Болтливые куклы (СИ)

Я сердито поправила штанины, стараясь не думать о характере человека, который создает таких кукол.
В общем-то одетый Шен выглядел немного гармоничней. Хорошо хоть размеры у них с пластиковым вельможей более-менее совпали. Скорее менее, если уж по правде, но в большеватой рубашонке Шен смотрелся по-своему даже мило.
Не знаю, что меня дернуло, но зачем-то я решила примерить на него и ту одежду, которую носила белолицая жена китайского вельможи. На ней тоже было кимоно — само собой, они же китайцы — но немного более тонкой работы. И нежно-розового цвета.
Примерила и ахнула.
Шен в нем — как родился. Красавчик. Теперь уж точно кинозвезда.
Так и оставила — в белой рубахе со штанами и в розовом кимоно нараспашку. Усадила на подоконник лицом на улицу и сама села рядом.
Как будто сто лет друзья.
— А меня зовут Яся, — сообщила ему словно между прочим. — Приятно познакомиться.
Сидели мы так недолго. Потом меня дела закрутили — работу никто не отменял.
Провозилась со своими заказами до поздней ночи — одиноким людям легко быть трудоголиками.
На ночь устроила Шена в своей спальне. Соорудила кровать из обувной коробки и оставила ее на комоде. Подумала, вдруг это ему поможет. Будет рядом со мной наяву — сможет дотянуться и во сне. И расскажет уже свою историю.
В два часа ночи поняла, что это была плохая идея.
Только закрывала глаза, начинала проваливаться в сон — и видела что-то страшное. Какие-то огненные сполохи, падающие деревянные потолки, острые щепки, летящие в лицо.
Жуть полная…
— Извини, дружок, но я так не могу, — среди ночи я вылезла из кровати, ощупью нашла коробку и унесла ее на кухню. Подальше от себя.
Какие бы там истории ни пытался поведать мне Шен, я не была к ним готова.
Весь следующий день я старательно избегала общения с Шеном. Решила, что не стоит торопить события и обращать на него слишком много внимания. Все же такая странная кукла в доме — это настоящее испытание на прочность нервной системы. Особенно, если она пытается что-то рассказать во сне…
Я оставила коробку со своим подарком на холодильнике.
И спряталась в гостиной, уткнувшись в компьютер. На работе очень вовремя случился аврал, так что дел у меня было — по самое горло. Заказчику — как обычно — не понравился дизайн основной страницы сайта. Пришлось весь день с ним корячиться, переделывая раз за разом и отправляя один вариант за другим. Ближе к вечеру стало понятно, что сегодня кто-нибудь точно лопнет от злости — или я, или заказчик, или наш менеджер Марина, которой приходится быть посредником. И конечно же — как обычно — в конце дня выяснилось, что вообще-то заказчику первый вариант нравился больше всего, только там надо основной цвет поменять с синего на красный…
Когда я впервые за день добралась наконец до кухни, то про Шена даже не вспомнила. Перед глазами мелькали элементы этого злополучного сайта, а желудок недвусмысленно урчал. Громче, чем мой старый холодильник.
Я вывернула на стол все, что было пригодного к готовке, и поняла печальную вещь — вкусный ужин отменяется. Невозможно его приготовить из одной сморщенной маленькой картофелины, огрызка колбасы и недельного творога с подозрительным запахом. А полуфабрикаты некстати закончились — даже самые неудачные покупные вареники с капустой, которые у меня валялись по углам морозилки едва ли не полгода.
Я высунула голову из холодильника и с тоской посмотрела в сторону кухонного шкафа: там у меня по традиции лежат пачки с корейской лапшой. Этакий запас на крайний случай, когда есть уже хочется смертельно, а готовить некогда или не из чего.
— Тяжела холостяцкая жизнь, — усмехнулась я над собой и набрала воды в чайник.
Терпеть не могу заварную лапшу.
Чтобы хоть как-то утешиться, я напомнила себе, что азиаты едят ее всю жизнь и не жалуются.
Азиаты…
Коробка так и стояла, как я ее оставила — задвинутая к самой стенке. И накрытая сверху старым кухонным полотенцем.
— Шен…
Произнесенное вслух, его имя невесомо всколыхнуло привычное пространство моей кухни.
Не могу сказать, что мне стало очень стыдно — скорее… грустно. И усталость вдруг разом навалилась.
Я вытащила Шена из коробки, и усадила на ладонь так, чтобы своими тонкими пальцами музыканта он ухватился за мой собственный большой палец.
Как тут и был. Принц на троне.
— Шен, — я на миг задержала рвущиеся наружу слова. Насладилась звучанием его имени, которое проскользнуло сквозь губы, точно вода — неудержимо и слишком быстро. Но потом взяла себя в руки и закончила фразу: — Давай договоримся. Ты больше не будешь меня пугать, а я постараюсь тебя услышать. Но мне надо работать, понимаешь? А значит, хорошо спать. Крепко и сладко. И просыпаться бодренькой и со свежей головой, — подушечками пальцев я ощущала плавный изгиб его спины. В глазах без зрачков поблескивало любопытство. Он смотрел на меня искоса, черные волосы поблескивали в теплом свете кухонной лампы. Почему-то именно в этот миг я рассмотрела, что местами пряди отливают синим или темно-зеленым. Но не поддалась на эти хитрые попытки отвлечь меня и продолжила свой монолог. Вполне осознавая его легкую безумность. — Так вот… Давай ты свою историю мне в пятницу расскажешь, ладно? В пятницу вечером. Мне в выходные рано вставать не нужно. Я уж как-нибудь постараюсь выдержать твои страшилки… И может к тому времени найду тебе нормальное место для жизни.
Щелчок вскипевшего чайника поставил красивую точку в моем обращении.
Я прислонила Шена спиной к пузатой белой сахарнице с голубыми цветочками на боку и со вздохом залила кипятком лапшу в глубокой чашке.
Хуже такого ужина — только обреченность есть его в одиночестве.
Пока я давилась продукцией корейского мукомольного завода, Шен бесстрастно наблюдал за моими мучениями. Хорошо ему, бесчувственной болвашке. Куклам еда без нужды.
— Вот если бы ты был живым, — сказала я ему, проглотив ложку жгучего 'бульона', - небось приготовил бы настоящей китайской еды. Или ты не китаец? Вообще-то не очень похож. У тебя глаза красивые, не узкие… Только знаешь, в нашем мире у людей таких глаз не бывает. Так что если бы ты был живым, тебя бы точно наши ученые посадили в карантин и замучили исследованиями. Мда… Наверное и к лучшему, что не живой. Хотя я бы в самом деле предпочла разговаривать с кем-нибудь, кто умеет отвечать.
Я добавила грязную чашку к горе немытой посуды в раковине и резюмировала итог этого вечера:
— Ну вот, Яся Пална, совсем ты с катушек съехала. Раньше хоть молчаливой дурой была, а теперь вслух заговорила. И с кем? С куклой…
Я невесело усмехнулась, сгребла Шена со стола и ушла в гостиную — смотреть любимый сериал.
В эту ночь Шен, как приличный, спал на диване. И ни разу не потревожил меня до самого утра. А утром я твердо решила, что леший с ней, с работой, сначала мне нужно найти своему куклу нормальное место в доме.
К решению этого вопроса я подошла основательно: если уж брать за основу, что Шен — почти живой, то и относиться к нему нужно соответственно.
Я задумалась, где бы разместила у себя настоящего гостя, случись таковой в моей жизни… Уж точно не на кухне, это факт. И не в своей спальне — нечего в ней делать малознакомому человеку. И даже не в гостиной, где я работаю и шатаюсь с утра до вечера, где не смолкая тихо гудит компьютер и все пространство завалено каким-то бестолковым хламом.
Оставался только кабинет. Маленькая, тесная комната, от пола до потолка заставленная книжными стелажами. Когда-то давно дед писал здесь свои научные труды и прятался от шумной семьи. Я приходила к нему тайком ото всех, просачивалась в дверную щель, как кошка, и тихо садилась в уголок между столом и стеллажом у окна. Мне нравилось слушать стук печатной машинки, вдыхать запах старых книг, смотреть на движение дедовских рук. Его пальцы словно летали над клавишами машинки, играя музыку других миров. Эти движения завораживали и отчего-то дарили мне ощущение незыблемости всего сущего. Именно здесь, в дедушкиной каморке, я впервые осознала себя как личность. Здесь я влюбилась в книги. И в тишину — густую, дышащую, наполненную множеством звуков. Тишину, которая означала отсутствие ненужных людских голосов. Они казались лишними. Гораздо важней был шелест страниц, шум ветра или дождя за окном, глухое покашливание деда, шарканье его ног в стоптанных тапочках, шебуршение случайного жука или жужжание мухи, скрип половиц… Я полюбила эту звучную тишину. Навсегда отдала ей свое сердце.