Королева мести
Аттила выехал тотчас же, взяв с собой пастуха и одного из своих военачальников. Когда они добрались до того места, где меч словно рос из земли, Аттила приказал военачальнику достать его и принести. Но, так же как и пастух, военачальник, протянув руку к мечу, был обожжен пламенем. Тогда Аттила спешился и сам пошел за мечом, в то время как пастух с военачальником с волнением наблюдали за ним, опасаясь, что огонь повредит руку их драгоценного вождя. Меч действительно начал гореть и светиться, но когда Аттила к нему потянулся, языки пламени уменьшились. А когда пальцы Аттилы сомкнулись на рукояти, огонь и вовсе угас. И Аттила понял, что возлюбили его боги и послали ему дар, чтобы подтолкнуть навстречу судьбе, о которой он до этого дня мог только мечтать.
Эдеко сложил руки и улыбнулся. Разум мой еще не окреп, но пока Эдеко рассказывал мне эту историю, я осознала, что она означает. Я потянулась за рукой Эдеко — тот пребывал в хорошем расположении духа и не стал противиться — и перевернула ладонью вверх. Я увидела ожоги.
— А что случилось с охранником, который заглянул в эту хижину, когда я поведала тебе настоящую историю появления меча? — спросила я.
— Бедняга случайно погиб, — ответил Эдеко.
Я отпустила его руку.
— Я готов сжечь себя заживо, если того пожелает Аттила, — прошептал он и стал внимательно вглядываться в мои глаза, будто бы искал в них реакции на свои слова. Поскольку я не проявила никаких эмоций, Эдеко решил, что я их тщательно скрываю.
— Я знаю, ты в ужасе, — громко воскликнул он. — Понимаю, этот франк значил для тебя очень многое. Но самые важные детали соответствуют правде. Меч действительно создан богами. И нашел он дорогу к Аттиле именно потому, что он избран.
— Это так, — заставила я себя произнести. — Только бог, создавший этот меч, был гаутом, а не гунном!
Теперь, когда он заставил меня принять вызов, Эдеко расслабился.
— Бог гаутов, бог гуннов, бог римлян… Да какая между ними разница!
— Разве у гуннов есть боги? Никогда бы не подумала.
Эдеко наклонился вперед.
— У гуннов не было богов до появления меча войны. А теперь он у них есть, и Аттила — его земное воплощение.
— Земное воплощение? Ты хочешь сказать, что Аттила считает себя богом во плоти человека?
— Да, в некотором роде. — Эдеко задумался, — Или, скорее, как римский бог, христианский, про которого сказано, что он послал сына на землю проповедовать свое слово.
— И что же это за бог? — спросила я.
Эдеко рассмеялся и глянул в сторону входа, будто хотел удостовериться, что нас никто не подслушивает.
— Я сам мало о нем знаю, кроме того, что его сын был слаб и, находясь на земле, не стал противиться, когда народ решил его убить. — Он снова засмеялся. — Теперь я понимаю, что ошибся, сравнивая с ним Аттилу. Во всяком случае, это большая удача, что Аттила верит, будто меч войны создан богами и послан лично ему.
— Почему?
— Как почему? Иначе он бы давно приказал тебя убить. А так он верит, что боги не зря избрали тебя для того, чтобы принести ему меч. И пока он не поймет, в чем смысл их выбора, ты будешь в безопасности. Ты у нас одна из самых уважаемых пленниц. Других — а их множество — содержат в восточной части города. Их морят голодом и постоянно бьют. Мало того, Ильдико, если бы ты не совершила ошибку, рассказав мне о мече войны, то жила бы в шелковом шатре во дворе Аттилы и стала одной из его жен.
— Почему же это ошибка?
Эдеко от души рассмеялся.
— Неужели ты и вправду думала, что Аттила повторит твой рассказ об обретении меча перед своей многочисленной армией? Конечно, этот меч — нечто удивительное. И все, кто его видел, ощущали его притягательную силу. Но… Ты действительно надеялась, что Аттила поведает, как получил меч от безродной гаутки, которая украла его у бургундов, похитивших его у франка?! А то г забрал меч у дракона, который выкрал его у богов? Аттила с тем же успехом мог назвать его даром от римлян, женщина!
— Римляне постоянно присылают ему дары, ты сам мне об этом говорил…
— Да, но не те дары, которые обладают силой, способной победить римлян.
— Понятно, — сказала я, все еще недоумевая.
— Видишь ли, Ильдико, — продолжил Эдеко, — когда ты все это мне рассказывала, то ясно дала понять, что ни за что на свете не допустишь, чтобы твоего франка лишили славы. А мы ведь не можем позволить себе такую роскошь, как две версии одной легенды?
Я покачала головой.
— Тогда передай Аттиле, что я готова на сделку. Пусть говорит о мече все, что считает нужным, но он должен отпустить меня.
— Аттила не станет так рисковать. У него великие планы на меч, подаренный ему богами…
— Это я подарила ему меч.
Эдеко рассмеялся и погрозил пальцем.
— Вот видишь! Ты все еще упорствуешь!
— Я только хотела сказать…
Его лицо неожиданно стало жестким.
— Я знаю, что ты хотела сказать.
— Но ты должен сообщить ему… — стала умолять я.
— Я ничего не буду говорить Аттиле. — Эдеко встал.
К ужасу своему я поняла, что гораздо больше расстроена тем, что он уходит, нежели появлением новой легенды о том, как Аттила обрел меч войны. Визит Эдеко с новостью о выдумке Аттилы стал первым событием за долгое время. До этого моя жизнь состояла из трапез, звуков шагов охраны и забытья, урывками подаренного мне сном, поэтому я больше не понимала, когда заканчивался один день и начинался другой.
— Останься, пожалуйста, — попросила я.
Эдеко посмотрел на меня сверху вниз. На его лице расцвела улыбка, и он снова сел. Я же отвернулась, потому что мне стало стыдно: я умоляла врага о снисхождении. Но потом вспомнила, что пришла в Паннонию для того, чтобы обмануть врага именно таким образом. Я так долго жила в одиночестве и темноте, что эта мысль застала меня врасплох. Но я заставила себя сосредоточиться и быстро придумала, чем объяснить необходимость нашей беседы.
— Скажи, а эту легенду будут петь во дворце Аттилы вместе со всеми остальными? — спросила я.
— Петь? Как это? — Эдеко выглядел раздраженным.
Я была потрясена.
— Неужели гунны не поют о своих предках? О войнах, в которых они сражались? О своем пути, о преодолении преград, с самого начала начал?
Эдеко пожал плечами.
— У нас есть лишь одна песня — восхваление Аттилы.
— Я подумала о других народах… — начала я.
— Гунны были кочевниками, пока не пришли в Паннонию, — перебил меня Эдеко. — Кому интересно слушать песню об этом?
— Что ты, Эдеко! — воскликнула я. — Гунны многого себя лишают! Послушать песни о предках, которые поются в твою честь… Мой брат Гуннар… — Я успела оборвать себя на полуслове, пристально посмотрев на Эдеко. Тот кивнул, глядя перед собой почти отсутствующим взглядом. Потом улыбнулся.
— Правда, Гуннар не был мне настоящим братом, — торопливо продолжила я. — Мои родные братья мертвы, как я тебе и рассказывала. Я их почти не помню… Гуннар так хорошо пел о том, как гауты пришли в свои земли с севера! Он — сын предводителя племени, в котором я прожила дольше всего. Кем же они были? Вандалами? Аланами? О, боги, я уже и не помню!
Эдеко взмахом руки приказал мне замолчать. Я заметила хитрую улыбку на его лице.
— Не можешь вспомнить название племени, Ильдико? Удивительно, что ты помнишь мужчину, но забыла, из какого рода он происходит. Кроме того, наверняка ты была очень близка с этим Гуннаром, раз назвала его братом.
Я подалась вперед и, заставив себя улыбнуться, схватила руку Эдеко.
— Ох, Эдеко, это случилось так много лет назад! Память выделывает странные трюки с давними воспоминаниями, делая одни ярче, а другие стирая напрочь. А что касается брата Гуннара… Поверь, в землях гаутов часто так называют хорошего друга. — Неожиданно мне пришло в голову, что, держа Эдеко за руку, я как будто умоляла его поверить мне. Я тут же отпустила гаута.
Он улыбнулся, взял светильник, поднялся и вышел.
* * *Я так много думала о допущенной мною ошибке, что впала в жуткое отчаяние. Но постепенно я поняла, что подведу себя и своих братьев, если не найду способа изменить свое положение. Аттила получил меч вместе с проклятьем, и мне оставалось лишь быть настороже и ждать.