Люби меня вечно

Изабелла снова рассмеялась, а герцог постарался быть строгим.
— Думаю, именно это она и имела в виду. Это был комплимент.
— Конечно, комплимент! Мне так хотелось рассказать, какой вы замечательный.
— Боюсь, у вас преувеличенное представление о моих достоинствах, — холодно ответил герцог. — Поговорите с Гуго, он развеет ваши иллюзии на мой счет.
— Месье Гуго слишком серьезный, но такой милый! Он кажется спокойным, невозмутимым, но душа у него горит ярким пламенем.
— Святые угодники! Откуда вам это известно? — удивленно воскликнула Изабелла.
— У него большое сердце. Он глубоко чувствует. Я уверена в этом.
— А что вы думаете о кардинале де Роане? — спросил герцог.
Он почувствовал, как Эме сжалась, услышав имя кардинала. Потом девушка заговорила тихо и серьезно:
— Я не понимаю. Кардинал принадлежит церкви, и я всегда думала о нем и о других священниках, что они ближе к Богу, чем простые смертные. Отец Пьер — такой. Все его помыслы и деяния чисты и святы. Матушка-настоятельница однажды сказала нам, что глаза — это зеркало души, и каждый может понять, заглянув в глаза отца Пьера, что душа его чиста и невинна, как у ребенка. А кардинал — совсем другой. Есть в нем что-то, от чего меня дрожь пробирает. И не потому, что боюсь за себя. Он представляется мне человеком, который не знает Бога.
— Весьма исчерпывающая характеристика, — заметил герцог. —
Скажите, Эме, откуда вы все это знаете?
— Не знаю, — пожала плечами Эме. — Возможно, я ошибаюсь. Но я точно знаю, что герцог де Шартр — это воплощение зла, а месье Гуго добрый, хороший и никогда не причинит никому вреда.
— Я бы не рискнула спрашивать, что вы думаете обо мне: побоялась бы услышать что-нибудь нелестное, — воскликнула Изабелла.
— Ну почему, мадам? Я люблю вас, вы такая добрая... Какое же английское слово подобрать? Вы — добросердечная. Но вы одиноки. Вы все время что-то ищете и никак не можете найти. Возможно, любовь, а может быть, кого-то, кто будет любить вас. Вероятно, вы стали бы гораздо счастливее, если бы полюбили кого-то очень-очень сильно.
— Вот это проницательность! — воскликнула Изабелла и всю оставшуюся дорогу просидела молча с очень серьезным лицом.
Наконец, уставшие, они добрались до дома.
Слуги ждали в холле приезда хозяев. В хрустальных канделябрах горели свечи.
— Выпьем по бокалу вина перед сном, — предложил герцог.
Он прошел в малый салон и удобно устроился в кресле. Комната была убрана в спокойных серо-серебристых тонах. Появился лакей с подносом, уставленным разными напитками. На столике стояли тарелки с закусками, которые привлекли Эме. Изабелла объявила, что ужасно устала и не может проглотить ни крошки.
— Вечер, полагаю, прошел успешно, — сказал герцог. — Уверен, что кардинал понятия не имеет, как выглядит Эме.
— Вряд ли ему придет в голову искать пропавшую послушницу в Версале, — заметила Изабелла.
— Ну, бывали и более странные вещи. Хотелось бы узнать, почему возращение Эме в монастырь так важно для кардинала?
— Все говорили, что я великолепно выгляжу, — сказала Эме. — А как вы думаете, месье, я хорошо выглядела? Вы гордились мной?
Было что-то грустное в этом вопросе, и герцог ответил не сразу.
— Вам мало комплиментов, полученных за вечер? — спросил он. — Граф д'Артуа сказал вам, что ваши глаза сияют, как звезды.
— А еще один глупец заявил, что мои губы напоминают розовый бутон, а уши — морские раковины. Я хочу знать, что думаете вы.
— А если я скажу, что горжусь вами, что тогда?
— Тогда... тогда, думаю, я поцелую вашу руку, месье, потому что я тоже очень, очень горжусь... вами.
Девушка наклонилась и поцеловала руку герцога, а потом, тихо вздохнув, прикоснулась к ней щекой.
— Все было чудесно, — проговорила она, — но только потому, что там были вы.
Изабелла поднялась с кресла.
— По вашей милости, Себастьян, я оказалась в роли третьей лишней, которая мешает двоим! Этим двоим и так хорошо!
— Но, Изабелла, нет необходимости... — начал было герцог.
Но глаза Изабеллы гневно сверкали, губы презрительно кривились.
— Вам очень удобно говорить об Эме, как о ребенке, Себастьян. Но ей почти восемнадцать, она женщина! И она должна научиться вести себя, как женщина. Она должна знать, что нельзя открыто демонстрировать свою любовь к мужчине, особенно своему опекуну!
— Но, мадам, я не хотела сделать ничего плохого, — пробормотала Эме. — Просто я люблю месье очень сильно.
Глаза ее наполнились слезами. Глубоко вздохнув и разрыдавшись, Эме выбежала из комнаты.
Изабелла со страхом посмотрела на герцога.
— О Господи! Я вовсе не хотела расстраивать бедняжку, — воскликнула она. — Нужно пойти утешить ее. Она невероятно чувствительна. И, Себастьян, она в самом деле безумно влюблена в вас.
— Но это просто смешно, — сказал герцог. 
— 
Я надеялся, что, встретив молодых людей подходящего возраста, она поймет, что я слишком стар и уныл, чтобы быть объектом такого обожания.
— Она такая нежная и милая, — сказала Изабелла. 
— 
А я была так жестока с ней. Это вы виноваты, Себастьян. Нельзя быть таким вызывающе привлекательным.
— Дорогая, вас привлекает одно — мой титул, и я об этом хорошо знаю. Эме права, Изабелла, вы все время ищете объект любви, но еще не нашли его.
— Думаете, я никогда не смогу влюбиться?
— Думаю, мы оба не в состоянии составить чье-либо счастье.
Изабелла удивленно подняла брови.
— Вы... вы влюбились, Себастьян?
— Я, возможно, и стар, Изабелла, но пока не превратился в старого маразматика, — резко ответил герцог.
  
7
 
Изабелла медленно прошла в библиотеку, где за столом сидел Гуго Уолтем. Перед ним высилась гора счетов. Изабелла занялась визитными карточками, улыбнувшись вставшему ей навстречу Гуго и жестом предложив ему сесть. В своем утреннем наряде она выглядела очаровательно. На ней было простое муслиновое платье, отороченное венецианскими кружевами. Золотистые локоны, перехваченные темно-синей шелковой лентой, рассыпались по плечам.
Она села у окна, и солнечный свет, пронизывая ее волосы, превратил их в золотистый ореол. Глаза Изабеллы казались особенно яркими и веселыми из-за солнечных зайчиков, которые плясали по ее лицу, отбрасываемые серебряной чернильницей.
— В успехе Эме можно не сомневаться, — радостно сообщила она. — В Париже не осталось ни одного дома, который не спешил бы распахнуть двери перед ней.
— А я очень беспокоюсь, — ответил Гуго. — Если все откроется, они никогда не простят Себастьяна.
— Однако сам он, похоже, не очень волнуется на этот счет.
— Еще год назад я бы, пожалуй, согласился с вами; даже месяц назад. Но, мне кажется, Себастьян изменился.
— Мне показалось то же самое, но я подумала, что это всего лишь мое воображение.
— Не думаю. Он определенно стал более серьезным и ответственным.
— А знаете, Гуго, — сказала Изабелла, помолчав, — не удивлюсь, если все мы несколько изменились. Мне трудно объяснить, но Себастьяну, к примеру, я не могу сказать об этом. Он будет цинично улыбаться, а я — чувствовать себя дурой. Но мне кажется, это Эме так повлияла на нас.
— Но каким образом?
— Возможно, дело в том, что Эме пробуждает лучшее, что есть в людях. Если бы месяц назад вы сказали, что я буду сопровождать девушку, к которой проявляет интерес Себастьян, я бы решила, что вы сошли с ума. И вот я это делаю и совсем не ревную. Это смешно, но правда.
— У вас нет причин для ревности. Она явно влюблена в Себастьяна, но какие чувства испытывает к ней он, лично я не понимаю.