Bacca Железнова (второй вариант)

Н а т а л ь я. Зачем же ты уехала от него? 
Р а ш е л ь. За сыном, за Колей. 
В а с с а. А я его не даю за границу. 
Л ю д м и л а. Раша, милая, какой он стал прелестный, Коля! Умный, смелый... Он в лесу живёт, в Хомутове. Замечательное село. Там такой сосновый лес. 
Н а т а л ь я. Разве его перевезли из Богодухова? 
Л ю д м и л а. Богодухово - тоже замечательное! Там - липовая роща, пасеки... 
Р а ш е л ь. Оказывается, вы и не знаете - где он? 
В а с с а. Идите к столу-то. 
Р а ш е л ь. Расскажи, как ты живёшь? 
Л ю д м и л а. Я - удивительно хорошо. Вот видишь - весна, мы с Васей начали работать в саду. Рано утром она приходит: "Вставай!" Выпьем чаю и в сад. Ах, Раша, какой он стал, сад! 
(Анна вошла, молча здоровается с Рашелью, говорит что-то Вассе. Обе вышли.) 
Л ю д м и л а. Войдёшь в него, когда он росой окроплён и весь горит на солнце... как риза, как парчовый, - даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, - ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я - пою что-нибудь. Перестану, Вася кричит: "Пой!" И вижу где-нибудь далеко - лицо её доброе, ласковое... 
Р а ш е л ь. Значит, счастливо живёшь, да? 
Л ю д м и л а. Да! Мне даже стыдно. Удивительно хорошо! 
Р а ш е л ь. А ты, Ната? 
Н а т а л ь я. Я! Я тоже удивляюсь. 
П р о х о р (выпивши, с гитарой). Б-ба! Р-рахиль!.. (Поёт.) "Откуда ты, прелестное дитя?" Ой, как похорошела! 
Р а ш е л ь. А вы - всё такой же... 
П р о х о р. Ни лучше, ни хуже. Остаюсь при своих козырях. 
Р а ш е л ь. Веселитесь? 
П р о х о р. Именно. Ремесло моё. Главное качество - простодушная весёлость. Это у меня от природы естества моего. Капитан Железнов - помер, так я для славы семейства и хозяйства - за двоих теперь гуляю. 
Р а ш е л ь. Он - давно хворал? 
П р о х о р. Это - верно, давно пора. 
(Людмила смеётся.) 
Р а ш е ль. Я неправильно спросила - долго хворал? 
П р о х о р. Капитан? Он - не хворал. Он - в одночасье - пафф! И - "со святыми упоко-о-ой". 
Н а т а л ь я. Дядя, перестаньте! Это - безобразие! 
П р о х о р. Со святыми - безобразие? Ты, девка, не учи меня, молода учить! Откуда же ты явилась, разрушительница жизни? Из Швейцарии? Фёдор-то жив? 
Р а ш е л ь. Жив. 
П р о х о р. Плох? 
Р а ш е л ь. Да, плох. 
П р о х о р. Нестойко потомство Железнова, мы, Храповы, покрепче будем! Впрочем, сын твой, Колька, хорош, разбойник! Приметливый. Как-то мы с Железновым поругались за обедом. На другой день я здороваюсь: "Здравствуй, Коля!" А он: "Пошёл прочь, пьяная рожа!" Убил, А утро было, и я ещё трезвый... Что же вы тут делаете? Чай пьёте? Чай только извозчики пьют, серьёзные люди утоляют жажду вином... Сейчас оно явится. Портвейн, такой портвейн, что испанцы его не нюхали. Вот Наталья знает... (Идёт. Васса навстречу.) 
В а с с а. Что там в клубе случилось? 
П р о х о р. В клубе? А ты откуда знаешь? 
В а с с а. По телефону. 
П р о х о р. В клубе - драка на политической почве. Очень просто. 
В а с с а. Снова о тебе в газете напишут? 
П р о х о р. Почему - обо мне? Я один раз ударил. Он - на Думу лаял, ну, а я его - по морде. 
В а с с а. Послушай, Прохор... 
П р о х о р. Сейчас приду. И буду слушать, как (поёт): "Не искушай-ай меня без нужды-ы..." 
Л ю д м и л а. Какой смешной, правда? Он всё больше пить стал. И Наташу учит... 
Н а т а л ь я. Уже научил. 
Р а ш е л ь. Это - серьёзно, Ната? 
Н а т а л ь я. Да. Мне очень нравится вино. И опьянение нравится. 
В а с с а. Ты прибавь: а бить меня - некому! 
Н а т а л ь я. А бить меня - некому. 
В а с с а. Наталья! Не балуй. 
Н а т а л ь я. Вы велели прибавить, я прибавила. 
В а с с а. Счастье твоё, что у меня времени не хватает чёрта выгнать из тебя! 
Л ю д м и л а. Ната - очень дерзкая с мамой, видишь, Раша. По-моему, это плохо. 
В а с с а. Замахиваешься по-благородному жить... Интеллигентно. А сама - свинья! 
Н а т а л ь я. Свиньи хороших пород очень ценятся. 
В а с с а (гневно). Вот так и живём, Рашель. 
Р а ш е л ь. Плохо живёте, но лучшего и не достойны. Эта обессмысленная жизнь вполне заслужена вами. 
В а с с а. Мной? Врёшь! 
Р а ш е л ь. Не только вами лично, сословием вашим, классом. 
В а с с а. Ну вот, поехала! 
Р а ш е л ь. Там, за границей, также скверно живут. Может быть, даже и сквернее, потому что спокойнее и меньше мучают друг друга, чем вы. 
Н а т а л ь я. Это верно? Или - для утешенья? 
Р а ш е л ь. Верно, Наташа. Я не из тех, которые утешают. Мир богатых людей разваливается, хотя там они - крепче организованы, чем у нас. Разваливается всё, начиная с семьи, а семья там была железной клеткой. У нас - деревянная. 
В а с с а. Рашель! 
Р а ш е л ь. Да? 
В а с с а. Живи с нами. Фёдор умрёт, сама говоришь. Довольно тебе болтаться... странничать, прятаться! Живи с нами. Сына будешь воспитывать. Вот - девочки мои. Они тебя любят. Ты - сына любишь. 
Р а ш е л ь. Есть нечто неизмеримо более высокое, чем наши личные связи и привязанности. 
В а с с а. Знаю. Дело есть, хозяйство. Но... вот что выходит: и взять можно, и положить есть куда, а - иной раз - не хочется брать. 
Р а ш е л ь. Это вы... не от себя говорите. 
В а с с а. Как это - не от себя? 
Р а ш е л ь. Может быть, иногда, вы чувствуете усталость от хозяйства, но чувствовать бессмысленность, жестокость его вы - не можете, нет. Я вас знаю. Вы всё-таки рабыня. Умная, сильная - а рабыня. Червь, плесень, ржавчина портят вещи, вещи - портят вас. 
В а с с а. Премудро. Но едва ли верно! Я тебе скажу, чего я хотела, вот при дочерях скажу. Хотела, чтоб губернатор за мной урыльники (сосуд для мочи, ночной горшок - Ред.) выносил, чтобы поп служил молебны не угодникам святым, а вот мне, чёрной грешнице, злой моей душе. 
Р а ш е л ь. Это - от Достоевского и не идёт вам. 
Н а т а л ь я. Мать Достоевского не знает, она книг не читает. 
В а с с а. От какого там Достоевского? От обиды это. От незаслуженной обиды... Вот - девчонки знают, я сегодня рассказывала им, как меня... 
П р о х о р (две бутылки вина в руках). Вот оно! Нуте-ка, давайте, отнесёмся серьёзно. Вася, разреши угостить? Не пожалеешь. Редкая вещь... 
В а с с а. Давай! Давай! Девчонки, садитесь к столу... Что, в самом деле? Сноха... явилась! Давай, Прохор. Кого ты избил? 
П р о х о р. Квартиранта Мельникова по роже. Ещё кого-то... Ерунда! Заживёт! 
В а с с а. А знаешь - Мельников-то в "Союз русского народа" вписался. 
П р о х о р. Ну, так что? Важность какая! Я вот в телефонной книге вписан, а - не горжусь. Рюмки! 
(Звонок телефона.) 
В а с с а. Это меня. (У телефона.) Кто это? Да, я. Какой пароход? Почему? Идиоты! Кто это грузил? В Уфе? Терентьев? Рассчитать болвана! Моё присутствие - зачем? Арестовали всю баржу? А ещё что? Кроме кожи... О, дьяволы! Санитарная комиссия - там? Инспектор - тоже? Сейчас приеду. (Бросила трубку.) Ну, вы тут... подождите, смирно. У меня - скандал: арестовали баржу, идиот приказчик погрузил кожу без санитарного осмотра, без клейм. А на барже - ещё овчины, лыко, мочало. Поеду. (Ушла, взглянув на Рашель, поймав её взгляд.) 
П р о х о р. Поехала речной полиции взятку давать. У нас речная полиция - разбойники. И сухопутная - тоже. Однако к чёрту всё это. Наливаю. Наталочка, - это будет получше твоего любимого. (Поёт на "шестый глас".) 
Наливай, брат, наливай, 
Всё до капли вы-пи-вай... 
Занавес 
ТРЕТИЙ АКТ 
Тотчас после ухода Железновой. П р о х о р курит сигару. Л ю д м и л а увлечённо ест бисквиты, макая их в блюдце с вареньем. Н а т а л ь я - рядом с Р а ш е л ь ю, в руке - рюмка. Рашель - задумчива.