Великие Борджиа. Гении зла

Но мало ли о чем болтают в городе Риме?
  
Спорные вопросы престолонаследия
   
I
 
Нет, наверное, более деликатной процедуры в государственном механизме, чем процедура передача власти – причем это касается любого типа общества, хоть монархии, хоть диктатуры, хоть демократии. Скажем, в Европе XV века стандартным типом государственного устройства была монархия, а стандартным видом передачи власти было « естественное право наследования» – все полномочия носителя власти переходили к его старшему сыну, при этом желательно уже достигшему дееспособного возраста. В герцогстве Миланском, однако, случилось так, что в момент смерти герцога Галеаццо Мария Сфорца его наследнику было всего семь лет. Ну, на этот счет опять-таки имела место установленная законом и обычаем процедура – несовершеннолетнему наследнику назначался регент-опекун, обычно из числа его близких родственников, который и вел дела государства вплоть до достижения юным государем надлежащего возраста. В Милане в 1480-м таким опекуном-регентом стал брат герцога Галеаццо, Лодовико Сфорца, прозванный Лодовико Моро, или Лодовико Мавр. Но вот того, что по прошествии ряда лет опекун избавится от своего подопечного – процедура не предусматривала, и вопрос о « законности правления в Милане» повис в воздухе, что имело потом значительные последствия.
А у короля Кастилии Энрике IV вообще возникли непреодолимые проблемы с производством хоть какого наследника – его гранды считали, что дочь короля принцесса Хуана его дочерью не является, ибо супруга короля довольно открыто жила со своим любовником, Бельтраном де ла Куэва. Девочку в результате прозвали «Бельтранехой», по имени ее предполагаемого отца, и за наследницу считать отказались. Отсутствие наследника у государя опять-таки предусматривалось установленной процедурой – престол в этом случае переходил к тому из детей его отца, кто следовал за ним по старшинству. Но в Кастилии случилось так, что следующей по старшинству была сестра короля, принцесса Изабелла, но следующим за ней был принц Альфонсо – и кастильские гранды раскололись: одни из них стояли за Изабеллу, потому что она старше, а кастильские законы предусматривали передачу престола и по женской линии, а другие, напротив, стояли за Альфонсо, потому что «Изабелла рано или поздно выйдет замуж, и тогда престол Кастилии будет принадлежать ее мужу-иностранцу».
В итоге она действительно вышла замуж за своего кузена Фердинанда, наследного принца Арагона. Так как жених и невеста были кузенами, требовалось разрешение от папы. Необходимый документ был сфабрикован, разрешение было получено задним числом – чему немало поспособствовал кардинал Родриго Борджиа. В итоге эта державная чета создала династический союз Кастилии и Арагона, но в описываемое время, в самом начале 80-х годов XV века, это все еще дело будущего. А пока самым обсуждаемым « вопросом престолонаследия» в Риме служили вовсе не Милан и не Кастилия, а Турция.
Дело тут было в том, что в европейских политических делах неожиданно возник человек, вошедший в историю под именем « несчастного султана Джема».
  
II
 
Вообще-то, «несчастный султан Джем» был не султаном, а всего лишь сыном султана, и звали его не Джем, а посложнее – Гияс ад-Дин Джем. Но вот насчет несчастья – все верно, ему действительно сильно не повезло. Он был младшим сыном турецкого султана Мехмета II, но у турок довольно сложные отношения с определением того, кто из сыновей султана действительно старший. С одной стороны, султан располагает гаремом, жен у него много, сыновей – тоже много, а по одной из бытовавших у турок теорий выходило, что все братья равны, ибо « лоно женщины всего лишь посредник», и важен только тот факт, что отец ребенка – султан. Но имелась и другая теория, согласно которой личность матери тоже следовало принимать во внимание, и если она была любимой женой султана или, скажем, не самой любимой женой, но дочерью какого-нибудь вассального князя, то этот факт повышал статус и ее потомства. Так вот, матерью Джема, по слухам, была сербская княжна, кузина Матвея I Корвина. А ему самому в год смерти отца, в 1481 году, было 22 года, он был известен как отважный воин, имел значительную поддержку и в войске, и в Диване и решился на то, чтобы бросить вызов своему старшему брату Баязиду.
В Турции такого рода спорные вопросы, вообще-то, решали саблей, но в данном случае подвернулся и юридический повод, причем позаимствованный из византийской практики. В Византийской империи считалось, что право на престол имеет в первую очередь тот сын императора, который был рожден уже после вступления его отца на престол, то есть рожденный «в багрянице», «багрянородный».
А поскольку Константинополь теперь был столицей не Византийской, а Османской империи и одним из титулов султана являлся «Кайзер-о-рум» – «Римский цезарь» и поскольку Джем родился как раз тогда, когда его отец, в ту пору всего лишь принц Мехмет, получил обратно свои отнятые было у него султанские полномочия, то и выходило, что настоящий законный султан – это Джем, а вовсе не Баязид. Однако, как мы уже упоминали, такого рода вопросы решаются все-таки саблей – и сабля рассудила в пользу Баязида. Джем бежал в Египет, где попробовал собрать новое войско. Из этого тоже ничего не вышло, и тогда он решился на поистине отчаянный шаг – ушел к крестоносцам на Родос.
Гроссмейстер рыцарей-иоаннитов Пьер д’Обюссон принял его любезно, но очень скоро стало ясно, что султана Джема он рассматривает не как гостя, а как пленника. Варианты тут просматривались самые различные – Джема могли, например, выдать Баязиду. Не просто так, а за какой-нибудь очень приличный выкуп, и совсем не обязательно деньгами. Тут могли быть и беспошлинная торговля, и обмен пленными по принципу « всех на всех», и тогда рыцари получили бы сотни или даже тысячи заложников в обмен на одного, ну и так далее. Турки, однако, решили ускорить решение вопроса и подослали на Родос убийц.
Тогда д’Обюссон посмотрел на всю сложившуюся ситуацию пошире. Если султан Баязид идет на столь отчаянные меры для того, чтобы убрать своего брата, значит, он его боится? А чего бояться всесильному султану, как не мятежа в пользу Джема? И тогда естественным образом возникли мысли об использовании «султана Джема» как «щита» от турецких вторжений, а то и вовсе «меча», как подмога в деле Крестового похода…
В общем, д’Обюссон от греха подальше отправил Джема во Францию и поместил его там в одном из замков ордена – Бурганефе. Турецкий принц вызывал большой интерес и как раритет, и как источник хорошего дохода – султан платил его тюремщикам по 40 тысяч золотых в год. Официально – чтобы Джем мог жить, как подобает брату султана, неофициально – чтобы его не выпускали. У Джема остались в Турции жена-итальянка и трое маленьких детей, два мальчика и девочка  [18]. Девочку предназначили к выдаче со временем замуж в знатнейшие семейства – она была внучкой султана Мехмета II и племянницей « падишаха Баязида, тени Аллаха на земле».
Мальчиков зарезали.
  
III
 
Тяжелым выдался для папы Сикста IV 1482 год. Отношения с Неаполем у него сильно обострились, а внутри Папской области на сторону короля Ферранте встал клан Колонна. Это имело и хорошую сторону, потому что Святого Отца немедленно поддержали Орсини. Дело дошло до войны, причем в нее оказались втянуты Флоренция и Милан, поддержавшие Ферранте, и Венеция, поддержавшая папу римского. Тем не менее дела папы Сикста шли так плохо, что в конце мая 1482-го неаполитанские войска вошли в Рим. Его выручил племянник Джироламо Риарио, с помощью солдат семейства Орсини – неаполитанцам пришлось отступить.
В общем, понятно, что забот у Святого Отца хватало, и тем не менее он счел нужным начать некое «зондирование»: а не согласятся ли рыцари-иоанниты передать султана Джема ему, Викарию Христа? Не очень даже и понятно, зачем ему это понадобилось? Возможно, регулярные выплаты турецких денег на « достойное содержание принца Джема» выглядели как заманчивая прибавка к доходам Папства, или, может быть, мысль о Крестовом походе все еще туманила папское воображение, но с Пьером д’Обюссоном велись всякие не слишком обязывающие разговоры. Говорить поточнее, имея вражеское неаполитанское войско буквально под стенами Рима, было затруднительно. Военные силы короля Ферранте удалось отогнать только в конце августа – это сделали венецианцы. Общий мир был подписан в декабре, но уже 7 января 1483 года посланник Мантуи в Риме донес своему государю, что « папа римский, Сикст IV, серьезно заболел».