Болтливые куклы (СИ)

Извозчик покосился на Шена с сомнением и заявил, что это знают все, но путь туда неблизкий, и поездка будет стоить блистательному господину десять драконов.
Шен Ри не стал задумываться, насколько честна эта цена — привык верить тому, что сказано. А деньги у него были (господин Дабу каждую неделю выдавал актерам горсть монет) так что Шен просто отсчитал сколько нужно и вложил в руку извозчика. Ответом ему стал еще более подозрительный взгляд, но говорить ничего извозчик не стал, только кивнул на жесткое сиденье однолошадной деревянной повозки.
Дома, улицы, кварталы мелькали перед глазами Шен Ри, и он не замечал ни мелкого дождя, который внезапно накрыл город, ни свежего ветра, ни людей на обочинах дороги, которая становилась все шире. Ему показалось, что время растянулось в длинный тугой жгут, который может больно ударить, если отпустить его слишком быстро.
Наконец повозка остановилась возле высокой каменной стены, увитой плющом с мелкими синими цветами.
— Вот ваш дом, — хмуро сообщил возница и, едва дождавшись, пока Шен Ри сойдет, резко хлестнул свою лошаденку. Несколько мгновений — и на дороге, убежавшей уже куда-то совсем за город, стало пусто и тихо.
В стене из пористого красного кирпича монументально стояли высокие резные ворота. Шен Ри медленно провел ладонью по деревянным узорам и ощутил под пальцами и цветы, и птиц, и охранные символы. Восемнадцать лет назад эти символы не сумели защитить семью Ри от нежеланного пятого сына.
И что делать ему здесь теперь?
Стоять нищим попрошайкой у закрытых дверей? Стучать тяжелым медным кольцом на воротах и ждать пока хмурый привратник спросит, чего это господину тут надо?
Шен прислонился головой к тяжелой резной створке и прикрыл глаза. От массивной доски исходил едва уловимый сладковатый запахдерева…
Когда-то здесь был его дом.
Целую жизнь назад.
Те дни давно склевали дикие черные птицы с холодных гор.
Шен Ри поднял лицо и посмотрел на небо, затянутое густыми сизыми тучами. Мгновенно по щекам его заструились потоки воды — это мелкий дождь превратился в ливень. Где-то в вышине пророкотал долгий раскат грома.
Домой — в свой настоящий, не подернутый дымком памяти и иллюзий дом — Шен вернулся только к вечеру. Он очень долго шел пешком, прежде, чем какой-то сердобольный крестьянин на шаткой телеге подобрал его и довез до храма.
Все знают, что лиса и кошка появились прежде человека. Их создал лукавый демон Вен-са, чтобы досадить великой Небесной богине. Потому Богиня недолюбливает и лис, и кошек, и людей, похожих на них. И если тебя с детства зовут Лисенком, то уж лучше не кликать беду лишний раз, жить тихо и уважать божественные законы. Особенно, если жизнь твоя протекает под крышей храма.
Но Хекки об этом не думал.
И Шен Ри совсем не удивился, когда однажды вечером лисенок влетел в его комнату с рыданиями и упал ничком на свое излюбленное место — кровать Зара. Плечи мальчишки сотрясались, лицо было залито слезами, и сказать ничего внятного он не мог, только выл громко и ничуть не играл…
Шен сразу же метнулся к другу. Схватил его за плечи, оторвал от покрывала и развернул к себе лицом.
— Что?! Что случилось, Хекки?!
Вместо ответа мальчик еще пуще зашелся слезами, а потом неловко стянул домашние чулки сначала с одной ноги, а потом с другой.
Обе щиколотки лисенка были охвачены широкими ярко-алыми браслетами из витых узоров, выбитых на коже. Они еще сочились кровью.
— Великая луна! — выдохнул Шен Ри. — Что ЭТО?
Хекки всхлипнул еще раз и выдавил из себя еле слышный ответ:
— Оковы слуги…
Про жестокое это и коварное наказание слышали в театре многие, но Шену еще не доводилось видеть Оковы своими глазами. Все, что он знал о них, было лишь слухами, еле слышно проползавшими по каменным коридорам храмового комплекса. И шептали там разное, толком никому не понятное, но всегда страшное.
Пока Шен Ри потрясенно таращился на красные узоры, дверь с шорохом отъехала в сторону и на пороге возник уставший, но веселый Зар.
— Земные боги! — воскликнул он, мгновенно теряя улыбку и всякое добродушие. — Что тут случилось?! — в следующий миг его взгляд упал на обнаженные ноги Хекки и Зар скривился, как от боли. — Допрыгался…
Он как будто сразу все понял. И Шену показалось, что Зар знает о красных узорах гораздо больше, чем все остальные.
— Рассказывай, — жестко сказал Белый Змея, глядя на зареванного Хекки. Тот попытался отвести глаза, но во взгляде Зара было что-то такое, что давно переставший слушаться старших лисенок смешался и кивнул. Утирая слезы и сопли с побледневшего лица, он поведал свою историю.
Все было просто. До безобразия просто и предсказуемо.
Накануне глупый и уже совсем зарвавшийся Лисенок дал окончательный отвод какому-то из своих 'поклонников'. А тот — очень ранимая душа! — оказался юношей злопамятным, мелочным и мстительным. Он не поленился пойти в храм и излить свою печаль аж самому Главному служителю. И по закону зла именно в этот день Хекки не просто удрал из храма, а еще и пропустил репетицию. Не самую важную, но все же… Весь вечер он наслаждался обществом своих мирских друзей, пил вкусное молодое вино и веселился в каком-то злачном притоне Тары. А когда вернулся домой, пьяненький и беспечный, у Северных ворот его уже ждали. Два крепких служителя ловко скрутили мальчишке руки за спину и с почетом проводили прямиком к настоятелю.
Там, в просторном аметиство-хрустальном зале у малыша Хекки ноги и подкосились. От страха он лишился дара речи и даже частично оглох, потому что сразу понял — это конец. Настоятель — это не насмешливый господин Дабу… Холодные мраморные глаза старика смотрели на Хекки с ледяным равнодушным презрением. В последующие несколько минут (растянувшихся в невыносимо долгую вечность) Хекки обмирая слушал, как настоятель неспешно и словно бы даже нехотя расспрашивал служителей о прегрешениях 'этого мальчика', как он небрежно называл своего 'гостя'. И служители без лишних эмоций, но предельно подробно рассказывали белоглазому старику обо всем… просто обо всем. О мелких кражах с алтаря (которые кто-то все же успевал заметить), о неблагозвучных речах, о любви 'мальчика' к вину, и о самом главном его прегрешении — постоянных уходах из храма.
Настоятель слушал молча, положив свои тяжелые морщинистые руки на безупречные черные складки одеяния, а потом вынес вердикт. 'Мальчик потерял ум и совесть. Потерял страх и забыл, что он принадлежит Богине, а не мирской суете. Что ж… напомним мальчику, где его место и кто он такой. Подарите ему Оковы слуги'.
Тогда Хекки еще ничего не понял. Подумал, что его закуют в обычные железные кандалы и посадят в одну из подземных темниц храма. Может быть, даже не очень надолго… Может быть мастер Обо или господин Дабу замолвят слово за талантливого танцора… Но когда его повели в высокую башню, где несколько лет назад он принес обет верности Небесной Богине, Хекки понял, что простым наказанием он не отделается.
В том самом павильоне, высоко вознесшемся над землей и открытом всем пяти ветрам, Хекки действительно приковали — только не за ноги, а за руки — к холодному каменному столу. И высокий седовласый служитель велел лежать смирно, не то будет хуже. А потом достал странные кожаные браслеты с сотнями иголочек, воткнутых в каждый, аккуратно обмакнул эти иглы в черную тушь и с невероятной демонической ловкостью виртуоза застегнул их в один момент на обеих щиколотках Хекки.
В танцорские спальни один из служителей отнес Хекки на плече, поскольку тот не мог ступить и шагу, сломленный не столько болью, сколько невыносимым страхом. Там Лисенок кое-как дополз до своей комнаты, натянул на кровоточащие ноги длинные чулки и понял, что единственным спасением от всего случившегося могут быть только друзья… И почему-то вовсе не свободный красавчик Атэ Хон.
Когда сбивчивый поток слов иссяк, и Хекки замолчал, в комнате повисло тяжелое молчание. Чтобы прервать его невыносимое давлении, Лисенок тихо и робко (совсем как в детстве) спросил: