Чужие облака (СИ)

 - Я занесу завтра фотографии? – спрашивает Кира.
 - Да-да, занесите, но это не срочно. Можете не завтра, а как-нибудь…, - отмахивается женщина.
 Кира натягивает шапку и выходит в коридор.
 На улице холодно, тучи затянули солнце и все стало серым. В душе теперь тоже прохладнее и темнее. Кто же знал что все так не просто? Вера Петровна расстроится, хотя ей можно пока ничего не говорить. Остается одно – ждать Заболоцкого. Мамонт был прав, Ники поможет договорится чтобы ее посмотрели. За все остальное она не переживает. Дайте ей только маленькую лазеечку, проползти ящеркой в этот дворец, ступени которого она готова целовать. Ей нужен только один шанс и она его получит! Киру голыми руками не возьмешь, она не из тех, кто сдается. Ей только нужно, чтобы ее увидели, а там она задаст пороху,  расстреляет всех как из пулеметов, своими ногами. Убьет напором и техникой. Кира бодрится, но в душу понемногу закрадывается сомнение. А вдруг она не так талантлива,  как воображает? И прыжок у нее не такой высокий? Конечно, для своей сцены она была хороша. Где родился там и сгодился. А сгодится ли она здесь?  Лауреаты конкурсов и премьеры других театров здесь счастливы в кордебалете постоять. Возьмут ее в кордебалет? В третий ряд у кулисы? А Мамонт предлагал ей репетировать Китри и еще заманивал парочкой предложений, от которых обычно в обморок падают. А она отказалась и решила стать большой рыбой в большой реке. Выскочила из своего маленького аквариума. Не задохнется ли она по пути к этой большой реке? А как жалко каждого потерянного дня! Она так рвется на сцену, в пучину этой сумасшедшей театральной жизни. Ощутить на сцене восторг всевластия над зрителями, упиваться  своим ликующим,полным бешеной энергии телом. Смотрите что я могу, смотрите. Дайте мне вашу энергию восхищения от того, что я могу. Она задыхается вне театра, как рыбка без воды. Как она хочет танцевать!
 В метро у всех серые, злобные лица. Напротив сидят две молодые женщины, которые брезгливо читают журналы с красотками на обложке. Трудно радоваться жизни, когда кто-то на обложке, а ты в метро. Она надеется, что она не похожа на них. Она никогда не станет такой серой, не умеющей радоваться каждой минуте. У нее впереди счастливая, яркая жизнь.
 В углу молодой человек, с интересом на нее поглядывает. Кира такие вещи замечает сразу. Крепкий, коренастый, руки как две мотыги. Удивительно, как нарядно он одет. Все, кажется,  совершенно новое, как на манекене, -думает Кира. Наверное только сегодня срезал бирки. Блестящие туфли из разноцветной кожи, роскошный желтый шарф, новенькие перчатки. Ему все это не идет, он слишком груб и топорен. А как бы хорошо все это выглядело на Глебе! Кира отворачивается, но в отражении окна напротив видит, что мужчина развернул газету. На самом деле никому она здесь не нужна, никому до нее нет дела. Дома у  нее была работа и люди, которые ее любили. Здесь она так одинока. До Муси не дозвониться, подруга никогда не берет телефон и  редко звонит сама.  Глеб по уши занят на работе, а Зигги и Тайке она звонить стесняется. Как жалко что Заболоцкий вернется только через две недели. Было бы здорово позвонить ему и сказать :
 - Кто не умеет поливать, тот не умеет танцевать!
 Это была известная поговорка в училище. Чтобы прибить пыль, перед классом они с Мусей наливали воду в  тяжелые лейки и поливали пол в зале. Пахло мокрым деревом, через перламутровую зелень огромных тополей в высокие окна било солнце. Оно наполняло зал таким светом и радостью, что хотелось подпрыгнуть и взлететь под потолок к вентиляторам. Заходила Эльмира Феликсовна и они все становились к станку. Во время занятий Кира чувствовала, как с затылка по позвоночнику течет пот. Полотенце после классики можно было выжимать. Краем глаза она замечала, что у Савиной не только мокрая шея, но и лицо. Эльмира Феликсовна стукнула ее кулаком в лоб. Пусть в сердцах, пусть легонько, но это было обидно.
 - Музыку слушай! Почему у тебя тело отдельно, а музыка отдельно? Плие каким местом жать нужно? ! – хореограф хлопала себя по бедрам. Больше всего доставалось вялой, отстраненной Мусе, которая на занятиях всегда сникала.
 - И пяткой! Мусина пяткой! Почему ты такая дура? - Она поворачивалась к концертмейстеру за роялем, -Я эту девицу никогда не выучу. Ну зачем она здесь? Она мне действует на нервы,  – и опять кричала на Мусю, - Отойди назад, я тебя тащить не буду. Не мешай заниматься другим, если сама дура. Сядь, плие, нога, плие, нога! У тебя плие нет, ты качаешься...Нет я ее выгоню! Иди на скамейку.
 Эльмира Феликсовна  могла обозвать дурой любую. У всех при этом были стоические лица. От обиды дрожали губы, но показать что ты расстроена нельзя, было бы еще хуже. Поправляя заколки на голове, Муся уходила на скамейку. Натянув старенькое болеро, она рассеянно наблюдала за остальными.  Широко зевала и мечтала о сигарете.
 В последний год в зале настелили линолеум и полы уже не поливали. Не так летели мягкие туфли. Не нужно было их часто штопать и латать. Они всегда ходили втроем. Кира, Муся и Ники Заболоцкий. Славный Ники, он был хорошим другом. Жалко что теперь они не могут встречаться вместе. Заболоцкий вычеркнул из жизни Мусю, а Муся Заболоцкого.
 Они всегда собирались у Ники в интернатской комнате. В открытые настежь окна медленно летели клочья тополиного пуха, в стекло звенел залетевший шмель, пахло травой и нагретой солнцем пылью. Шоколад таял и Кира облизывала пальцы, Муся давила прыщик, а Заболоцкий держал для нее пудреницу и не сводил влюбленных глаз с розочки на  перламутровой створке. Они играли в карты и болтали обо всем на свете. Кира училась курить и все кашляла, Муся красила глаза зелено-фиолетовым, а Ники декламировал Шекспира.
 - Могу тебя сравнить я с летним днем….
 Он был беден как церковная мышь, но кормил их галетами, бегал за пивом и мороженым. С ним было всегда интересно,  он постоянно что-то читал. Кира была тогда полной дурочкой и не догадывалась, чем занимались Ники и Муся когда оставались одни в комнате. Каждый день Муся накручивалась на термо-бигуди и после занятий носила на щиколотке серебряную цепочку с маленькой звездочкой. И это было шикарно. А Ники Заболоцкий, как бы талантлив он не был, приехал из маленького индустриального городка на юге. Отец его умер много лет назад и мать тащила троих детей. Жил он в интернате для иногородних студентов при училище. Носил всегда короткие, подстреленные брюки и застиранные рубашки. Он был бесконечно талантлив и невероятно трудоспособен. Ему прочили обширные, театральные горизонты. Жил он впроголодь, мать почти не присылала денег, у нее их просто не было. И он как-то умудрялся выживать на символическую стипендию. По воскресеньям  Муся и Кира зазывали его к себе домой на обеды. Он ходил редко, потому что стеснялся. С самого первого класса он был влюблен в Мусю. И на предпоследнем курсе, когда весной все неожиданно перевлюблялись и стали ходить парами, Заболоцкий  и Муся стали встречаться по- настоящему. Мусю, впрочем, это быстро утомило, с Ники ей было скучно. Через пару месяцев пылких встреч, она бросила его ради Рубика из Мединститута. Кроме белых зубов у Рубика была новенькая машина, которую ему на двадцатилетие подарил отец. Перед выпускными экзаменами  Муся вышла из училища с цепочкой на загорелой ноге и поправляя крученную челку, впорхнула в машину Рубика на глазах у всего курса.  А вечером у себя в комнате, испортив брючный ремень, повесился Заболоцкий. Но насмерть не успел, потому что темпераментный Костя Парашвили ворвался в комнату как раз тогда, когда Ники еще хрипел в ремне. Парашвили вообще не умел ходить медленно. В эту счастливую для Заболоцкого минуту, он бежал на свидание. Ему нужно было занять один презерватив, и поэтому он пинком распахнул дверь комнаты Ники. В следующую секунду, сотрясая басом весь интернат, он вынимал из петли друга. Заболоцкий отделался довольно легко, потому что Парашвили быстро бегал и умел громко кричать. Скандал замяли, фактически  Мусю не за что было выгонять. Ее просто возненавидели и стали травить. Сокурсники считали что она предала Ники. А преподаватели за то, что никуда не годная девица чуть не убила восходящую звезду. И позже в театре ей никогда этого не простили. Когда с позором ее выставили за танцы в ночном клубе, все громко торжествовали. Заболоцкий быстро физически оправился, с блеском сдал экзамены и танцевал с Кирой па де де из Дон Кихота на отчетно-выпускном концерте. Но на сердце у него остался странгуляционный, незаживающий рубец, он весь как-то эмоционально одеревенел после этого. Скорбь была спрятана глубоко и он не мог расслабиться, потому что тогда бы она полезла наружу и все увидели, как ему плохо. Муся тоже делала вид, что ничего не произошло.   Что же ей и не жить совсем? Быть привязанной к Заболоцкому навеки? После экзаменов, к великому горю Мамонта, Заболоцкий отверг все его  предложения и сразу же уехал в Москву. И вот теперь он солист, хорошо известен в балетных кругах и о нем пишут статьи в столичных журналах. Кира не завидует, все что у него есть, он заслужил талантом, потом и кровью. Жалко, что Муся и Ники не могут забыть прошлого  и снова быть друзьями. В последний раз, когда она написала ему письмо и как бы между прочим заметила, что Муся в Москве, он никак не прокомментировал и бодро писал  о том, как хорошо складывается его жизнь. В ней явно не было места для Муси.