Чеченская обойма
Зато из труб отлично, как на ладони, видна невысокая насыпь, весной и осенью спасающая домики от разливов Сунжи. До нее — метров двести. И чеченские снайперы деловито разглядывают насыпь в оптику, заранее определяя, где будут искать спасения застигнутые врасплох федералы. Позиция прекрасная. Действительно: как в тире.
И зелененький домик на углу виден хорошо. И три окровавленных тела в изорванной милицейской форме, лежащие у его стены.
Боевики негромко переговариваются по-чеченски. Но вот один из них, установив ручной пулемет и тщательно зафиксировав колышками сектор обстрела, по-русски обратился к молчаливо сидящему на корточках человеку с автоматом:
— Если твои земляки сунутся за своей падалью, не вздумай сбежать. Знаешь, как мы поступаем с трусами?
— Они мне не земляки, — лениво отозвался тот. — Я сам себе земляк. И ты меня не пугай. Я уже лет пять как пуганый. — Сорвав травинку и сунув ее в рот, пожевал, выплюнул и добавил: — А уходить от вас мне расчета нет. Ильяс нормально платит, по-честному.
— Животное, — выругался его собеседник по-чеченски. — За деньги родную мать продаст.
— Не трогай его. От наемников и так никогда не знаешь, чего ждать. А нам сейчас драться вместе, — одернул его старший группы, тоже чеченец.
— Зачем они нам вообще нужны? Разве можно вести джихад грязными руками? Мы что, без них не справимся?
— Справимся. Закончим войну, вышвырнем всех вон. А пока пусть эти свиньи грызут друг друга… Ладно, хватит разговаривать. Ты лучше еще раз проверь, чтобы наши на той стороне в сектор обстрела не попали.
На дороге, ведущей к дачному поселку, заурчали моторы. Заговорили рации боевиков. Коротко переговорив с невидимым Ильясом, старший повернулся к одному из «духов», сосредоточенно вылавливающему на японском сканере волну приближающихся федералов:
— Ну что там у тебя?
— Сейчас, труба экранирует. — Боевик подключил к рации маленькую антенну на длинном тонком проводе и, приблизившись к выходу, закинул ее, как якорек, наверх.
Через несколько секунд в сканере послышались русские голоса:
— Шопен — Душману.
— На связи.
— Подходы чистые. Небольшие бугры. Трава — до метра. Все просматривается нормально.
— Хорошо, только в нее не лазьте, могут быть мины.
Боевики обменялись довольными улыбками. Прильнули к прицелам.
Цепочка бамовцев и омоновцев приближалась к насыпи. За ней, настороженно поводя стволами пулеметов, двигался БТР.
Метрах в трехстах от бронетранспортера, сквозь щель в низкой стеночке, окаймляющей одну из дач, за ним наблюдали два «духа»-гранатометчика. У одного, постарше, аккуратная седая борода чинно лежала на груди. У второго, помоложе, перевязавшего лоб зеленой лентой с золотыми письменами, иссиня-черная гордость джигита торчала лихим веником.
— Только не торопись. Лови, когда он останавливаться начнет, чтобы сдать назад. Или борт подставит, — неторопливо, веско сказал старший.
— Я что, первый русский гроб жгу? — обиженно отозвался второй.
— Если не хочешь, чтобы он был последний, слушай старших.
— Извини, отец. — Заключительная реплика молодого прозвучала скорей сердито, чем виновато. Но старший промолчал. Продолжать читать нотации было некогда.
Русские приблизились настолько, что уже хорошо различались их лица и детали снаряжения.
Напряжение звенело, вибрировало, взвинчивало нервы доброй сотне участников этой страшной и беспощадной игры. Игры, в которой ставкой были не три безразличных ко всему трупа у веселенькой зелененькой стенки, а напряженные тела, трепещущие сердца и вцепившиеся в них души пока еще живых людей.
За спиной у боевиков захлюпала вода.
«Духи» резко развернулись. После дневного света их глаза ничего не могли различить в мрачном сумраке тоннеля.
Взметнулись стволы, готовые послать смерть вдоль круглых стен, превращающих любой промах в смертельный рикошет.
— Кто?
— Свои. Ильяс еще пулемет дал, — ответил приглушенный голос по-чеченски.
— Куда его ставить? — недовольно буркнул старший. Боевики опустили оружие, стали разворачиваться к выходу.
Но один, вздрогнув от голоса Дауда, наоборот, стал приподнимать опущенный было автомат.
— Ты откуда здесь, легавый??
В этот момент от стен тоннеля отделились еще двое. Длинные очереди пулемета и двух автоматов в замкнутом пространстве страшно ударили по перепонкам. Но еще страшнее хлестанули тяжелые пули, смяв и отшвырнув к выходу всех троих членов засадной группы.
В ту же секунду свинцово-стальные потоки вырвались из глубины двух других тоннелей. Приближавшиеся к выходу бойцы Дауда били вперед, еще не видя врага, но понимая, что пулям больше некуда лететь. Только вперед. В тех, кто сам только что готовил внезапную погибель другим.
Но и в самом плотном огне бывают прорехи.
В одном из тоннелей уцелевший под смертным ливнем боевик успел развернуться и выпустить в сверкающую вспышками темноту полный магазин автомата. А еще через секунду, уже падая с тремя пробоинами в груди и животе, он сумел нажать на спуск подствольника. Граната чирканула по верхнему своду, серебристо-черной лягушкой поскакала вглубь и рванула, выбросив сноп бенгальских искр.
Единственный из бойцов Дауда, уцелевший в этой группе, добил в упор и стрелявшего боевика, и еще одного, дрожавшего в последней судороге. А затем бегом помчался назад и, обхватив под мышки, потащил к свету, на сухое место, своих товарищей, один из которых стонал, держась за бок, а второй мертво обмяк.
Ильяс сорвался. Он бешено кричал в рацию, перемежая вопросы оскорбительными ругательствами:
— Кто открыл огонь без команды? Пусть этот ишак застрелится сам!
Его можно было понять. Предвкушая беспощадный и абсолютно безысходный для федералов расстрел, он тянул последние секунды, вплотную подпуская тех, кто для него уже был одетыми в камуфляжную и милицейскую форму мертвецами.
Но эти мертвецы сумели вырваться из уготовленного неверным ада. И принесли этот ад с собой.
С первыми же выстрелами в тоннелях они упали за насыпь. Но вместо того чтобы, беспомощно раскинув руки от страшных ударов в спины, скатываться один за одним по щебнистым склонам, они открыли ураганный огонь. Этот шквал прижал к земле молодого гранатометчика и вместе с половиной черепа сорвал тюбетейку со старика, рискнувшего приподняться со своим «РПГ». Он превратил в решето стены всех стоящих вдоль насыпи домиков, расщепил доски чердаков, сметая, пронзая, разрывая в куски каждого, кто не сумел укрыться.
Резко сдавший назад и прикрывшийся высоким бугром бронетранспортер вертел еле видимой со стороны боевиков башней. Он то деловито постукивал из «КПВТ», пробивая насквозь бетонные заборы и вырывая из тел спрятавшихся за ними боевиков куски мяса в кулак величиной, то стремительно посылал короткую очередь из «ПКТ», навек успокаивая блеснувшего оптикой снайпера.
Недалеко от БТРа, в обложенном мешками с землей кузове развернувшегося «Урала», спокойно, как недавно перед телевизионщиками, командовал своим расчетом Пастор. Его «АГС» бил короткими очередями. И редкая из них не несла кому-то смерть.
Несмотря на такой оборот, «духи» дрались отчаянно. Опомнившись после первого шока, они стали отходить короткими перебежками от укрытия к укрытию. Заработали их подствольники, все ближе и злее стали взвизгивать чеченские пули.
А между двумя встречными потоками смерти, перекатившись через насыпь и пригнувшись, бежали четверо. Саперными кошками сдернули они с места тела убитых. Упав в залитую водой канавку, переждали взрывы заложенных под трупами гранат. И снова рванулись к павшим товарищам.
Длинными очередями слева и справа от них Пастор выстроил огненно-черные стены разрывов, спрятал братишек от флангового огня за повисшими лохматыми клубами. Но он не сумел уберечь их от боевика, который, прижавшись ко дну окопчика и не поднимая головы, швырнул в сторону своих врагов зеленую, рубленную на дольки «лимонку».