Ассасин

Рен невесело усмехнулся.
Если бы ему угрожали ножом, все было бы куда проще и закончилось бы через секунду. Но нет, он и без ножа сказал ей то, о чем знали лишь единицы. Непростительная глупость. Он осознал это сразу же, как только произнес вслух то, чего не должен был, но тем не менее предпочел оставить все как есть. Завтрак, сентиментальные истории…
А еще согласился встретиться вновь. Зачем?
Рен медленно крутил стакан в руках — размышлял, анализировал, пытался отыскать первоисточник для нелогичности в собственном поведении — проще говоря, брешь.
Он вспомнил их первую встречу, когда она смотрела на него как на бога — дурочка, тогда ей следовало бежать со всех ног, но она не убежала. Вспомнил, как она села в его машину, как ждала на берегу океана, как пыталась изо всех сил защитить зажатый в руке черный камешек — тот самый, из вазы на столе. Еще и боролась с ним.
И ведь дело не в ее красоте — одной красотой сотворить с ним подобное невозможно. Невозможно потому, что в его жизни было много красивых женщин, но он никогда не запоминал ни их лиц, ни имен. Никогда не привозил в дом, не кормил завтраком, не рассказывал про Антонио. Никогда не ночевал в одной постели до утра, а тут совершил это дважды.
Он слабеет умом или духом?
Эллион отличалась от всех. Чем? Наверное, необычайной хрупкостью, чувственностью, ранимостью, честностью и бесстрашием — странное сочетание. Совершенно для него убийственное, потому что о такой, как она — чистой, нежной и открытой, — ему хотелось заботиться.
Да, черт возьми! Хотелось! А он совершенно не в том положении, чтобы о ком-либо заботиться.
Он — наемный убийца. Он отлично владеет холодным и «горячим» оружием, прекрасен в бою на ближней дистанции, великолепен в схватке со множеством противников, но так ли он хорош для одной-единственной женщины? Что она знает о нем?
Декстер поднес стакан к губам и глотнул виски. Напиток обжег горло.
Нет, он не умеет заботиться. Никогда не пробовал и, наверное, не научится. Да и зачем ему вообще этому учиться? Как встретились, так и позабудут друг друга, просто нужно быть честным, сразу же расставить точки над «i» и приоритеты, мол, мы — незнакомцы, нам было хорошо, но этого достаточно.
Да, именно так.
Больно? Им — женщинам — почему-то всегда бывает больно осознавать свою «не особенность». Им сложно понять, что некоторым мужчинам «особенная» попросту не нужна — не нужна, и нет тому причин. И нет, он не готов сближаться с кем-либо до состояния «люблю» — пусть даже это слово, которое он никогда не произносил вслух, проще было бы сказать ей, Эллион, нежели кому-то еще.
Не важно все это. Пустое. Завтра он четко объяснит ей свою позицию, и все закончится.
Рен отставил стакан и бутылку прочь, поднялся с кресла и скинул с плеч расстегнутую рубаху. Не хотел об этом думать, но все же задался вопросом — какое именно платье ей понравилось больше всего? Фыркнул, выкинул ненужные мысли из головы и направился в ванную.
Завтра такой необходимый самоконтроль вернется к нему. Завтра. А сегодня он позволит себе думать о чем угодно. Даже о блондинках и их вечерних платьях.
* * *
Весь следующий день начиная с самого утра я металась как ошпаренная. Вещи валились из рук, я забывала, о чем думала еще минуту назад, и постоянно делала одно и то же дважды, а то и трижды. Через какое-то время переставала метаться, замирала посреди комнаты, силясь вспомнить, какое действие необходимо совершить следующим, а после вновь начинала метаться.
И все из-за Рена.
«Из-за встречи. Из-за нервов».
В какой-то момент мне пришлось усадить себя на диван и напомнить: «Он приедет вечером, ты все успеешь. Все! Успеешь!»
А дальше мысли вновь неслись по кругу: нужна новая сумочка — найти! (В каком магазине?) Забежать в офис за каталогом цветного стекла, позвонить Лайзе (вдруг приехала?), посетить парикмахера. И позвонить этому долбаному парикмахеру — назначить встречу!
Создатель, сколько всего, я ведь ничего не успею!
«Я все успею, все успею» — мантра не помогала.
Но к семи часам вечера, так или иначе, я стояла у тротуара с новой сумочкой в руках, с профессионально наложенным визажистом макияжем и красивыми струящимися по спине локонами.
Успела!
Осталось поймать такси.
Дома я оказалась в половине восьмого.
Залетела в квартиру на пятой скорости, скинула туфли и тут же бросилась в спальню. Главным оставался вопрос, стоит ли надевать одно из присланных Реном платьев или же лучше обойтись другой, более скромной одеждой?
Вдруг мой кавалер предпочтет пешую прогулку по набережной? Как я буду смотреться на берегу реки в коротком платье и на шпильках?
Мда. Не пойдет. А что, если я не надену его платье, а он обидится?
Черт, жизнь — боль.
После минутного раздумья все платья я отодвинула в сторону. Черная с серебром юбка и серый джемпер — всегда беспроигрышная пара. Насколько элегантная, настолько же и уместная, чтобы появиться в ней хоть на улице, хоть в стенах ультрамодного заведения.
Стоило мне продеть макушку в горловину, как зазвонил телефон.
У-у-у, я знала, что так будет.
Пропрыгав на одной ноге к столу, я на ходу поправила горловину, подтянула рукава и пригладила растрепавшиеся волосы.
— Алло!
— Я буду через пять минут, выходи.
— Поняла. Выйду.
Вот такой короткий диалог.
Бросив телефон в сумку, я в последний раз подошла к зеркалу, оглядела себя и осталась довольна: прическа красивая, одежда элегантная, вид в целом приятный. Вот только глаза полыхают, как у безумца, но может, это меня красит?
* * *
Рен подъехал вовремя. Его черный автомобиль развернулся во дворе и остановился напротив подъезда.
— Привет! — весело бросила я в салон, распахнув дверцу.
— Привет, — донеслось в ответ.
Я заметила, как он скользнул взглядом по моей одежде, и — показалось мне или нет? — в его глазах мелькнуло облегчение.
Оправдываясь за свой наряд, я пояснила:
— Ты не сказал, куда мы поедем, поэтому я не надела вечернее платье. Но они прекрасны, честно, спасибо тебе за них.
Я вложила в свои слова всю искреннюю благодарность, которую испытывала.
— Я испортил твое. Поэтому выбрал несколько новых.
— Рен, они, — от смущения я запнулась, — они чудесные. Я никогда не видела ничего красивее.
— Рад, что они тебе понравились. — Его улыбка отчего-то погасла. — Ты не против, если мы поужинаем в тихом месте?
— Я буду рада поужинать в любом месте, какое бы ты ни выбрал. — И решилась на откровенность: — Лишь бы с тобой.
От этой фразы лицо Рена окаменело.
Я моментально прокляла свой длинный язык, свою распущенность и легкомыслие.
«Молчи, Элли, молчи. Твои откровения ему в тягость».
Я села в машину, пристегнулась и решила больше не лезть с диалогами — куда приедем, туда и приедем.
Но на душе потяжелело; я стала смотреть в окно. От мрачных мыслей меня отвлек голос Рена:
— Я передал мистеру Гарди твои слова. Он был очень рад.
— Правда? — А вот и безопасная тема для разговора. Радуясь, что у нас есть хоть одна такая, я спросила: — А в каких конкурсах он участвует? Я бы хотела обязательно посетить один из них и поддержать его лично…
Всю оставшуюся дорогу мы говорили только об Антонио. Я не столько следила за беседой, сколько радовалась, что Рен не молчит, любуясь красивым жестким профилем его лица и наслаждаясь знакомым голосом.
Через пятнадцать минут мы въехали на небольшую стоянку возле красивого одноэтажного ресторанчика.
Столик мы выбрали в дальнем углу. Расположились на диванчиках, синхронно взяли в руки меню, и тут же появился официант с вышитым на груди униформы логотипом «Ла Страда».
— Добрый вечер, подсказать вам что-нибудь? Посоветовать лучшие блюда из меню?
— Спасибо, не нужно, — чинно отозвался Рен. — Мы сделаем заказ чуть позже, а пока принесите, пожалуйста, бутылку белого вина.