Мера в урбанистике
И если раньше город представлял из себя малоприятное место для жизни: «В раннем Средневековье и в античности, в Передней Азии и на Дальнем Востоке — везде город был селением с настолько антисанитарными условиями жизни низших слоев, что развитие его происходило исключительно благодаря притоку населения извне из сельских местностей.»81/ «В Средние века распространению чумы способствовала антисанитария, царившая в городах. Канализации не было, и все отбросы текли прямо вдоль улиц, что служило идеальной средой для жизни крыс. Альберти так описывал Сиену, которая «много теряет … из-за отсутствия клоак. Именно поэтому весь город издаёт зловоние не только в первую и последнюю ночную стражу, когда сосуды с накопившимися нечистотами выливаются в окна, но и в другие часы бывает отвратителен и сильно загрязнён»82 , то после изобретения канализации и последующего решения «зловонного вопроса», почему население стало массово перетекать из деревень и сёл в города?
Если прежде бичом городов было антисанитарное иго, то в деревнях и сёлах иго было идеологическим на почве исторически сложившихся религий83 . Главной причиной исхода в города было церковное иго; именно ради душевной свободы от монопольного прессинга идеалистического атеизма люди бежали в города, где их ждал прессинг приоритетом пониже – ростовщичество. Ростовщичество, в свою очередь, породило в городах и мегаполисах абсолютно искусственный процесс – ежедневную трудовую миграцию из периферии в город (утром) и из города обратно (вечером); это такая своеобразная гравитация мегаполисов, которая подобно Луне порождает ежедневные приливы и отливы людского ресурса.
Четвёртый масштаб в ландшафтно-усадебной урбанизации:
Однозначно, что человек должен жить на земле в окружении природы и других людей. Проживая на единой территории, люди образуют поселение. Прежде формой поселения была деревня, но ведь практически все современные города разрослись из прежних деревенских поселений, так как организация пространства деревни не предполагает ограничения роста её размеров. В последующем это послужило толчком к дальнейшему экстенсивному разрастанию территории поселений. И в результате то, что раньше было в шаговой доступности (лечебницы, гимназии, продовольственные лавки, вокзалы и т.д.), удалялось друг от друга на километры, для преодоления которых строились дороги, требующие в последующем разширения улиц и магистралей (в ущерб жилым кварталам) из-за увеличения потока передвижений.
С приходом рыночной парадигмы центральные жилые площади превращались в торговые, вынуждая жильцов мигрировать в спальные районы, которые в свою очередь опоясывались ремнями дач и огородов. В итоге то, что раньше, находилось в пределах одного района, вытиснилось позднее на расстояние до других «деревень». И судьба всех деревень шла двумя путями: или вымирание из-за «неудачного» спекулятивно-экономического разположения, или наоборот, разрастание до размеров мегаполиса и перемалывание через себя всего людского ресурса, стекающегося из деревень, ради получения прибыли. И те и другие «ненарадовские деревни» обречены в своём развитии на вырождение, в одном случае от недостатка жизни, в другом — от её переизбытка.
Какими свойствами должно обладать поселение ландшафтно-усадебного типа?
Может, будет достаточно просто взять некую совокупность малоэтажных домиков, нарезать на месте под застройку лоскутки участков для размещения этих домиков и потом разбавить всю эту монотонность подъездными путями да минимальным набором социальных учреждений, не позабыв ещё про какое-нибудь предприятие, чтобы занять работой население — и вот поселение будет готово?
Но нельзя забывать, что почти каждый современный мегаполис вырос из подобных посёлков, устроенных по выше описанному способу; и эта перспектива роста была заведомо заложена самим алгоритмом изначального устройства. В этом алгоритме отсутствует м?ра предела роста поселения, в нём прописан только вектор на перманентный экстенсивный рост. В своё время Гоголь обратил внимание на тенденции данного алгоритма и отразил их на бумаге: «В критическом анализе архитектуры своего времени Н. В. Гоголь упрекнул архитекторов в том, что они «всем строениям городским стали давать совершенно плоскую, простую форму. Дома старались делать как можно более похожими один на другой; но они более были похожи на сараи или казармы, нежели на веселые жилища людей... Оттого новые города не имеют никакого вида; они так правильны, так гладки, монотонны, что, прошедши одну улицу, уже чувствуешь скуку и отказываешься от желания заглянуть в другую84».
Естественные размеры малоэтажных поселений должны определя ть ся психологией и ф и зическими возможностями человека или возможностями строительной индустрии?
Со стороны психологии размер поселения определяется потенциалом памяти и эмоциональным тонусом людей для установления близких и доверительных отношений. Среднестатистически каждый человек на протяжении своей жизни формирует устойчивое поле своего общения размером не более 200-250 человек. Образ повседневной жизни постепенно уточняет приблизительную широту круга общения, и даже интернет-технологии не смогли существенно его расширить, т.к. для установления доверительных отношений между людьми необходим определённый период времени, за отрезок которого люди проявляют себя в различных ситуациях и подкрепляют свои слова поступками и делами. Это наглядно можно увидеть на примере больших корпораций, где сотрудники даже одного отдела не знают друг друга, и, встретившись неожиданно вне рабочего времени, могут и не признать сослуживца. Или, например, список контактов участника любой из социальных сетей, средний размер которых не превышает 150-200 человек, среди которого не каждый сможет упомнить и более половины участников.
Со стороны физических возможностей размер поселения определяется пространственно-временной константой. Основной временной интервал жизнедеятельности людей задаётся частотой смены суток, таким образом, отрезок в 24 часа является общим эталоном для биосферы Земли. Соответственно все остальные отрезки соизмеряются в соотношении с этой величиной. В свою очередь сутки делятся на две основные части: время бодрствования и время сна для восстановления сил (которое в свою очередь занимает около 6-8 часов). Время сна мало кому удаётся оптимизировать, да и, как правило, такие попытки приводят лишь к снижению эффективности использования дневного времени суток. Но вот дневное (16-18 часов) время прекрасно поддаётся управлению, и средства оптимизации здесь хорошо реализуются. Жизнь человека должна протекать в творческой деятельности по управлению процессами в биосфере планеты Земля (в данной записке ограничимся только пределами нашей родной планеты), где отрезок в 16-18 часов является чётким отрезком суточного временного поля деятельности. И если от этого отрезка отнять примерно 4 часа на обязательные дела по поддержанию фундаментальной части человека, как системы, в работоспособном состоянии (утреннее пробуждение, приготовление и приём пищи, мероприятия по гигиене и т.д.), то мы получаем всего 12-14 часов, не говоря уже о том, что большинство людей ещё каждые 5 дней в неделю вынуждено работать по 7-9 часов в сутки (и говорить о реализации творческого потенциала в этом случае уже не приходится; если только не за счёт отказа от других потребностей). И в этом ежедневном временном отрезке должны быть сбалансированы действия по решению как краткосрочных, так и долгосрочных дел. И здесь любые диспропорции в сторону совершения дел краткосрочного или долгосрочного масштабов грозят срывом устойчивости управления в смысле предсказуемости. Например, прочитать произведение М.Булгакова «Мастер и Маргарита» — дело полезное, но если провалиться в его чтение в режиме нон-стоп, позабыв сделать нужный звонок, отменив или отложив дела на следующие дни, то это благое начинание перейдёт в область деградационно-паразитарных потребностей, так как упущенные из зоны внимания краткосрочные дела, автоматически взваливаются на плечи кого-то из близких.