?р?, со слов Стеклова разсказывает Суханов [44]. Симптомы политических разногласій двух группировок, конечно, были на лицо; их отм?чала телеграмма, посланная главным морским штабом (гр. Капнистом) перваго марта в Ставку (адм. Русину) и пом?ченная 5 час. 35 мин. дня: ..."порядок налаживается с большим трудом. Есть опасность возможности раскола в самом Комитет? Г. Д. и выд?ленія в особую группу крайних л?вых революціонных партій и Сов?та Раб. Деп.", но эти разногласія в указанной обстановк? вовсе не предуказывали еще неизб?жность разрыва и столкновенія, на что возлагала свои надежды имп. Алек Фед, в письм? к мужу 2-го марта: "два теченія — Дума и революціонеры — дв? зм?и, которыя, как я над?юсь, отгрызут друг другу голову — это спасло бы положеніе".
Надо признать довольно безплодной попытку учесть сравнительно уд?льный в?с того и другого революціоннато центра в условіях уличных волненій первых дней революціи — и совершенно безплодна такая попытка со стороны лиц, не проникавших по своему положенію в самую гущу тогдашних настроеній массоваго столичнаго жителя и солдатской толпы. Талантливый мемуарист проф. Завадскій совершенно ув?рен, что зв?зда "примостившегося" к Гос. Дум? Сов?та Раб. Деп. "меркла в первое время в лучах думскаго комитета" и что "временный комитет Думы обладал тогда такою полнотою власти духовной и физической, что без существенных затрудненій мог взять под стражу членов сов?тских комитетов". Такія слишком субъективныя поздн?йшія оц?нки (Завадскій ссылается на "впечатл?ніе многих уравнов?шенных" и на его взгляд "не глупых людей") не им?ют большого историческаго значенія уже потому, что этот вопрос просто не мог тогда возникнуть в сознаніи д?йствовавших лиц — и не только даже в силу отм?ченных идеалистических настроеній. По утвержденію Шульгина подобная мысль не могла придти в голову уже потому, что в распоряженіи Комитета не было никаких "вооруженных людей" [45]. По поздн?йшему признанію Энгельгардта, сд?ланному Куропаткину в ма?, он был "хозяином лишь первые шесть часов". Лишь очень поверхностному и случайному наблюдателю могло казаться, что весь Петербург руках комитета Гос. Думы. Так докладывал 2-го прибывшій в Москву в исключительно оптимистическом настроеніи думскій депутат, член партій к. д., проф. Новиков (это отм?тил № 3 Бюллетеня Ком. Общ. Организ.). "Спасти русскую государственность", как н?сколько высокопарно выражается Керенскій, Врем. Комит. без сод?йствія Сов?та было крайне трудно. Сов?т, по своему составу естественно стоявшій в большой непосредственной близости к низам населенія, легче мог вліять на уличную толпу и вносить н?который "революціонный" порядок в хаос и стихію. Отрицать такое организующее начало Сов?та в первые дни может только тот, кто в своем предуб?жденіи не желает считаться с фактами [46]. Подобное сознаніе неизб?жно само по себ? заставляло изб?гать столкновенія и толкало на сотрудничество. Также очевидно было и то, что без активнаго сод?йствія со стороны Сов?та думскій комитет, связавшій свою судьбу, судьбу войны и страны с мятежом, не мог бы отразить подавленіе революціи, если бы извн? сорганизовалась такая контр-революціонная правительственная сила. А в ночь с 1-го на 2-е марта для Временнаго Комитета совершенно неясно было, ч?м закончится поход ген. Иванова, лишь смутныя и противор?чивыя св?д?нія о котором доходили до Петербурга. Довольно показательно, что именно по иниціатив? Милюкова в согласительную декларацію от Сов?та, выработанную в ночном сов?щаніи, было введено указаніе на то, что "не устранена еще опасность военнаго движенія" против революціи. Эта опасность служила не раз темой для р?чей Милюкова, обращенных к приходившим в Таврическій дворец воинским частям. Так, напр., по тогдашней записи 28-го лидер думскаго комитета, обращаясь к лейб-гренадерам, говорил: "Помните, что враг не дремлет и готов стереть нас с вами с лица земли" [47]. В?роятно, в ночь на второе отсутствовавшій на переговорах Гучков, кандидат в военное министерство и руководитель военной комиссіи Вр, Комитета, пытался, если не организовать защиту, как утверждал в своей р?чи 2-го Милюков, то выяснить положеніе д?л со стороны возможной обороны. Надо было обезвредить Иванова и изб?жать гражданской войны.