Освободитель

Спустя короткое время урнгриа, рассеявшись, поднялись вверх по склону и оттуда, прикрытые листвой, наблюдали, как проходит по дороге войско Нассини. Когда последние из стражей скрылись из виду, урнгриа спустились обратно и продолжили путь. На месте недавнего поединка, конечно, уже не было ни Шуорда, ни Адуна. А кровь, пролитая рукой вагара, была стерта множеством лап. 
Спустя девять миль, у распутья, хогры остановились и дождались тех, кто оставался стеречь пленников. Вместе они двинулись на север. Биорк полагал: не больше двух часов понадобится, чтобы организовать за ними погоню. Знай вагар, на ком теперь Маска Великого Ангана, может быть, не на север, а на юг рискнул бы он повести хогры. 
В загустевшей сини вечернего неба бесшумно парил дракон. 
Глава пятая 
Нас снова пятеро: 
Ты, Вечер, я, Огонь 
И Тень на 
Потолке. 
Мы все - отдельно. 
Но твоя рука - в моей 
Руке... 
Или моя - в твоей? 
Мы смотрим Пламя. 
Вечер смотрит нас. 
А Пламя - Вечер. 
Только Тень 
Ни на кого не смотрит: 
Ей - безразлично, 
Или просто нечем 
Смотреть... 
Нас снова пятеро. 
Случайность? 
Может быть. 
Мы кое-как пытаемся любить. 
И получается. 
Мы все - в одной связи. 
Но в разных снах. 
- Ты веришь мне? 
...Скользит 
Моя ладонь по теплому плечу, 
А Вечер улыбается, он чуть 
Похож на мой портрет, 
Что в замке далеко отсюда... 
- Нет? Не веришь? 
Но зато Огонь 
Похож на волосы твои! 
Не цветом, нет! 
Дыханьем! 
Снег идет. 
Нам, каждому, чуть-чуть недостает... 
И потому нам хочется смотреть 
И удивляться схожести! 
Лишь Тень 
Похожа на себя. 
Все правильно! 
На то она и - Тень! 
Когда наш круг 
Рассыплется, она 
Исчезнет первой. Да. 
Потом - Огонь... Ты... Я... 
Но даже если все мы 
Растаем и уйдем в Иное, 
Вечер останется. 
Он - самый независимый из нас. 
Единственный, кому дано: "Сейчас 
Твое преображенье!" 
Впрочем, 
Если кто-то 
Из нас, Двоих, продолжится, 
Продолжится и Вечер, 
И Пламя. 
Даже Тень на Потолке 
И та продолжится, 
Но только до тех пор, 
Покуда друг для друга 
Мы значимы. 
Лурл Серебряное Сердце, оруженосец императора Сергнона 
Ронзангтондамени, Женщина Урнгура, сидела на подушках подле окна и пила слабое местное вино, поданное слугой. Она была одна. Санти, а вместе с ним и почти все его войско отправились громить Владения. Еще утром Иллан вместе с Вигом посетили Начальников Страж двух ближних Владений. Будучи чужеземцами, те не слыхали ни Легенды о Спящем Драконе, ни пророчества об Освободителе. Однако ж пообещали, что если армия Освободителя и впрямь окажется так велика, как говорят оба военачальника, они попробуют сложить оружие. К чему зря проливать кровь? 
Так исполнялось желание Санти. 
Ронзангтондамени было лестно, что ее возлюбленный правит войском, как сирхар. Мужчины не высоко ценятся в Урнгуре. Только сирхара почитают равным. С детства Женщинам Урнгура прививают уважение к магам-военачальникам, коим покровительствует бог. Ронзангтондамени было лестно, но тоскливо. Хотя Санти больше не улетал на драконе, они редко оставались наедине. А сейчас она и вовсе покинута. С ней - лишь несколько слуг да шестеро воинов из бывших стражей соххоггоев. Да еще Нил, заключенный в Хранителе Жизни. 
Ронзангтондамени сделала глоток, вытянула длинные ноги. Ей нравился этот дом с просторными террасами и голубой крышей, и эта комната с расписными пленками на окнах, с резными панелями из теплого желтого дерева. Ей нравилось следить за своим чувством к Санти и за самим Санти, за тем, как он из нежного юноши постепенно превращался в истинного чародея. Ее малого дара предвидения было недостаточно, чтоб узреть его будущее. Но Ронзангтондамени отчетливо осязала в Санти огромную, совершенно незатронутую область Силы. Осязала тем легче, что подобное же чувствовала и в себе. Ронзангтондамени это не страшило. От матери к матери уходили ее корни в Древность. И корни эти были глубже, чем сам Урнгур, глубже даже, чем сила Доброго Бога Хаора. Вот почему весть об уходе Покровителя была так спокойно принята Женщинами Урнгура. Не от Хаора их Сила. Полагаясь на мудрость и власть Могучего и Величайшего, Женщины позволяли своей собственной власти спать. И так проходил за веком век, тысячелетие за тысячелетием. Но каждая Женщина Урнгура знала: сила спит в ней, как спит огонь внутри горы. И сила эта, породившая гору, могла поднять эту гору еще выше, но могла и обратить в тучу пепла, в груду опаленных камней. Потому, не ужасаясь, не страшась собственной врожденной власти, не спешили Женщины пробуждать ее, оставляли в тишине и покое от рождения до смерти. Так было... Ронзангтондамени допила вино и подумала: чем больше у человека силы, тем меньше у него счастья. Это потому, что ревнива Судьба. 
Обода колес повозки были по гурамскому обычаю покрыты старыми шкурами, из-за жесткости не годившимися для обуви и одежды, но недостаточно крепкими, чтобы стать кровлей щита. А между ободом и шкурой были проложены скрученные жгуты соломы. Поэтому повозка не стучала и не гремела, а катилась хоть и с шумом, но не с таким, что слышен за полмили. Однако ж эти предосторожности были излишни. Город Банем в этот день обезлюдел. Все отправились грабить захваченное Владение. 
Шестерка упряжных псов тянула повозку, крытую серой паутинной тканью, а правил ею человек в обычной одежде, типичный конгай из простонародья, и потому в опустевшем городе серый фургон, хоть и с не по-конгайски покрытыми колесами, внимания не привлек. 
Повозка остановилась. Возница отложил длинную палку, которой правил упряжными, и тут же задремал. А из повозки один за другим выбрались девять человек в длинных плащах с капюшонами. В восьми угадывались воины, девятый же, длинный, тощий, наводил на мысль о старом сухом дереве. Он шел впереди, остальные - следом. 
Оказавшись у дверей нужного дома, все девять остановились. Вперед выступил один из воинов. На голову его тоже был накинут капюшон, который оттягивало навершие шлема, а лицо обросло рыжей клочковатой бородой: воин не был конгаем.