Ханская дочь. Любовь в неволе

  
Ине Лоренс
 
Ханская дочь. Любовь в неволе
   
Часть 1
 
Заложница
   
1
 
Скалы возвышались прямо посреди неоглядной степи — казалось, какой-то сказочный великан, забавляясь, забросил их сюда. Едва завидев их, татары пришпорили измученных коней, надеясь укрыться там раньше, чем их настигнут преследователи.
Лицо старого казака, скакавшего рядом с Сергеем Васильевичем Тарловым, растянулось в широкой улыбке:
— Я же говорил вам вчера, капитан… Все идет так, как я предсказывал. Тут-то они нам и попадутся!
Тарлов согласно кивнул, хотя и не был еще окончательно уверен, что маневр удастся.
— Ну, будем надеяться, что Ваня со своими людьми уже там, иначе чертовы повстанцы укрепятся между скал, а мы останемся с носом. Еще чуть-чуть — и солнце сядет, тогда они уйдут.
— Пожалуй, у нас найдется кое-что, чтобы задержать их. Поглядите, вон и условный знак! — Казак показал на расщелину в скалах, где на мгновение показался человек и помахал им, сжимая что-то в руке.
Тарлов не мог разглядеть, что именно, но надеялся, что это треуголка его вахмистра. Он придержал горячего гнедого, которого называл Мошкой, и отдал казакам приказ рассыпаться цепью.
— И глядите, чтобы татары не прорвались! Мы загнали их в угол, как крыс, и они будут сопротивляться.
Взяв ружья на изготовку, казаки пошли на татар, оттесняя их к скалам.
Сергей Тарлов, капитан Его величества, наблюдал за действиями своих людей. Они наступали уверенно, и Сергей был доволен: если с ним будут такие люди, восстание скоро будет подавлено. Сейчас они преследовали последних мятежников, не пожелавших сложить оружие. Он надеялся, что покончит с этим отрядом еще до вечера.
А в это время Монгур-хан, предводитель татарского отряда, оглянувшись, увидел, что казаки начали отставать.
Растянув ряды, они, видимо, стремились взять татар в окружение. Хан улыбнулся — скалы были иссечены ущельями, и места там было достаточно, чтобы все его люди могли свободно укрыться. Тогда они выстоят и против вдвое большего отряда, а уж ночью точно уйдут от казаков. Он отдал приказ следовать за ним и направил лошадь к узкой расщелине между двумя скалами. Внезапно воздух разрезал решительный крик:
— Стоять! — Дюжина вооруженных людей поднялись из укрытия, они прицелились в хана и его людей.
Монгур так резко осадил лошадь, что она чуть не сбросила его, а скачущий следом Кицак, его шурин и приближенный, не успел остановиться. Кицак тотчас вырвал стрелу из колчана и прицелился, но на него сразу оказались направлены несколько ружей.
— Бросай оружие! — выкрикнул кто-то из русских. Кицак повторил эту фразу на своем языке, многие воины не знали русского.
Татары остановились, проклиная русских солдат. Казаки были надежно укрыты между скалами и оказались неуязвимыми. Время от времени кто-нибудь из татар пускал стрелу, целясь в остальных казаков, приближавшихся к окруженному отряду. Особенно пытались попасть в русского капитана, выделявшегося среди казаков, пестревших кафтанами и шароварами, высокой треуголкой и зеленой формой офицера царской армии.
Офицер куда больше, чем солдаты, олицетворял собой ненавистную власть русского царя.
Один из казаков показал на стрелу, которая шлепнулась в траву прямо перед Тарловым:
— Капитан, не отойти ли вам назад? Вы рискуете!
Тарлов покачал головой. Он хотел покончить с повстанцами, на этом самом месте, чтобы убраться наконец из проклятой Сибири. На Западе назревала война гораздо более грозная, чем какое-то восстание, — подумаешь, пара тысяч буйных вогулов, остяков и татар. С содроганием вспомнил он поражение русской армии под Нарвой семь лет назад  [1]. С тех пор Петру Алексеевичу удалось вернуть часть Ингерманландии  [2], захваченной шведами, но сражался он там против маленького рассеянного гарнизона. Основные силы шведов тогда действовали в Польше и Саксонии, обратив в бегство не столь сильное войско Августа. Но каждому было понятно, что шведский король хочет только одного: захватить Россию, свергнуть царя и силой постричь его в монахи.
Как бы Тарлову хотелось выступить вместе со своим полком, а не бороться здесь с этими дикими сибирскими племенами. Их планы были понятны: использовав войну на западных границах, освободиться от русского владычества. Долго раздумывать царю было некогда, шведы стояли у северо-западной границы. На восток был направлен Павел Николаевич Горовцев, один из лучших генералов, — именно он должен был призвать восставших к порядку, ему это почти удалось, но конца операции генерал не дождался. Из столицы были получены плохие известия, и Горовцев с большей частью подчиненных ему войск выступил на запад, предоставив завершать кампанию трем оставшимся ротам и местным казакам.
Стрела просвистела мимо головы Тарлова, и он решил завершить дело немедленно — иначе все его достижения развеются как дым. Он привстал на стременах и выстрелил в воздух, чтобы привлечь внимание татар.
— Вы в ловушке! Сдавайтесь, или вам не жить!
Наступила мучительная тишина, и он спросил себя: не будут ли татары столь безумны, что решат сражаться до последнего? И вообще — понимают ли они его, ведь эти дикие люди могут и не говорить по-русски? Тарлов уже собрался подозвать к себе кого-нибудь, кто мог перевести, но тут услышал вопрос:
— Поклянешься ли ты пощадить мой народ, если мы сложим оружие?
Этот вопрос не был неожиданностью. Отдельные отряды казаков, словно вихрь, налетали на селения инородцев и не щадя рубили всех, кто попадался им на пути.
До сих пор Тарлову удавалось держать людей в подчинении, вот и теперь он совершенно не хотел устраивать бойню.
— Если ты поклянешься в верности царю, заплатишь ясак  [3]и выдашь заложником своего старшего сына, я не трону твоих людей!
От слов русского офицера Монгур-хан пришел в замешательство. Его жены родили ему много дочерей, он и сам не мог сосчитать сколько, но только два сына было у него: старший, Бахадур, два года назад погиб во время распри между племенами, а младшему было только четыре года. Выдать ребенка врагу значило обречь его на верную смерть от дорожных тягот. А если сын и выживет — они превратят его в русского, заставят забыть Аллаха, научат становиться на колени перед попами в золотых одеждах и лизать им руку, как собака.
Монгур беспомощно повернулся к родичу:
— Дай совет, как мне быть!
Кицак еще раз поглядел на казаков, каждое мгновение их ружья могли разразиться градом смертоносных пуль. Он понял, что осталась единственная возможность спасти свою жизнь и жизнь соплеменников.
— Ты должен согласиться, Монгур. Аллах справедлив, он защитит Угура или подарит тебе другого сына.
— Аллах не помог нам победить в этой войне, разве он поможет нам теперь?! — яростно выкрикнул Монгур и сам испугался своих дерзких слов. В глубине души он знал, что Кицак прав: ему не оставалось ничего другого, как испить до дна чашу бедствий. Монгур покорно склонил голову.
— Мы сдаемся, казак! — тихо проговорил хан, с сожалением бросил на землю ружье, которое выменял у русского купца за связку собольих шкурок, и, подняв руки, медленно пошел к русскому офицеру.
Когда прочие татары последовали примеру предводителя, Тарлов облегченно выдохнул. От их отряда осталось едва ли восемьдесят человек, но они доставили ему и его людям больше проблем, чем все остальные мятежники, вместе взятые. И хотя казачий отряд превосходил их числом, преследовать татар пришлось несколько дней, да и загнать их в ловушку удалось с трудом.
Торжествуя, он вглядывался в посеревшие от разочарования лица мятежников. Многие из них были ранены, но в глазах горела нескрываемая ярость: русские победили хитростью, а это было унизительно.