Болтливые куклы (СИ)
К миру полному соблазнов и искушений.
И Шен знал — эта привязанность еще принесет Хекки немало страданий и слез.
Успешно распрощавшись с этапом ученичества, Хекки жадно ухватился за возможность поскорее стать 'взрослым'. В первый же день за обедом младший друг сообщил ему, что поселился вместе с болтливым Атэ. Шен едва не выронил из рук чашку, узнав, что Лисенок сам выбрал это соседство.
— Ну не с вами же мне спать! — Хекки невинно смотрел на Шена своими большими глазами и радостно пережевывал сладкие бобы с корицей. — Спальни ведь только на двоих. А вы с Заром уж давно как братцы стали!
Шен Ри мог бы сделать вид, будто не услышал обиды в этом возгласе, но предпочел не оставлять места для полунамеков.
— Если ты хочешь, чтобы мы снова были рядом, просто скажи. Зар не обидится, он уже взрослый.
Хекки только фыркнул.
— Нет, с вами скучно. Ты опять начнешь читать мне морали с утра до вечера, из Зара, наоборот, слова не вытянешь… А Атэ Хон знает столько веселых историй, что можно не спать всю ночь!
Шен не сразу нашелся, что на это ответить.
— Ночь дана для того, чтобы набираться сил для нового дня, — сказал он, помолчав минуту. — Ты уже достаточно умен, чтобы понимать это.
Хекки нахмурился и уже как будто собрался возразить, но вместо этого вдруг улыбнулся и кивнул.
— Конечно. Я понимаю.
После того случая с книгой они старались не ссориться, не говорить друг другу лишнего… Но, допивая остывающий чай, Шен Ри почувствовал, что это внешнее согласие — лишь маска. И что тонкая трещина между ним и Хекки становится все больше.
— Ты не сможешь его изменить, — сказал Зар несколько месяцев спустя, когда Хекки в очередной раз не вернулся ночевать в храм. — Это природа, Шен. Лисенок всегда был таким, просто в детстве ему требовалось меньше.
О том, что Хекки частенько исчезает на ночь, знали в театре все, включая господина Дабу. Но даже Дабу предпочитал закрывать глаза на это безобразие, потому что очаровательный маленький актер пришелся по вкусу одному из весьма почитаемых жителей Тары… И тот недвусмысленно дал понять главному распорядителю, что будет очень огорчен, если его лишат возможности общаться с юным дарованием.
Сам Хекки был безмерно счастлив, что первое же выступление в роли Маленькой Сио принесло ему такой бесценный подарок, как покровительство сановника. В отличие от Шена, он почти не ждал момента, когда мастер Обо подарит ему большую роль. Талант Хекки сверкал всеми гранями и прятать его главный постановщик не решился.
А зря. Мало того, что ранняя слава вскружила Хекки голову хуже, чем сладкое абрикосовое вино, так еще и поклонников у него сразу появился целый рой. И среди них этот сановник Гао, охочий до красоты и талантов.
От других актеров Шен Ри узнал, что Гао Ма — большой специалист по части юных танцоров. Он и самого Шена страстно желал бы видеть в своих покоях, да только сановнику хватило ума не посылать приглашение наследнику рода Ри. А может быть, он, будучи человеком прозорливым, просто разглядел в глазах Шена тот самый неистовый огонь танца, в котором сгорают все остальные желания и страсти.
Воспитывать младшего друга Шен Ри больше не пытался. Тольку то? Он понимал — у каждого своя судьба. Глупо винить Хекки за то, что тому больше по душе внешний мир. И за то, что у него есть возможность в этот мир вырваться. Сам Шен остался единственным из всех троих, кто еще не получил права покинуть храм. Он мог бы, конечно, поступить подобно Хекки… Найти себе покровителя и наслаждаться привилегиями любимчика. Но мысль о том, какую цену нужно за это заплатить повергала его в смятение.
Зар и вовсе относился к поведению младшего с изрядной долей презрения. И не считал нужным скрывать это.
— Ты слишком падок на соблазны, лисенок, — не раз говорил он Хекки. — Твоя любовь к усладам погубит тебя!
И Шен Ри очень боялся, что Зар прав. Оставаясь таким же добрым и милым, как прежде, Хекки неумолимо отдалялся от них, предпочитая простое общество болтуна Атэ. А тот в свою очередь старательно наполнял разум мальчика идеями, которые могли ему лишь навредить. Свободный и весьма небедный Атэ Хон стал для Хекки примером для подражания, не осознавая того, насколько это опасно для актера, на всю жизнь отданного в услужение Великой Богине.
Неудивительно, что со временем Хекки начал покидать стены храма даже в те ночи, когда сановник Гао вовсе его не ждал в своих богатых покоях. Он уходил тогда, когда ему этого хотелось, неукоснительно соблюдая лишь одно правило — быть в храме во время репетиций и представлений. Хотя бы на это у глупого лисенка ума хватало.
Шен удивлялся, что эти вольности так просто сходят с рук избалованному славой мальчишке. И он понимал, что однажды Хекки все же поймают на очередной дерзости. Во время ученичества Хекки отделывался щедрой порцией плетей за свои шалости. Или временным заточением в пустой комнате одной из старых башен. Ни то ни другое, увы, не исправило характер сына табачника. И за нарушение обета о верности храму Хекки мог схлопотать гораздо более серьезное наказание — из числа тех, которыми не без оснований пугают учеников танцорской школы.
В один из вечеров, когда Зар ушел по своим делам, Хекки заявился к Шену, сверкая от радости, как праздничный храмовый фонарь.
Не испытывая ни малейшего стеснения, он завалился на кровать Зара и, сладко потянувшись, заявил:
— Ах, Шен! Ты не поверишь, какой волшебный вечер был у меня сегодня!
Шен Ри отвлекся от штопки своей любимой рубахи и молча покосился на друга.
— Нет, правда, Шен! — вид у Хекки был, как у кота, который наелся краденых колбас. — Это было… это было просто невероятно!
Шен вздохнул.
То, что Хекки охоч до постельных утех, его не смущало. Он и сам был бы не против наконец познать все прелести плотского наслаждения. Но не с мужчинами. И не украдкой, точно вор.
— Тебя поймают, Хекки, — тихо сказал он другу. — Ты очень удачливый и боги хранят тебя… Но твоя дерзость не знает границ. Ты лишь недавно встретил свое пятнадцатилетие и не имеешь права покидать храм.
— Ага! — Хекки вытащил из своей широкой сумки крупную гроздь спелого винограда. — Не имею. Точно. Поэтому Дабу сам меня за ручку отвел к моему первому любовнику. Небось еще и денежек за это отхватил! — он поднял виноград над запрокинутой головой и стал медленно откусывать от кисти по одной ягоде.
Глядя на друга в этот момент, Шен Ри так легко представил его в роскошной шелковой постели сановника Гао…
— Хекки… — он не мог подобрать слова, чтобы выразить всю глубину своей тревоги. — Неужели ты не понимаешь, чем рискуешь?
Лисенок покосился на Шена и вернулся к своему винограду. Обнажив ровные белые зубы, он красиво, как на сцене, обхватил ими очередную ягоду и резко ее оторвал.
— Все знают, что ничего мне не будет. И ты знаешь. Просто завидуешь.
Эти слова повисли между ними, точно невидимый горький яд.
Зависть?
Нет… Пожалуй, это последнее чувство, которое Шен Ри мог бы испытывать к своему младшему другу.
Но спорить и доказывать, что тот не прав, уже не хотелось.
— Я оставлю тебе виноград, — сказал Хекки, чувствуя за собой вину и пытаясь ее загладить. — Хочешь?
— Нет. Не нужно. Я не голоден.
С этими словами Шен вернулся к своей рубахе и больше уже не отвлекался от кропотливой штопки.
Хекки и раньше был не подарок, но в последние несколько месяцев стал совершенно несносным.
В пятый день седьмого месяца Шен Ри наконец получил тот подарок, о котором мечтал столько лет — разрешение выйти в город.
Он узнал об этом рано утром от главного постановщика представлений. И растерялся.
Новость застала его врасплох — после разговора с Хекки Шен старательно не думал о мире за пределами храма. Чтобы не порождать в своем уме лишних демонов.
Но теперь, когда разрешение было дано, Шен Ри понял, что демоны уже давно живут не только в его уме, но и в сердце. В сердце, которое оказалось сковано страхом.