Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции
— К вашим услугам, — как можно беспечнее ответил я.
Далее последовала целая лекция. Меня забавлял менторский тон моих новых знакомых, более подобающий уважаемым преподавателям колледжа, нежели двум гейшам, объясняющим мне, неискушенному, что власть имущие всегда стремились вверх, не гнушаясь идти по головам и жертвовать чужими жизнями, чтобы приумножить свои власть и богатство.
Молодые женщины говорили с поражающей прямотой, что я частично отнес за счет выпитого саке, а в остальном их речи были связны, а формулировки точны. Они свободно рассуждали о большом значении торговли специями во времена великих европейских путешественников и о той огромной роли, которую на протяжении веков играло в мире золото.
— Сегодня этим золотом стала нефть, — продолжала Нэнси, — теперь это ценнейший ресурс. В современном мире именно нефть правит бал. Специи и золото, так ценимые нашими предками, были роскошью, и в сущности, их реальная ценность не столь уж высока. Что такое были специи? Не более чем изысканный вкус блюд, средство консервации. А золото? Просто материал для украшений и искусных поделок. А нефть… Нефть — это жизнь, именно она заставляет вращаться колеса современного мира. Это самый ценный ресурс в истории человечества. Во всех делах, связанных с нефтью, ставки чрезвычайно высоки. Так стоит ли удивляться, что ради контроля над ней люди готовы пойти на все? Во имя этой цели они будут лгать, грабить, убивать. Они строят корабли и делают ракеты, посылают тысячи, сотни тысяч молодых солдат на смерть — и все ради того, чтобы владеть нефтью.
А мне на память вдруг пришла напутственная речь Чарли в ресторане на верхотуре отеля Intercontinental Indonesia в первый вечер после нашего приезда. Помнится, он призывал нас спасти Индонезию от коммунистической заразы и сохранить ее нефтяные богатства для Соединенных Штатов. Тут я по ассоциации вспомнил мою бостонскую знакомую Клодин, наставника на пути моего становления как экономического убийцы. Меня осенило, что и Клодин, и эти молодые женщины, по сути, служительницы одной древнейшей профессии.
Интересно, размышлял я, а Клодин не приходило в голову, что ее тоже можно считать в своем роде гейшей? Любуясь смеющимися девушками, такими юными, свежими, но уже познавшими жестокую изнанку жизни, я вдруг мысленно увидел в них Клодин и на миг испытал глубокую тоску по ней. Как мне не хватает тебя, Клодин! Кто знает, может, моя безрассудная одержимость этой юной женщиной, что сидит напротив, вызвана как раз тем, что подсознательно, инстинктивно я сразу почувствовал некую таинственную связь между ней и моей бостонской знакомой?
Сделав над собой усилие, я отогнал мысли о Клодин и обратился к Нэнси:
— А какова ваша роль во всем этом?
— Мы? Мы — простые солдаты в этой битве; мы дорого обходимся, но чрезвычайно полезны. Мы служим императору.
— И кто же, позвольте спросить, этот император?
Нэнси бросила взгляд на Мэри.
— А мы никогда не знаем кто. Всякий раз это тот, кто предлагает нашему боссу самую высокую цену.
— Тот мужчина, который приходил к вам в бассейн?
— Нет, это мой здешний импресарио, так сказать. Он отвозит меня к клиентам.
— В Intercontinental Indonesia?
— Ну да, в апартаменты для молодоженов, — Нэнси хихикнула, но подавила смешок. — Извините, мы с Мэри всегда говорим, что иногда нуждаемся в настоящем медовом месяце в этих апартаментах. — Она перевела взгляд на занавешенное окно, и я тут же вспомнил черный седан, который заметил возле ресторана. Может быть, он был послан разыскать кого-то из девушек?
— Вы работаете только в Intercontinental Indonesia?
— Ну что вы, конечно, нет. Загородные клубы, круизные лайнеры, Гонконг, Голливуд, Лас-Вегас… Любое злачное место, которое придет вам на ум. Мы работаем везде, во всех местах, где частые гости — политики и нефтяные короли.
Только сейчас мне до конца открылся смысл того, чем занимались сидящие напротив меня девушки. Я переводил взгляд с одной на другую, снова поражаясь несоответствию их юного возраста и горькой умудренности жизнью, что светилась в их глазах. Мне 26, размышлял я, а из их рассказов можно заключить, что они лет на пять моложе.
— Так кто же ваши клиенты?
Нэнси прижала изящные пальчики к губам и стала встревоженно озираться. В этот момент она очень напоминала испуганную лань, встрепенувшуюся на далекий собачий лай, — эту картинку я когда-то в далеком детстве видел в Нью-Хэмпшире.
— Никогда, — в ее голосе зазвенели нотки торжественности, — никогда не задавайте этого вопроса.
4
Бугийцы
В течение нескольких последующих лет я часто бывал в Индонезии. Видимо, готовность MAIN стряпать доклады, подтверждающие основания для выделения гигантских кредитов, на которых могли бы неплохо нажиться американские корпорации и индонезийская верхушка, произвели-таки должное впечатление на Всемирный банк, его компаньонов и правительство Сухарто. А то, что это ввергало страну в долговую пучину, мало занимало «щедрых помощников». Для банков это было лишь частью их плана. Что же касается самого Сухарто, то, приумножая свою зарубежную славу истинного борца с коммунизмом, он создавал себе надежную защиту на будущее, когда страна неизбежно придет к банкротству.
Во время командировок судьба забрасывала меня в самые разные уголки этой удивительной страны. Я побывал в идиллических деревушках, спрятавшихся в горах острова Ява, на диких пляжах, протянувшихся вдоль морского побережья, и на экзотических островах. Я быстро освоил индонезийский язык (Bahasa Indonesia), разработанный лингвистами после Второй мировой войны, чтобы объединить представителей многочисленных культур, живущих на островах.
Это очень простой язык, в основу которого положен малайский, и его изучение не составило для меня труда. Во время этих поездок я с наслаждением погружался в изучение местного колорита, общался с местными жителями, пытаясь понять их культуру и традиции. Большим подспорьем для меня стал опыт работы в составе Корпуса мира — я научился отклоняться от маршрутов, наезженных иностранными бизнесменами, дипломатами и туристами.
Я предпочитал знакомиться и беседовать с местными крестьянами, рыболовами, студентами, владельцами мелких магазинчиков, уличными мальчишками. Вместе с радостью познания чего-то нового эти встречи бередили мою совесть, вызывая неотступное чувство вины за тот громадный ущерб, который, как я хорошо понимал, наносила простому народу Индонезии деятельность таких, как я, экономических убийц.
Возвращаясь в промежутках между местными командировками в Джакарту, я старался как можно больше времени проводить в Intercontinental Indonesia, точнее, в бассейне при отеле. К глубокому моему разочарованию, я больше ни разу не встретил ни Нэнси, ни Мэри. Зато часто наблюдал их сестер по цеху за работой и даже сблизился с одной из них, славной молодой девушкой из Таиланда. Как я обнаружил, гейшами как инструментом проталкивания бизнеса пользовались не только японцы. У нас, американцев, равно как у европейцев и представителей других азиатских культур, были свои разновидности этой профессии, но, по общему мнению, японцы все же оставались лучшими «работодателями» — им, как никому другому, удалось поднять этот бизнес на вершины совершенства, что более чем оправданно, учитывая их многовековую историю и культуру.
Эта милая тайка общалась со мной не потому, что хотела что-то от меня получить, и не по указке хозяина, интересующегося компроматом, — в конце концов, я уже был куплен и не представлял для подобной публики никакого интереса. Ее симпатия ко мне скорее объяснялась внутренней добротой, желанием иметь подле себя близкого человека вроде меня; не последнюю роль в этом желании, думаю, сыграла и та искра взаимного влечения, которая проскочила между нами в первую встречу. Впрочем, это были лишь предположения. Я так и не мог до конца понять движущих мотивов ее поведения, и воспринимал эту девушку как доброго друга и компаньона, восхитительную возлюбленную и наперсницу.